«Зятек так зятек, — мстительно решил я, — Крепче беречь будете. Еще поглядим, чем кутерьма эта закончится…»
Рубан обнял меня молча. Мы с ним все оговорили. Моя часть денег, выуженных из кейса, уже двигалась по направлению домой. Часть вчерашней беседы я потратил на инструкции о приобретении продовольствия минимум на полгода. Как успокоился после слез и «соплей», звякнул еще раз и дополнил список: керосин, дрова, инструмент и много чего полезного для конца света. Ситуация привычная: запасались мы с ней и к двадцать первому веку, а потом один наш сибирский «пророк» локальный армагеддон для Байкала предсказывал.
— Бабок не жалей, — говорил я, — Когда все рухнет, они тебе не понадобятся, а не выйдет так хоть без покупок поживешь. Опыт есть…
Соображения были простыми — сильно не нравилась мне загадка нашего программиста о побочных эффектах таящихся во флэшке, да и после беседы с Джоновичем у меня появились собственные соображения.
Серега, прощаясь, сунул мне непрозрачную коробочку.
— Дубликаты программы, — шепнул он, — Спрячь, как следует…
Вот и все.
Я сидел в комфортном кресле и щелкал по новеньким клавишам ноутбука, напичканного играми и необходимой информацией. За окном медленно тянулась серая полоса рулежки.
— Клац, клац, — выбивал я пальцами кириллицу на экране, а передо мною вставали картинки пережитого кошмара, который сложно было предполагать, приобретая аппарат у «сладкоголосого» Димы «Нокиа».
— Просим отключить сотовые телефоны и электронные приборы во время взлета-посадки, — сообщила бортпроводница. Началась обязательная «пантомима» с кислородными масками, а я подумал: «Интересно, как веселит этот авиационный кислород и сильно ли отличается состояние эйфории от изолирующего противогаза?» Взлетели легко. Не было в «Боинге» ни натужного скрипения наших ТУ-шек, ни легкого шепота обшивы. Все шло мягко: миг, и назад полетели верхушки деревьев. Самолет кренился на крыло в развороте. В иллюминаторе пропала земля, уступая место яркой голубизне с белыми прожилками перистых облаков. Машина выровнялась, и начался набор высоты. — Бы-ввы-ввы, — чуть вибрировал лайнер.
— Сссюшш, — элегантно работала вентиляция.
Заложило уши. Расположившийся на соседнем кресле мужчина прошел в сторону туалетов. Навалилась обычная для таких ситуаций полудрема и тут меня тронули за рукав. Повернулся. Сидящий около окна иностранец с азиатскими корнями по-товарищески улыбался и просил знаками помочь ему снять пиджак. Я любезно зацепил его за лацкан и потянул с плеча. Но пассажир повел себя странно: он не стал снимать его до конца, а лишь оттянул другой рукой коротенький рукав рубашки, и я увидел на его плече татуировку триады — «проход разрешен»…
Глава 34
(…)
Зарубежные аэропорты всегда поражают россиян размахом. Прибывали мы к вечеру, и неимоверное количество зажегшихся под нами огней напомнили мне путешествие в поднебесную в начале двухтысячных. Они, как и тогда начинались за горизонтом справа и заканчивались слева, простираясь сплошным ковром.
Аэропорт сиял рождественской ёлкой, а взлетно-посадочная полоса разукрасилась, напоминая хитрой формой бейсбольное поле. Я сожалел об одном — маршрут определен и нет возможности остановиться здесь хотя бы на день, чтобы встретить рассвет вместе с Пекином.
Сосед с татуировкой сообщил: убываю я с вокзала «Beijing West», то есть с западного. Месяц назад состоялось открытие скоростного поезда Пекин-Гонконг, и теперь предстояло ехать всего восемь часов вместо двадцати. Значит, утром буду на месте.
— Не болисе восмися сясов, — сообщил спутник, передавая конверт с билетом, — Я тебя на воксалу отвесу.
Пока мы двигались просторными залами аэропорта, я любовался на необыкновенные решения китайских архитекторов. В одном из переходов появилось ощущение внутренностей раковины. Сводчатый потолок отражался в зеркальном кафеле пола, и вся картинка смыкалась по краям воедино.
Спутник молчал и лишь иногда произносил односложные фразы. Он не спешил, и создалось впечатление, будто специально тянет время, наблюдая за моим поведением и реакциями. Торопить события не стал и предоставил выбирать ритм движения ему. То, что меня изучают, окончательно стало ясно, когда я пошел в туалет. Выходя из кабинки, заметил мелькнувший в дверном проеме плащ с приметным желтым подкладом. Рванул следом, плюнув на мытье рук, и увидел спутника, выходящего в зал. Решил не обозначать догадок и вернулся к раковине закончить моцион.
«Значит, меня ведут и глядят: нет ли еще каких дел или посторонних контактов, — рассуждал я, — В общем-то грамотно…» Вещи, уложенные на тележке, оказались под присмотром местного охранника, который сейчас подобострастно улыбался моему спутнику.
— Такиси уже жидет, — сообщил провожатый, — Нада тарапися.
Через несколько минут вышли в зал, сообщающийся с улицей и напоминающий огромный гараж, полный машин. Разноцветными букарашками заполняли они огромное пространство перетекая в самом центре основных «артерий» и замирая по краям. Утробное урчание и бубнеж сопровождали эту емкую картинку, а я вдруг увидел, какая великая пустота будет здесь без этого многолико-изменяющегося тела.
