авило железным обручем…
Когда Рамон вытащил ее, кашляющую и задыхающуюся, из воды, она просто остолбенела, услышав хлынувший на нее поток испанских ругательств.
— Рамон! — восторженно вскрикнула она, пытаясь повернуться в его руках.
— Успокойтесь, дурочка! Вы что, хотите утопить нас обоих? — резко прикрикнул на нее он, с усилием гребя к берегу.
Вытащив ее из воды и убедившись, что с ней все в порядке, он почти, что бросил Анну-Лизу на песок у своих ног.
— Глупая девчонка! — взревел Рамон. — Что, черт возьми, вы там делали?
Его голос был безжалостным, и, когда она решила рискнуть и взглянуть на него, каждый напряженный мускул на его лице выдавал всю глубину охвативших его эмоций. И, что оказалось еще хуже, Рамой был одет к обеду. Перед тем, как нырнуть за ней в воду, он сбросил лишь ботинки. Черные брюки и черная шелковая рубашка облегали его тело, как вторая кожа. Костюм погиб безвозвратно.
— Простите, — выдохнула Анна-Лиза, — я просто плохо знаю…
— Что вы плохо знаете? — резко оборвал ее он. — Как тонут люди?
Когда она начала бормотать какие-то извинения, Рамон присел на корточки рядом с ней, взял за плечи и слегка потряс, чтобы привести ее в чувство.
— Ну, ну, будет, — произнес он. — Взяв Анну-Лизу за подбородок, он заставил ее посмотреть на него. — Больше никакого плавания в темноте, comprende[8]?
— Хорошо, хорошо. — Он был так близко… слишком близко. Она напряглась, готовая оттолкнуть его, а потом вдруг расслабилась. Он ведь только что спас ей жизнь…
— Море не признает победителей, Анна-Лиза, — сурово сказал ей он. — В прошлый раз, когда вы тоже поступили глупо, я предупреждал вас. Теперь говорю вам это еще раз. Никогда больше не плавайте в море одна.
Убедившись в том, что ее раскаяние было искренним, Рамон встал и сдернул с себя рубашку.
Как ни была утомлена Анна-Лиза, но все ее чувства обострились, когда она увидела его широкие плечи, сильные, красивые руки и упругие мускулы его загорелой груди. Когда он взялся за пряжку ремня и начал стягивать с себя мокрые брюки, она инстинктивно отвернулась, скрестив на груди руки и поджав под себя ноги.
— Все в порядке, можете теперь повернуться, — сказал он.
Она должна была знать, что ему нельзя доверять! Она уже видела его до этого в плавках, но они были предназначены для купания. А обтягивающие черные шелковые трусы для этого совсем не подходили. Она закрыла глаза.
— Кажется, это маленькое приключение лишило вас дара речи, — язвительно заметил Рамон. — Я думаю, вам лучше пройти со мной… высохнуть и согреться, пока вы не заболели. Вон за теми скалами пришвартована моя яхта. Вы сможете принять там горячий душ и надеть сухие вещи.
Анна-Лиза слегка улыбнулась.
— Я думаю, мне лучше пойти домой, — решительно произнесла она.
— В вашем нынешнем положении этот вариант не рассматривается, — твердо возразил ей Рамон.
— Нет, на самом деле. Я думаю, так будет лучше.
— А я думаю, что будет лучше, если вы отправитесь со мной, — решительно заявил он, — у меня на борту есть много махровых халатов.
— Нет, простите, но…
— Вы обязательно пойдете. — Решив, что уже привел достаточно много аргументов, Рамон помог ей подняться. — Вы оказались весьма беспокойной соседкой, Анна-Лиза Уилсон.
— И весьма дорогостоящей, — сказала она и нервно рассмеялась, почувствовав, как тепло, исходящее от его тела, проникает в нее.
— Вы ели сегодня что-нибудь?
— Нет… — нерешительно призналась она.
— Ну, тогда мы решим и эту проблему.
— О нет, я…
— Возражения не принимаются.
Она уже по опыту знала, что будет лучше согласиться, по крайней мере, на предложение ужина и сухой одежды. Она взглянула на него сквозь слипшиеся от морской воды ресницы.
— Вы спасли мне жизнь. Как я могу…
Он резко оборвал ее похвалу:
— Самой лучшей благодарностью для меня будет, если вы пообещаете, что никогда больше не будете рисковать так, как сегодня.
— Я никогда до этого не плавала так поздно, — произнесла она.
— Да вы могли погибнуть! Madre de Dios![9] — воскликнул Рамон, испугав ее своей горячностью.
— Извините, я не могу понять…
— Я тоже не могу понять, — вспыльчиво прервал ее он, — как Анна-Лиза Уилсон, о которой я столько слышал в поселке, могла совершить нечто подобное!
Значит, о ней говорили в поселке, и, что хуже всего, Рамону было известно об этих сплетнях.
— Что вы слышали обо мне? — спросила она, нетерпеливо ожидая ответа. Ее навыки садовода не выдержали бы строгой критики.
— Самостоятельность сеньориты Уилсон, ее сообразительность, ее здравый смысл… Здравый смысл?! — взорвался он.
Прошло несколько мгновений, прежде чем она поняла, что он дразнит ее. Вдруг он схватил ее за руку:
— Вы ведете себя таким сумасшедшим образом только из-за меня?
