«Ради режиссера вырядилась», – подумал Троянцев, недовольно наблюдая, как Дарья кокетливо улыбается Варламову и посылает ему многозначительные взгляды. В глазах Ивана Аркадьевича по-прежнему плясали чертики, а в движениях появилось что-то кошачье. Ни фига себе, обиделся Макс и плюхнулся за стол. Он рассчитывал, что Даша сядет рядом, но та уселась с Варламовым и мило вела с ним светский разговор, который активно поддерживал Гайворонский. На Макса весь вечер никто не обращал внимания. Никто, кроме Ивана Аркадьевича – режиссер изредка бросал на него короткие оценивающие взгляды.
Зачем, спрашивается, его попросили спуститься к столу? Он с таким же успехом мог отобедать у себя в комнате. Правда, не известно, удалось бы тогда или нет отведать ему уху по-марсельски, грибы с вином в сметане, жаркое из утки, луковый пирог, домашний паштет, грушевый торт и пирожные «Наполеон». Оказалось, что у любителя русских традиций Гайворонского повар – француз. Извращенец, думал Макс, с аппетитом уплетая изысканные блюда. Варламов с Артуром тоже наворачивали за обе щеки, а Дарья равнодушно ковыряла вилкой в тарелке. Макс наблюдал за ней и постоянно ловил себя на мысли, что сравнивает манеру принимать пищу своей так называемой невесты со Светкиной. Дочь Гайворонского почти не пользовалась ножом, вилку неуклюже держала в левой руке и таскала руками маслины из вазочки. Макс почему-то злился. Но в конце ужина Макс обожрался и перестал злиться, навалилась сытая благостность и безразличие ко всему. К счастью, Артур Георгиевич пригласил всех в гостиную, где можно было разместиться с большим комфортом.
– Дашенька, ваш отец говорил мне, что вы бесподобно играете на рояле. Уважьте старика, исполните нам что-нибудь, – попросил Варламов, вальяжно развалившись в кресле.
– В Англии я брала уроки у одного маэстро, но папа преувеличил мои заслуги, – улыбнулась Даша. – К тому же я очень давно не упражнялась.
– Дашкин, не ломайся, – настаивал Артур Георгиевич. – Выдай нам хоть какой-нибудь «Собачий вальс», а то рояль сто лет без дела стоит.
– Хорошо, я с удовольствием сыграю для вас.
«Самодеятельности мне только не хватало для полного счастья», – недовольно подумал Макс.
Дарья села за рояль, открыла крышку, посидела немного сосредоточенно, как заправская пианистка, и опустила тонкие пальцы на клавиши. Троянцев на мгновенье зажмурился, ожидая услышать дребезжание колокольчиков, но комната вдруг наполнилась звоном разбитого хрусталя, страстью и необузданностью. Она играла, отдавшись музыке безраздельно, и чуть заметно улыбалась. Макс смотрел на нее, не в силах отвести взгляд.
Дарья завершила музыкальную композицию и захлопнула крышку.
Варламов с Артуром громко зааплодировали. Даша поклонилась… покачнулась, схватилась за рояль. Глаза ее потухли, сквозь тон и румяна проступила бледность. Она отдала музыке всю свою энергию и сейчас с трудом держалась на ногах. Аплодисменты стихли, Гайворонский вскочил.
– Что такое, Даша? – обеспокоенно спросил он.
– Пап, все нормально, – бодро улыбнулась Дарья.
Артур Георгиевич сел, поглаживая лысину ладонью. Макс уже знал: так президент делает, когда волнуется.
Варламов поднялся со своего места.
– Спасибо за чудесный ужин, все было великолепно, но я с вашего позволения откланяюсь, поздно уже. Дашенька, благодарю за прекрасную игру. Максим, рад знакомству. Артур Георгиевич, значит, как договаривались, до завтра. Всего доброго! – Иван Аркадьевич пожал мужчинам руки и отвесил поклон даме.
