цины появилась болячка, и тут же возникла мысль о ничем не обоснованной связи. Забавно, что Скиннер использовал для своих экспериментов голубей, ведь голубь – один из самых распространенных символов христианства.
Когда я узнал, что произошло в НИИВТНЭ, то понял, что человечество нужно срочно спасать. Мне нужно было уговорить общественность привиться, пока еще не слишком поздно, пока улицы не заполонили трупы. Но в вакцину никто не поверит и принимать ее никто не будет. Доверие к старой науке начало угасать с реформой образования, когда в класс впустили попов в рясах, теологов, креационистов и еще черт знает кого, когда стали выращивать поколения невежд, не способных к мышлению, поколения, для которых истина – то, что чья-то бабка сказала, а не то, что логично, обосновано и доказано кропотливым научным трудом.
Зато нынче все охотно поверят в магию. Отнесутся к ней плохо, но поверят. И тут появляешься ты. Убедить тебя в том, что ты колдун, было несложно. Охранникам мой друг подсунул галлюциногенное средство в бутылке коньяка, которую передала твоя жена. Естественно, бутылку конфисковали и распили, как я и ожидал. Дадут ли заключенным выпить, когда у начальника тюрьмы на лице написано: алкоголик со стажем? Неудивительно, что он решил, что ты демон какой-то. Я уж не знаю, что он там вообразил. А те, кто не пил, поверили своему одураченному начальнику. И прессе. Ну и я неплохо сыграл. А дальше пошла цепная реакция – все поверили в твою силу, и это сделало тебя всесильным в нашей стране и даже за ее пределами.
Вот она, практика, которая – критерий истины. Все готовы были слушать тебя, делать то, что ты скажешь, из страха за свою жизнь и жизнь родных. Как многие боятся Бога, хотя никто его не видел, так и тебя боялись, хотя никаких реальных доказательств того, что у тебя есть какая-то магическая сила, не было. Верую, ибо показалось!
Но даже в камеру мою ты попал не случайно. Я, как узнал про тебя в новостях, попросил друзей дать пару взяток стражам порядка. Ведь им все равно было, куда и к кому тебя сажать. Так начался проект, который я назвал «Апофения», и мне тогда казалось, что он обречен на успех. И все было хорошо. Я мог руководить тобой, чтобы вместе мы сделали правильную вещь. Мы могли многое сделать, Макс, но теперь все кажется бессмысленным, не находишь?
Так что знай правду. Ты – простой человек. Военным ты не поможешь, разве что поднимешь боевой дух солдат. Впрочем, это было бы не так уж и мало при иных обстоятельствах. Мы могли спасти человечество, но у нас не вышло. Вакцина не работает, а новой нет, и нет ученых, которые могли бы ее сделать. Скоро оспа пройдется по всему миру, оставляя на своем пути миллионы трупов. Зато мы развязали войну. Самое время!
И сейчас мне очень стыдно. Я чувствую ответственность за каждого человека, который погибнет, – от оспы или влетевшего в окно дома пушечного ядра. Я не справился со своей задачей. Единственный человек, кто был в курсе происходящего, – твоя жена, она не поверила в твое колдовство, и я был вынужден ей все рассказать тогда на веранде. Помнишь? Я рассказал ей правду. И она все поняла. И про вирусы. И про вакцину. И почему так важно держать тебя в неведении: я создал новую религию, мне нужен был пророк, который искренне верит в свое предназначение. Почему единственный человек, который все понял, – блондинка, не ходившая в школу? Скажи мне, Макс, а? Почему другие – не такие, как она?
– А как объяснить падение прокурора, о котором упоминали в новостях? – наконец тихо спросил Макс.
– Он споткнулся! Случайно! Ты вообще меня слушаешь?
– Получается, ты все это время врал мне?
– Врал? Да, врал! Как ты думаешь, кто до сих пор держал мир целым и невредимым? Пока у власти стояли люди хоть с какими-то мозгами, люди, понимавшие, в какую иррациональную чушь верит большинство населения, человечество могло как-то существовать. Да, эти люди могли распространять суеверия, религию в своих политических, корыстных интересах, но не более того! Гадалок не назначали судебными экспертами, в клиниках лечили нормальными лекарствами, а в школах углубленно изучали биологию и математику, а не богословие и астрологию. Кто-то прекрасно понимал, нутром чуял, что иначе мы неизбежно вернемся в каменный век. Но теперь остались лишь следы от прежней культуры. Нас осталось мало – тех, кто в состоянии различить вымыслы и доказанные факты. Мой так называемый орден, о котором я тебе говорил, – нас десяток человек, смешно сказать. Что мы можем сделать? Мы легли спать в мире технологического прогресса, а проснулись среди бесноватых параноиков, верящих в любую нелепость, про которую напишут в газете. Параноиков, рехнувшихся на абсолютизации морали, искаженной нравственности и страхе перед невидимым дядькой на небесах. Раньше никого не сажали за убийство утки, которая, скорее всего, просто улетела, не выдержав тупости окружающих людей! Уж я-то точно никаких уток не убивал.
Макс уже давно перестал слушать. «Так значит, и Мэри меня обманывала? Как она могла? – Парню казалось, что его мозг не выдержит обрушившейся на него информации. – Чему теперь вообще можно верить?» Наконец Макс посмотрел в сторону входной двери.
– Мэри, – окликнул он жену. – Я ухожу. Отправляюсь жить в пещеру.