Наш автомобильчик стоял в небольшом отстое. Водитель кивнул и ловко переложил чемоданы из тележки в емкий багажник.
Решеток, отгораживающих водителя от пассажиров, не наблюдалось, хотя в начале двухтысячных это явление было повсеместным. Меня усадили впереди, и оказавшийся за моей спиной спутник произнес что-то резкое по-китайски.
Водитель вырулил на трассу, и в это время завибрировал «Малыш». Я аккуратно выудил его из кармана и прочел на экране: «Они знают друг друга и обсуждают маршрут заезда за твоим грузом».
Маленький партнер оказался на высоте. В суете дня я и забыл про встроенный переводчик. «Смотри-ка освоился», — радовался я и поощрительно поцыкал пальцами по черному корпусу. У меня даже на секунду появилось ощущение поездки в бронированном автомобиле. Сильно радовала установленная в Новосибирске функция, ведь пока я для сети лишь помеха изолирующий чехол не потребуется. К сожалению, мы не поехали мимо дворца Гун-Гун, хоть я и просил. Ответили, что не по пути. Водитель включил музыку, и мы понеслись объездными дорогами. Виадуки и разъезды, обнесенные железным заграждением, сменяли друг друга. Темнота не позволяла рассмотреть пейзажи за окном, и я стал понемногу засыпать. Очнулся уже в Пекине. Город готовился ко сну. Расцвечен был так, что, открыв глаза, я невольно почувствовал себя героем мультфильма. Хитросплетения огоньков создавали впечатление лежащих вдоль дороги драконов. Водитель и спутник общались обрывочными фразами. Напрягся, ожидая сигнала от «Малыша», но тот молчал. Видимо, беседа нас не касалась. Провожатый набрал номер на своем сотовом, и резко заговорил в трубку.
Завибрировал в кармане телефон. На экране значилось: «Возможно, тебя не хотят везти в вокзал. Там, куда звонит человек, врачи, но про тебя пока не говорят».
Спокойствие улетучилось. «Этот ли человек должен был меня встречать», — задумался я. Достал билеты и посмотрел на время.
— Усыпеваем, — прозвучал сзади спокойный голос, — Груза в больнице.
Успокоился, да и Колька не звонит — значит все в порядке. Да поезда час, так что информация «Малыша» оказалась лишней.
Пункт назначения действительно напоминал стационар. Мы проехали пандус с помаргивающими лампами и остановились возле стеклянных дверей напоминающих приемное отделение.
Ждали несколько минут. Сиреневый чемодан выкатили на тележке два санитара. В него можно было уложить даже меня. Увидел такую махину и настроение испортилось — всегда ненавидел таскаться с багажом…
«Усадили» гиганта на заднее сиденье, и для провожатого места почти не осталось. Съехали с пандуса и снова унеслись в ночной город.
— Мы тебя погрузили в поезд, — заговорил спутник, — Никто не должен забрать чемодана. В Гонконыге тебя встыретят. На, это твоя, — с этими словами он протянул мне пистолет. Машинально взял и, опустив руки ниже окон, выщелкнул обойму. Патроны стояли в два ряда.
«Не меньше пятнадцати-двадцати штук», — определил для себя и, взвесив холодную деталь в руке, вставил ее на место. В стволе оказалось пусто, и я резким щелчком вогнал латунный цилиндрик в патронник. Поставил на предохранитель. — Есыли в Гонконыге будета полисия, сразу не стрелять. Сыначала покажися это, — с этими словами он передал мне ламинированную бумажку с иероглифом «свободный проход», — Уберися подалише. Отдаши в Гонконыге тому, кто выстретит.
Все становилось на свои места. Подозрений у провожатого я не вызвал, хотя тот и был настороже. Похоже, начиналась вторая стадия операции. Ощущение зависимости от чужой воли немного давило, но зато появилась уверенность в успехе.
В поезд грузили, даже не дав прикоснуться к чемодану. Провожатый с водителем разместили его в багажном отделении, находящемся в прямой видимости от меня.
— Восьмися сясов, — ободряюще улыбнулся спутник, — Постараисся не спати. В чемодани твоя жизиня.
Кивнул, но ничего говорить не стал, лишь улыбнулся и деловито похлопал себя по карманам, как бы проверяя полученные пистолет и ламинированный пропуск триады.
Реакция произвела благоприятное впечатление на сопровождающего. На прощание он взял меня за плечи и немного встряхнул.
— Иди садися, вот тибе табылетки, чтобы не сыпати. Иди, — с этими словами он передал мне стандарт с иероглифами и, повернувшись, зашагал по перрону.
В вагон сразу не пошел. В голове крутилось несколько мыслей, и я достал из кармана «Малыша». Необходимо было с ним переговорить, и я выудил из чемодана трофейный чехол. Вытряхнул обратно потухший «вражеский» телефон и пошел на перрон. — Слышал? — спросил я «Малыша», прикладывая его для конспирации к уху.
«Да, — мерцал экран, — Сильно задумался. Сканировал новый чемодан. Там деньги и взрывчатка. Немного. Еще за тобой следят в вагоне. Ему звонил твой человек из самолета».