Иными словами, сочетание финансовых проблем России и военных традиций СССР делало спасение подводников при такой катастрофе практически невозможным.
Но несколько дней люди все-таки надеялись, что эта страшная история обязательно должна закончиться счастливо. Многим казалось, что страна уже стала другой. Многие поверили в государство, в то, что при молодом президенте главным становится действие, и действие результативное – как с Чечней, как с губернаторами, как с вызволением летчиков из индийского плена, наконец.
Тем болезненнее оказался возврат к старому – к государству, не способному спасти своих граждан. И неспособному именно там, где Россия с ее самым мощным подводным флотом вроде бы по-прежнему должна быть на первом месте. Хотя на самом деле никакого возврата к старому не было – просто потому, что не было нового.
Трагедия «Курска» стала лакмусовой бумажкой. Она нанесла психологический удар не только по гражданам, но и по самому государству. Именно оно и стало тем врагом, на которого в общественном сознании была возложена вина за гибель людей на «Курске». И винить людей в этом сложно, особенно после таких, например, заявлений, как откровения тогдашнего директора Росвоенцентра при правительстве России Юрия Квятковского: «Нам нельзя терять корабль, – подчеркнул вице-адмирал в интервью ИТАР-ТАСС. – Это понимает экипаж «Курска» и поэтому не покидает подлодку».
Еще через неделю удалось относительно точно установить три факта.
Первое. Точно произошли два взрыва с перерывом в две с небольшим минуты – их зафиксировали норвежские сейсмологи. Причем второй взрыв был гораздо мощнее. Не исключается, что был и третий взрыв.
Второе. У «Курска» была сильно повреждена носовая часть и частично – рубка. Причем пробоины в носовой части носили странный характер: клочья обшивки были загнуты как внутрь, так и наружу. На всем корпусе лодки имелись трещины. По некоторым сведениям, лодка вообще разошлась по сварным швам.
Третье. Неподалеку от того места, где находится «Курск», якобы были обнаружены фрагменты другой лодки, а также сигнальный буй. Кроме того, разные источники утверждали, что в ходе поисковых работ по обнаружению затонувшего «Курска» была обнаружена иностранная подлодка, которая затем скрылась, однако эта информация официально никогда не подтверждалась.
Тем не менее этих фактов хватило для пяти версий произошедшего.
Основной версией считалось столкновение с крупным надводным или подводным объектом. Уже в понедельник, 14 августа, ее озвучил главком ВМФ Владимир Куроедов. Столкнуться «Курск» мог либо с крупным российским надводным судном, либо с иностранной подлодкой. Однако представители Мурманского морского пароходства официально заявили, что все суда были заранее оповещены об учениях, поэтому в районе катастрофы никого не было, а ледоколы – именно судно ледокольного типа подозревали в первую очередь – так и вовсе до сих пор остаются в Карском море, где обеспечивают северный завоз.
Оставалась иностранная подводная лодка (российских в том районе вообще не было). «Нашу подводную лодку просто затоптали», – поспешил заявить бывший командующий Черноморским флотом Эдуард Балтии. По его словам, «Курск» всплывал на перископную глубину, в то время как иностранная субмарина уже шла под перископом. Акустическое оборудование океанских подводных лодок в условиях мелководья зачастую неэффективно, и на «Курске» не услышали или неправильно идентифицировали находящуюся сверху субмарину. Произошло столкновение. Иностранную подлодку выбросило на поверхность. Поэтому она смогла продуть балластные цистерны, выровнять крен и малым ходом в подводном положении направилась на свою базу. На «Курск» же, помимо первого мощного удара, обрушились многотонные удары винтов иностранного корабля. Лодка в результате столкновения резко ушла на глубину, после чего от удара о грунт (или сразу же после столкновения с иностранной субмариной) взорвался боезапас.
Взрыв внутри «Курска» – еще одна версия, появившаяся одной из первых. О ней говорили и официальные лица, но как-то вскользь. Гораздо охотнее о взрыве на самой лодке как главной причине трагедии на подводной лодке рассуждали отставные военные и гражданские эксперты. Вице-адмирал Владимир Бескоровайный говорил: «По всей видимости, неисправности торпеды вызвали взрыв ее двигателя. В результате была выбита задняя крышка торпедного аппарата. Первый отсек моментально оказался разгерметизированным, и туда под давлением в две атмосферы хлынула вода. Учитывая большую скорость поступления воды и огромный объем отсека, лодка начала быстро накреняться на нос. В это время под килем было всего 80 м, и лодка со скоростью врезалась в грунт.
В результате сдетонировало огромное количество боезапаса, размещенного на лодке. Сила взрыва была такова, что привела к полному разрушению первого и второго отсеков, деформации корпуса, разрушению поперечных переборок, заклинке люков, срыву с фундаментов турбогенераторов, что в итоге повлекло полное затопление лодки».
Третья версия – ее назвал Илья Клебанов 15 августа, на второй день спасательной операции, – заключалась в том, что подводная лодка затонула в результате взрыва мины времен Второй мировой войны.