– Я не верю, что он просто взял и ушел! – Мэри смотрела на Эндрю влажными от слез глазами. – Я помню, как ты мне подробно объяснил, почему он не должен знать правду! Ты предвидел такую реакцию! Почему ты передумал? Зачем рассказал ему?
Эндрю молча смотрел на нее. «Нет, такого я не ожидал, – крутилось у него в мыслях. – Он так ничего и не понял! Все мои слова пролетели мимо его ушей!»
– Как он мог взять и все бросить? Хлопнуть дверью! Сейчас он так нужен людям! Пусть они глупые, но они же верят в него!
Верят, что он поможет! Да и куда он теперь пойдет?
– Отчасти я его понимаю, – ответил Эндрю. – Уже в который раз все, во что он верил, оказалось сказкой. Он запутался и не знает, где правда, а где ложь, где реальность, а где вымысел. На него столько всего обрушилось, вот он и не выдержал.
– Так ты же его еще больше запутал! Из всего, что ты говорил, он, наверное, только и понял, что ничего не понял!
– Похоже, я дал слабину, выпустил свои эмоции на волю. Я просто должен был перед кем-то высказаться.
– Так поговорил бы со мной!
«И почему эта мысль не пришла мне в голову? – задумался Эндрю, отводя взгляд от собеседницы. – Похоже, я, сам того не зная, страдаю от глупых стереотипов. А я-то думал, что я лучше…»
– Ты права. И что мне теперь делать? – спросил Эндрю после короткой паузы.
– Не сдаваться! Можно же еще что-то сделать! Война теперь прекратится? Если Макс ушел…
– Мы можем сообщить прессе, что Макс вознесся на небо каким-нибудь сгустком чистой энергии, пожертвовал собой, чтобы спасти нас от проклятья, которое на самом деле наслал не он, а его темный двойник – доппельгангер. Люди любят такие истории. Найдем пару свидетелей, которые красиво всё опишут. И искать Макса не будут. А если встретят, то подумают, что он воскрес. В наше время и не в такое поверят, главное – правильно подать. Но что касается войны… Хотелось бы ошибаться, но сдается мне, что колдовство Макса было лишь предлогом. Мы можем обмануть страны Шариатского Альянса, сказать, что выполнили их требование избавиться от колдуна… Попробовать стоит, но надежды мало. Уж очень хочет Хаим распространить законы шариата по всему миру… Да и наше правительство не лучше, им же нужно хоть как-то оправдать наши проблемы. Ну и эпидемия оспы. Эпидемию это никак не остановит. Одной надежды на исцеление недостаточно.
– Но можно же сделать новую вакцину?
– Потребуется много времени и средств.
– Но мы можем попробовать?
– У нас есть старые лаборатории и учебники, сохранившиеся еще со времен полетов на Луну и гражданских сверхзвуковых самолетов. Есть мой орден… Нас мало, но…
– Так надежда есть?
– Мы сделаем все, что в наших силах.
– Я тоже хочу помочь! Я не могу оставаться в стороне!
– Знаешь что? Присоединяйся к нам.
– Правда? Можно? – обрадовалась Мэри.
– Считай, что ты принята в команду. Татуировку хочешь? Тебе пойдет.
Мэри и Эндрю замолчали и взглянули в окно. Они смотрели, как в лучах солнца сверкали чистые реки и голубые озера. А за ними виднелись густые леса. Скоро сюда доберутся огни войны, и всё изменится. Возможно, не станет людей. Не станет тех, кто способен насладиться этой красотой. Единственной настоящей магией.
Эпилог
Незадолго до священной войны.
– Мы доставили в столичную больницу контейнеры с препаратом, подготовленным Ковалем, и можем начать распространение. Но у меня есть одно опасение, – главный уполномоченный по гомеопатии и целительству посмотрел на министра обороны.
– Говорите. Вы же главный эксперт по таким вопросам.
– Мы посмотрели, какие симптомы вызывает предоставленное средство. В месте укола возникает покраснение – след, отдаленно похожий на следы, которые оставляет на теле само проклятье. По всей видимости, это средство удовлетворяет основному принципу гомеопатии о лечении подобного подобным.
– Это же хорошо?
– Конечно! Это обнадеживает. Но это проклятье очень сильное. Может оказаться, что у препарата не хватит потенциала. Но у нас есть научно доказанный способ, позволяющий усилить действие любого гомеопатического средства. Я посовещался с коллегами, и мы решили, что это должно помочь.
– Что потребуется?
– Я думаю, что хватит тридцати последовательных разбавлений предоставленного средства один к ста по гомеопатической методике Ганемана. Это стандарт в нашей медицинской практике.
– Сделайте двести разбавлений. Хуже ведь не будет?
– Точно не навредит.
Благодарности
Автор выражает огромную благодарность Екатерине Шутовой, Надежде Викторовой, Юлии Сергиенко, Надежде Панчиной, Александре Сидоровой, Ксении Щербаковой, Галине Карповой и Елене Тищенко за неоценимую помощь в редактировании текста; Юрию Панчину, Александру Тужикову, Юлии Кавериной, Евгении Дуевой, Игорю Самоходскому и Анжелике Мещеряковой за ценные идеи и замечания; Марине Воловиковой за экспертную консультацию по астрологии; Андрею Салынскому и Светлане Чигиревой за вдохновение, которое помогло в создании образов некоторых персонажей; Екатерине Мироновой, беседы с которой подтолкнули автора к написанию этой новеллы.