– Я вас провожу, – сказала Даша и взяла Варламова под локоток.
– Ты бы тоже спать шел, с головой шутки плохи, – сказал Гайворонский Максу, рассеянно глядя перед собой.
– С головой у меня все нормально, – буркнул тот. – Я чувствую себя замечательно и хотел бы завтра приступить к работе. Сил больше никаких нет в кровати валяться.
– Хорошо, – не стал спорить бизнесмен. Ехидно добавил: – Поедем завтра вместе, зятек, – и удалился в свои апартаменты.
Макс остался один в гостиной. В камине догорающий огонь ласкал раскаленные угли, вспыхивая то ярче, то утихая. На Троянцева навалилась смертельная тоска. Что-то в нем сломалось сегодня, помимо воли он оказался втянут в чужую боль и трагедию. Но какого хрена, спрашивается, с каждой минутой его затягивает в чьи-то проблемы все глубже и глубже? Почему он чувствует себя кругом виноватым? Откуда такая тяжесть на сердце, словно его придавили гирей? Даша ему никто! Никто! Никто…
В свою комнату он вернулся уставшим и разбитым. Мысли путались. Завтра предстояла встреча со Светкой, которой он ждал семь долгих лет. Макс вдруг поймал себя на мысли, что никак не может вспомнить ее глаза, волосы, улыбку – лицо Светланы размылось, поблекло в памяти, растворилось в совсем другом образе – образе девушки, сошедшей со странички модных журналов 30-х годов прошлого века.
– Какого хрена! – взвыл Макс и положил на голову подушку, стукнув по кровати кулаком. Только с ним может такое случиться. Только он может влюбиться в девушку, которая скоро умрет. Идиот!
– Максим…
Кто-то осторожно тронул его за плечо. Троянцев сбросил подушку и резко поднялся. На его постели сидела Даша, глаза ее лихорадочно блестели.
– Максим, прости меня, пожалуйста. Я очень виновата. Я, как улитка, спрятала голову в ракушку. Я испугалась. Все из-за того, что я не умею принимать решения, всего боюсь, не знаю, как себя вести, что делать, как жить. Я все делаю неправильно. А теперь хочу все исправить. Завтра ты будешь свободен.
– Даша, о чем ты говоришь? Что ты исправишь? – Он взял ее за плечи и заглянул в глаза.
– Я решила честно рассказать следователю о произошедшем. Напишу заявление и сознаюсь, тогда все встанет на свои места. Папа от тебя отвяжется, и не надо будет на мне жениться. Я же знаю, что он вынудил тебя согласиться на брак со мной, а это неправильно. Так быть не должно. Папа позлится немножко на меня, а потом успокоится, объяснит всем в офисе, что наша с тобой свадьба – недоразумение. С тобой, слава богу, все в порядке. Меня не могут осудить, ничего мне не будет, а ты станешь свободным. – Даша счастливо улыбнулась.
– А об отце ты подумала, кукла избалованная? – заорал Макс, тряхнув Дарью за плечи. – Ты подумала, сколько проблем и головной боли у него будет, если ты напишешь свое заявление? Выбрось дурь из башки и делай то, что советует тебе отец.
– Ты просто трясешься за свое новое место, жалкий трус! – закричала Даша. – Ты трус! Да, трус! Любишь другую девушку, но готов продать свою жизнь за несколько целковых!
– Дура! – отшвырнул ее от себя Макс.
Даша скатилась с кровати на пол и зарыдала, закусив нижнюю губу. Троянцев рухнул перед ней на колени.
– Прости меня… Тебе больно? Ты ушиблась? Прости меня. Ради бога, прости… Да, я трус. Я жалкий трус, потому что… Потому что смертельно боюсь тебя потерять. Не вышвыривай меня из своей жизни.
Даша уткнулась ему в грудь, просунула руки под мышки, обняла.