— Не будьте смешны! — запротестовала Анна-Лиза, пытаясь не замечать, что они оба практически обнажены.
На некоторое время между ними повисла тишина, а потом он отпустил ее.
— Вы вся дрожите. Совсем не удивительно, после того, что вы пережили. Нам лучше пойти.
Оказавшись вновь в своей постели, Анна-Лиза села, обхватив руками колени. Помадкин лежал у ее ног, и она слышала, как кошки бродят за дверью.
Никто не мог ожидать, что ее столь драматическое спасение закончится именно так…
После того, что произошло, она была очень подавлена, и он тоже… Она нахмурилась, подыскивая правильные слова. Весьма рассудительно? Нет, слово «рассудительно» сюда не подходило.
Ей теперь придется решать еще одну проблему, не говоря уже о новом предмете одежды. На этот раз речь шла о банном халате, прибавившемся к ее коллекции трофеев, добытых в семье Крианца Перес. Но чем чаще она видела Рамона, тем больше…
Неожиданно раздавшийся звонок телефона прервал ее мысли. Она услышала голос, и у нее перехватило дыхание.
— Я звоню, чтобы убедиться, что с вами все в порядке.
Это была абсолютно банальная фраза. Однако в его голосе чувствовались не только забота, но также теплота и сочувствие.
— Я действительно сожалею о том, что произошло сегодня ночью, — честно призналась она, пытаясь направить разговор в безопасное русло. — Спасибо вам за все, что вы для меня сделали, и за то, что позвонили.
— Никогда больше не поступайте со мной так, — произнес он почти что шепотом.
— Мне жаль вашу одежду… — услышала она свой собственный ответ.
— К черту одежду. Вы…
— Настоящая головная боль для вас. Я знаю, — неловко попыталась пошутить она, чтобы отвести разговор от опасной темы.
— Вовсе нет, я просто собирался сказать, что вы уникальны, — поправил ее Рамон.
Анна-Лиза приказала себе ни в коем случае не придавать этой фразе какого-то особого значения. Ведь каждый человек, в конце концов, уникален, в этом нет ничего удивительного.
— Я собираюсь пригласить вас поужинать со мной завтра вечером, — произнес Рамон.
— А если я откажусь?
— Не отказывайтесь.
Эта фраза привела ее в трепет. Но, вспомнив о Маргарите, она поспешила добавить:
— Только учтите, что мой вечер начинается довольно рано.
— Вот и отлично, я уверен, что смогу согласовать это с моими планами.
— Буду ждать с нетерпением.
— Я тоже, — тихо произнес Рамон. — Спокойной ночи, Анна-Лиза… Приятных вам снов.
— Спокойной ночи, Рамон, — прошептала она и задумалась, все еще прижимая к себе трубку, в которой давно уже раздавались короткие гудки.
Глава четвертая
Анна-Лиза проснулась, словно от толчка. И только когда раздалось второе по счету пронзительное кукареканье, она поняла, что так резко пробудило ее после неспокойной ночи.
— Чертова птица! — простонала она, взглянув на часы. Еще не было и пяти. Но важный куриный воевода с каждым утром просыпался все раньше, — что было явным признаком приближающейся весны. Даже плотно накрыв голову подушкой, она все равно продолжала слышать его пронзительные крики.
Смирившись и отбросив подушку, Анна-Лиза зевнула, потянулась и глубоко вздохнула, подумав о предстоящем вечере с Рамоном. В этот раз она не подкачает. Никакого шампанского, никаких сомнительных нарядов и, конечно же, никаких ночных заплывов.
Покормив животных и прибравшись в доме, она решила посетить новый косметический салон, совсем недавно открывшийся в Маоне, и купить себе что-нибудь из одежды. Это было недешево, но она специально отложила деньги, чтобы подбодрить себя в сложный момент, потратив их на наряды. И после того, что случилось прошлой ночью, это было, как нельзя кстати! Кроме того, она хотела выглядеть на все сто, чтобы сразить Рамона наповал.
Анна-Лиза вышла из дома. Яркое солнце уже играло красноватыми бликами на терракотовых булыжниках, которыми был вымощен двор. Когда она только приехала, ее удивляло, как быстро утренняя заря на Менорке прогоняла душную ночь. Здесь не было никаких томительных серых сумерек, к которым она так привыкла в своей туманной Англии. Утро наступало очень рано и быстро. И это ей нравилось гораздо больше.
— Из тебя выйдет отличный суп, — поддразнила она петушка, бросив ему на землю горсть зернышек. Но он прекрасно знал ее и только чуть громче кукарекнул, присоединяя свой голос к соседскому хору.
Отвлеченная, более сладкоголосым пением птичек, поселившихся в ее апельсиновых садах, Анна-Лиза перешла двор и направилась туда, откуда открывался наилучший вид всего ее владения. Она никак не могла привыкнуть к мысли, что вся простирающаяся до горизонта долина и даже окутанные туманом холмы принадлежат ей.
Опустив на землю корзину с кормом, она вскарабкалась на нижние слеги деревянных ворот, отделявших двор от земельных угодий, и подперла руками голову. Ранние зеленые листочки только-только начали показываться на извилистых черных ветках апельсиновых деревьев, а легкий ветерок, повеявший с полей, доносил до нее нежные ароматы тимьяна и дикого мирта, уничтожавшие последние страстные мускусные запахи средиземноморской ночи.