Апельсиновые святые. Записки православного оптимиста — страница 15 из 32


Вот благовестники взялись описывать беседу Господа с богатым юношей, и только Матфей точно указывает на возраст собеседника Иисуса, дважды именуя его юношей (Мф. 19:20, 22), для Луки и Марка это или «некто из начальствующих» (Лк. 18:18), или совсем скромно и безымянно – «некто» (Мк. 10:17). Матфей говорит, что юноша подошел, и мы видим степенно ступающего богатого молодого человека, хорошо одетого, прилично воспитанного. Для Луки не важны мелкие детали – если общались, то как-то уж встретились – кто подошел первым, как сошлись, где столкнулись – значительна лишь беседа. А вот описание Марка обдает ветром – будто беседа началась в вихре, будто давно уже бежали друг к другу: Христос выходит в путь, некто подбегает, падает Ему прямо в ноги, бросается на колени – в пыль, в дорожную колею, и – вопрос – неожиданный и дерзновенный: «Учитель благий! Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» (Мк. 10:17). Много ли вы знаете юношей, озадаченных таким вопросом? Молодость пресыщена мечтой, избалована возможностями – куда ей пристроить этот стариковский вопрос, зачем ей вечная жизнь, когда земная еще не прожита и так прекрасна и приветлива? Если ты здоров и полон сил, зачем тебе думать о загробном будущем, дела-то сколько здесь, радостей, счастья, открытий? А этот думал, и, видно, крепко думал, если искал Учителя и, найдя, в почтении пал на колени, благоговея перед мудростью, доказанной не только словом, но и делом. Но Христос не говорит ему ничего нового: просто соблюдай заповеди – не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и матерь твою. И к этому у Матфея добавлено: «люби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 19:19), а Марк передал одну из самых редких заповедей – «не обижай» (Мк. 10:19). Убийц и сегодня немного, прелюбодеев – достаточно, тем более что слово это вбирает в себя все проявления нечистоты, и это грех – юношеский по преимуществу, грех молодости, игривой крови. Воруют все, или почти все, особенно в детстве, лжесвидетельствуем, клевещем, оскорбляем родителей – это случается, и нередко, а вот в «редкой» заповеди «не обижать» сознается каждый, вспомнив что-то, пряча глаза. И здесь юноша нас тоже сразил – не повинен! «Всё это сохранил я от юности моей; чего еще недостает мне?» (Мф. 19:20). Разве так бывает, чтобы юноша и к тому же – святой? Юность и святость – вещи несовместные. В этом нас убеждает жизненный опыт. Молодость – время «буйства глаз и половодья чувств», не многие способны себя сохранить и обуздать. Может, сказал молодой человек неправду, представил себя в лучшем свете? Христос не терпел лжи. Он ни в чем не обличил юношу. Наоборот, как пишет порывистый Марк, «взглянув на него, полюбил его» (Мк. 10:21).

Значит, на самом деле перед Господом стоял на коленях чистый и честный юноша, которому – не в чем было каяться! И будто видишь иконное изображение: перед Богом, как на Страшном суде, стоит молодой человек, не преступивший ни одной заповеди, но сердце не радуется нерастраченной праведности, оно ищет большего, а чего – понять не может. Ведь праведность должна успокаивать, разве не так? А он – волнуется, ищет, томится чем-то. И Бог, только Он и знает, чего же ищет душа, отчего тревожно сердце.