– Ты не понимаешь, – взволнованно зашептала она, – все гораздо сложнее. Я хочу быть с тобой, но это невозможно. У меня был роман с художником, и я…
– Плевать мне на твоего художника!
Макс сорвал с шеи воротник и отшвырнул в сторону, взял ее лицо в ладони, осыпал поцелуями щеки, глаза, нос, лоб.
– У тебя голова не отвалится? – тая от поцелуев, сквозь слезы улыбнулась Даша и нежно провела тоненькими пальчиками по его волосам.
– Она уже давно отвалилась… когда я познакомился с тобой…
Глава 12. Ключи без замка
Частная клиника, где находился на лечении Гайворонский-старший, располагалась на окраине Москвы и мало походила на медицинское учреждение, скорее – на камерный санаторий для обеспеченных людей. В уютном дворике, огороженном аккуратным белокаменным забором, среди античных статуй, ухоженных дорожек и кустов, лавочек, с коваными спинками и стриженых туй вовсю цвела весна, распускаясь на причесанных сочных газонах бутонами бархатных тюльпанов, нарциссов и крокусов. За территорией следили безупречно.
Наслаждаясь буйством красок, созданных умелой рукой ландшафтного дизайнера, Зотова неторопливо прогулялась по главной аллее к небольшому белому особнячку, украшенному лепниной, вошла в стеклянные двери и – ощутила дискомфорт. Несмотря на внешний уют, теплые краски интерьера и море живых цветов, на душе повисла серым облаком тяжесть. В какой цвет ни окрашивай стены, больница она и есть больница, и пахнет в ней вовсе не фиалками, а грустным отчаяньем.
Улыбчивая медсестричка проводила Зотову к нужной палате. Из-за двери отчетливо слышались вскрикивания и бормотание, но сестра, словно глухая, не обращала на странные звуки внимания.
– Ему плохо? – спросила Елена Петровна.
– Георгий Сергеевич просто спит. Днем он почти всегда дремлет.
– Почему он стонет?
– Расстройство поведения во сне. Эти симптомы присущи почти трети больных с БП. Потеря нормальной мышечной атонии во время REM-фазы сна, что приводит к физическому переживанию больными собственных сновидений, часто очень живых и неприятных. Стараемся смягчать это состояние в меру наших сил, – деловито объяснила сестричка, выдав явно заученный текст из какого-то медицинского учебника.
«Студентка-отличница», – подумала Елена Петровна.
– Значит, у Гайворонского болезнь Паркинсона? – догадалась она.
– Я вам ничего не говорила! – испугалась сестричка.
– Конечно, нет. Я диагноз знала раньше, – успокоила ее Елена Петровна. – Скажите, Маша, а сын Георгия Сергеевича часто отца навещает?
– Каждые выходные, стабильно. Правда, в последние почему-то не был. Значит, на неделе обязательно заглянет. Артур Георгиевич очень заботливый сын.
– Заботливый сын, который сплавил отца в больницу на веки вечные, – не удержалась от колкости Зотова.
– Ну зачем же вы так? Артур Георгиевич вовсе не бросил отца, просто больному требуются серьезное комплексное лечение у невролога и мануального терапевта, массаж, ЛФК, иглотерапия, постоянная медикаментозная коррекция и наблюдение других специалистов. В домашних условиях такой уход обеспечить невероятно трудно, даже если нанять круглосуточных нянек и сиделок. Не осуждайте Артура Георгиевича, он делает все, что можно, для отца. Денег не жалеет, к персоналу хорошо относится, к праздникам всегда подарочки. Не то что некоторые: оплатят лечение и думают, мы рабыни… – Машенька поморщилась. – Мы тут с их стариками возимся, а они разговаривают с нами, как с быдлом, слова доброго не скажут, одни придирки. А знаете, как трудно с ними? Одна бабулька меня графином шарахнула! – Медсестра убрала челку со лба и продемонстрировала шрам.