«Чушь!» – заявил на это начальник службы МЧС по проведению поисково-спасательных работ в акваториях контрадмирал Илья Козлов. Действительно, нанести такие повреждения прочному корпусу лодки (а это 10–20 см сверхпрочной стали) плавучая мина времен Великой Отечественной войны просто не могла. Что же касается гораздо более мощных донных мин, которые взрываются, когда в непосредственной близости от них проходит корабль, то этот вариант отпадает, поскольку подводная лодка находилась на перископной глубине.
Вскоре со ссылкой на анонимные военные источники появилось предположение о том, что в «Курск» по ошибке попали российской противолодочной торпедой или ракетой. Но выглядело это уже совсем фантастически – учебные стрельбы в море проводятся без использования боевых зарядов.
И, наконец, последняя версия причины катастрофы. Ее на условиях анонимности преподнес один из военных моряков. По его словам, командиру «Курска», капитану второго ранга Геннадию Лячину, для того, чтобы успешно продолжить свою карьеру, необходимо было произвести благоприятное впечатление на присутствовавших на подлодке представителей штаба Северного флота. И Лячин решился на рискованный маневр, который подводники называют «прыжок касатки», – лодка на большой скорости производит всплытие и как бы выпрыгивает из воды. А поскольку глубина была небольшой, нырнув обратно, «Курск» столкнулся с грунтом. Но эксперты дружно назвали эту версию бредом.
Точные ответы должен был дать осмотр поднятой со дна осенью 2001 года лодки. И 23 октября следственные бригады Генеральной и Главной военной прокуратур России начали осмотр «Курска». Спустя несколько дней Владимир Устинов показал по ТВ страшные кадры разрушений носовой части лодки.
Месяц группа из 40 следователей, приехавших в Росляково из Москвы, Санкт-Петербурга, Архангельска, Воркуты, Петрозаводска, Вологды, Североморска и Северодвинска, расчищала завалы в отсеках «Курска», искала тела погибших, тщательно фиксировала с помощью фото– и видеоаппаратуры положение и состояние каждого предмета на каждом боевом посту.
Как признался подполковник юстиции Олег Гончаров, первое впечатление от девятого отсека – именно там находились тела погибших, которые нужно было извлечь в первую очередь, – было просто кошмарным: «На лице – маска индивидуального дыхательного аппарата, на теле – защитный комбинезон. Движения скованны, дыхание тоже. Сбился с ритма – начинаешь задыхаться. В девятом – кромешная темнота, вода с грязью и маслом. Воды много – где по колено, где по пояс. Палуба идет под уклон в сторону кормы. Посветил фонарем – вокруг какие-то бумаги, тряпки плавают. В воде и на стойках аппаратуры – с десяток использованных дыхательных аппаратов и несколько спасательных гидрокостюмов: ребята боролись за жизнь. Отсек очень тесный, но пять тел можно разглядеть сразу. Ближайший ко мне подводник плавал лицом вниз в дыхательной маске. Другой… Он сидел на ящике, прислонившись спиной к стойке с аппаратурой, как будто спал. Его ноги оказались под трубой, она не давала ему всплыть. Все это казалось неправдоподобным, напоминало картину из какого-то мистического триллера».
Извлечение тел погибших стало сложнейшей из задач первого этапа работ на «Курске». В одном из отсеков, к примеру, следователи нашли моряка, застрявшего в люке между первой и второй палубами. Похоже, он поднимался, когда на лодке прогремел второй взрыв, потому и остался в люке. Его попытались вытащить на первую палубу, но выяснилось, что нога погибшего застряла под люком между скобами вертикального трапа. Подступы к люку были затруднены, а спуститься на нижнюю палубу следователи не могли: она в то время была затоплена. Группе, работавшей в отсеке, понадобилось более пяти часов, чтобы достать погибшего из лодки.
В «Курске» криминалистов и медиков на каждом шагу подстерегала опасность: взрывчатые вещества, неизрасходованные запасы регенерации, которые даже при кратковременном соприкосновении с маслом могут взорваться, завалы, готовые в любой момент обрушиться на голову, и ядовитые испарения в отсеках. Следователи рассказывали, что чувство времени внутри лодки здорово притуплялось.
Поэтому всем, кто там работал, приходилось присматривать друг за другом, следить за аварийными лампочками на дыхательных масках – они загорались, когда заканчивался кислород. Генерал Юрий Яковлев, первый заместитель Главного военного прокурора, который работал на субмарине наравне с подчиненными, однажды так заработался, что еле успел выбраться из девятого отсека – маску с него сорвали прямо у выходного люка.
Следственная группа работала на износ, люди спали по несколько часов в сутки, в свободное время писали протоколы осмотра отсеков. Усталость стерла все эмоции и здорово притупила даже чувство опасности. Ярче всего это проявилось, когда в носовых отсеках субмарины начали находить неразорвавшиеся фрагменты боевых торпед. В первый раз нашли кусок боеприпаса, в котором находилось 150 кг «морской смеси» – взрывчатки, способной разнести отсек и работавших в нем людей. Во второй раз количество обнаруженной взрывчатки составляло четверть тонны.