«Одного тебе недостает, – отвечает юноше Бог, глядя на него любящим взором, – пойди, всё, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мною, взяв крест» (Мк. 10:21). И юноша – праведный, приличный, богатый – смутился, опечалился и – отошел. Не стал он апостолом Христовым, учеником Бога не сделался. Ничем закончилась такая красивая и яркая встреча. И нам грустно, как грустно всякий раз, когда хороший человек никак не может распознать Бога в Том, Кто говорит с ним через Писание и Церковь. Никак не встретятся. Мытари и грешники бросают всё и идут за Богом. Блудницы и бесноватые за честь почитают служить Ему, только в Нем видя всю жизнь свою, и любовь, и смысл. Безглазые слепцы безошибочно опознают голос Создателя вселенной, малые дети и звери пустыни слушаются Его, рыбы глотают монеты, бросаются в сети по Его просьбе, деревья засыхают из послушания, мертвецы, не знающие покоя, выходят из гробов, чтобы говорит о Нем. А праведники отходят в печали. Вдруг оказалось, что им с Богом не по пути. Господь утешал скорбящих, исцелял израненные души, а вот праведный юноша ушел в смущении, утешения не получил, отошел в печали. Обидно. Ведь кому же еще идти за Христом, как не праведным юношам? Вся его жизнь, тщательное исполнение заповедей послушание родителям как будто специально готовили его к этому часу – следованию за Христом И не пошел. Упустил момент. А вместо него за Господом пошли совсем другие, публика малопочтенная – осиротевшие блудницы, кающиеся мытари, нищие рыбаки, пропахшие морем. Когда Матфей-мытарь, богатый и независимый, но справедливо ненавидимый за свою предательскую работу, услышал от Спасителя краткое «иди за Мной», – встал и пошел, бросив на дорогу все свои деньги без разговоров и богословских прений о заповедях, без обетования Царства и уточнения условий. Просто – встал и пошел за Христом, взяв свой крест скорбей апостольских, даже деньги не стал пристраивать, раздавать, делить. Без слов. Без вопросов. А юноша удалился в печали. Вернулся к своему богатству. И к своей пресной праведности.


Христос и богатый юноша. 1866. Худ. Федор Чумаков


А ведь это история о трусости, о страхе, который не дает сделать и шага. Мы пропитаны страхами, нас съедают опасения. Мы боимся. Некоторые люди даже в Бога не верят, потому что боятся Его, и всю свою силу убеждения бросают в бой, чтобы уверить себя, что нет Его, а значит, и бояться некого. А что же – легко расстаться с богатством? Если ты богат, у тебя есть имя, власть, влияние, тебя слушают, с тобой считаются, тебе прощают, ты можешь себе позволить любой каприз, даже стать праведным. И как от этого отказаться? Тот, кто никогда не пробовал богатства, легче переносит нищету и унижение, ему проще отвергнуться себя, ведь и отрекаться-то особенно не от чего.

Но мы боимся не столько утраты, сколько приобретения. В нас живет страх добра, лютый и неукротимый, нас угнетает угроза святости. Бывает, что и раскаявшийся грешник возвращается к греху не потому, что тянет и обольщает, – нет, уже и забылось всё, отцвело, опало, но – страшно быть святым, праведность пугает, собственная непривычная доброта. Порок – обратная сторона страха. Лень, уныние, депрессия живут за счет боязни. Мы ленимся или унываем, потому что боимся дела, к которому готовы, которое можем понести, но – страшно, боязно, пугает риск. Равнодушие, одиночество и тоска растут на корне страха. Пройти мимо, не заметить чужую боль – не от жестокого сердца, а от страха не суметь быть добрым, от испуга перед собственной добротой и сердечностью. Утонуть в глухом одиночестве – не от засилья подлецов или собственной черствости, а от боязни стать другом, полюбить или – еще страшнее – быть любимым, из опасения «оцарапаться», пораниться, без чего нельзя обойтись живому. Отдаться тоске и обессиливающему отчаянию, потому что страшно делать, даже попытаться приступить к делу, служению, миссии, к которым зовет душа, но голос страха громче и убедительнее.

Преподобный Антоний Великий в своих «Наставлениях» (1:7) говорит об этом сложном чувстве угрозы святости: «Не устрашайтесь, слыша о добродетели, и не чудитесь о имени сем. Ибо не далеко от нас, и не вне нас, а в нас самих есть дело сие; и оно удобно, если только захотим». Не об этом ли речь и у преподобного Серафима? Его спросили как-то, почему нынче нет тех подвижников, что были в древности? «Нет решимости», – отвечал старец. Комфорт нас избаловал, изнежил, расслабил. Жизнь наша предсказуема и удобна – спим в тепле, умываемся горячей водой, кушаем по расписанию и круглый год – фрукты. Но вокруг нас снуют поджигатели – именно так переводится имя старца Серафима – «поджигатель». Встретишь такого – сердце воспламенится тоской по Богу, по святости и чистоте и – прощай уют и мирные радости. Господь воспламенял сердца людские и словом, и взглядом. Хочется обезопасить себя от такого Бога – слишком опасен, слишком свят, «ищет не нашего, а нас». И все святые старцы – серафимы-поджигатели – утешат, очаруют, в душу заглянут – и пропал человек для общества и мирного строительства. Но ведь таковые за Господом шли по пыльным дорогам Палестины, такие горячие сердцем и несытой любовью к Богу проповедовали в столицах, с улыбкой шли на казнь, выходили бороться со львами. Неуютные, неугомонные, с горящими глазами и пылким сердцем – приличные люди боятся таких, и миланские дамы прятали своих непорочных дочерей не только от развратных юношей, но и от проповедей святого Амвросия. Знали наверняка, были случаи: услышит, сердцем взволнуется – в монастырь уйдет. Люди святые не были порядочными людьми, никто бы не назвал их и приличными. Беспокойный народ, тревожный, непредсказуемый. Просто не были они трусами. Страха не было в них, потому что «совершенная любовь изгоняет страх» (1 Ин. 4:18).

Человек в лодке

Какое оно, море, утром? Оно похоже на проснувшегося ребенка, ласкового, спокойного, с лучистыми глазами – в них отражается солнце. Утро на море – как утро первого дня земли: впереди много радости, много света, и волны целуют песок сестринским поцелуем.

Это случилось у моря солнечным утром. Народ теснился к Наставнику, чтобы услышать слово Божие. Христос увидел две лодки у берега. Рядом – рыболовы, хозяева лодок, вымывают сети. Господь попросил одного из рыбаков, Симона, пустить Его в лодку, чтобы, немного отплыв от берега, учить народ. Симон покорился, и мы знаем, чего стоила ему эта покорность: этот рыбак ловил рыбу всю ночь, он очень устал, а на берегу его ждала недоделанная работа – надо готовить сети – обычное дело, но весь этот труд был бесполезен и бесплоден – ничего ведь не поймано, нечего нести домой, нечем кормить семью. И в лодку к этому жутко уставшему и расстроенному человеку входит странствующий Учитель.

Христос выбрал Симона. Почему его лодку – неудачника, бедняка, – мы не знаем. Но ведь как откажешь Праведнику, и Симон с каменным терпением и простодушной почтительностью пригласил Наставника в свой безрыбный челн. И терпеливо ждал, как может ждать хороший воспитанный человек, проведший ночь без сна и улова. До его слуха долетали красивые и утешительные слова Проповедника – о правде, любви, доброте. И на минуту показалось, что Он говорит для него, для Симона. Эта речь согревала, как солнце, но, подобно солнцу, слишком ослепляла внимание и ум слишком уставшего и измотанного человека. И может быть, когда Христос закончил Свое наставление, у Симона вырвался вздох облегчения – наконец-то можно пойти отдохнуть, скрыться от этого южного слепящего солнца, от жаркой толпы, от этих бесчисленных лиц и глаз. Но Христос и не собирался его отпускать. Он попросил его отплыть на глубину и закинуть сети для лова. Петр пытался объяснить: ловили всю ночь, ничего не поймали, а в это время и вовсе ничего не будет – мне ли не знать? Но разве Ему можно что-то втолковать? И разве Ему откажешь? «По слову Твоему закину сеть».