Представьте себе, что вы лежите на кровати и отсутствие часов и окон не позволяет вам определить, в какой части дня вы находитесь..
Вокруг вас настолько мощные стены и двери, что без постороннего вмешательства отсюда не выбраться.
В голове услужливо появляются мысли, что о вас забыли, или в окружающем мире что-то произошло, т. е. больше никто сюда не придёт.
Теперь умножим все это на реальную ситуацию — война нескольких сетей за контроль над миром, ваше участие в этом процессе и безрадостные перспективы при любом победителе.
Картинка могла расшатать и более подготовленную психику.
Я еле сдерживался, чтобы не заорать, не спрыгнуть с кровати и не начать дубасить чем попало в двери.
Как ни странно, не сделать этого мне помогала мысль, что время остановилось.
Я просто не мог пошевелиться, потому что этого неспешного течения больше просто не было, и наступил покой…
Все стало меняться, когда появились звуки.
Сначала послышался странный щелчок, и стало ясно, что открывается входная дверь.
Удивиться какому-либо движению при отсутствии времени я не мог — мои собственные биологические часы отсутствовали. Запустить их удалось лишь появлением вялой мысли о том, что я должен-таки принимать какое-либо участие в событиях.
Шевелиться не получалось. Затекло все туловище.
Пришло понимание, что борьба с клаустрофобией вогнала организм в какой-то транс.
«Интересно сколько, я так пролежал?» — выскочила на поверхность первая емкая мысль встречая заходящие в комнату фигурки.
Чжао сяньшен оказался сухопарым стариком в расшитом золотыми драконами халате.
— Мне сыказали, что ты пролежался сутыки без движения? — начал он беседу.
Тело нестерпимо ныло. Хотелось одновременно есть, спать и вымыться.
Появилось знакомое состояние разглядыванья мозга посторонними.
— Мы и ранише, — продолжал Чжао, — Заымечали, что у тебя есть какие-то непонятыные сывойства, не присуещие обычыным лудям. Чито это было сегодня?
— Не знаю, — честно ответил я, — По-моему, это фокусы мозга. Он в определенные периоды жизни начинает менять время персонально для меня.
— А чито произошло сейчасы?
— Наверное, началась клаустрофобия. Просыпаешься неизвестно где. Дверь заперта. Окон нет. Сколько проспал, неясно. Начали давить стены, и показалось, что про меня забыли. Наверное, чтобы я не бесновался, мне остановили время.
— Кыто?
— Я не знаю. Организм. Что-то вроде предохранителей в системе.
— Хорошо, — не отводил от меня глаз Чжао, — Теперь сымотри на это.
Он щелкнул пультом, и на экране появилась картинка со спутника. Серо-зеленая карта приблизилась, чуть повернулась. Я узнал на экране свой «Крузак» и себя самого. Вот только двигался я необычайно быстро. Саня Рубан, помогал мне закидывать в открытую заднюю дверцу тела и по сравнению со мной выглядел как улитка.
— А шито было с тобой зыдесь? — поинтересовался Чжао.
Я рассказал, что в период опасности у меня ускоряется время и окружающий мир движется очень медленно.
— Сымотри еще, — улыбнулся глава клана и щелкнул по пульту.
Это оказалось задержание в Новосибирске.
В изолирующем противогазе я выглядел точно не человеком, тем более что бежал по немыслимой траектории.
«Пятнашки» со спецназом меня впечатлили. Оказалось, что я почти проскочил оцепление и только футбольный подкат одного из бойцов удержал меня на месте. Моя хохочущая физиономия среди бесстрастных спецов в масках смотрелась и вовсе не к месту. — Вы любое перемещение отсматриваете через спутник? — поинтересовался я, сообразив, что наша операция почти на грани краха.
— Пока неты, — устало сказал Чжао, — Только когда они над месытом. Бывают пробелы. Как ты освободилися? — задал он ключевой на сегодня вопрос.
Произносил он его деланно безразлично, но я четко уловил сверлящее внимание.
Отвечал улыбаясь.
— Так же, как и ваш товарищ. Юрий Леонидович. Нас одним штурмом и вызволили.
Сказал и лихорадочно стал соображать, что говорить дальше. Но старина Чжао ничего не спрашивал. Он сидел, откинувшись в кресле и гонял ручкой по столу какую-то фиговину. Заговорил только через несколько минут:
— Как вы отнесетися, если мы исследуемы ваши организма? — не поднимая глаз спросил Чжао, — По нашымы данным такие сывойства можыно выработати толико тыренировыками, а у васы это от природы.
— Я отнесусь к этому нормально, — смекнул я выгоду от предложения, — Желательно только исследовать без оперативного вмешательства и химии поменьше.
— Программу вам уже определили, — неожиданно прозвучала за моей спиной чистая русская речь, — Режим содержания тоже.
Я обернулся. Метрах в двух от меня стоял улыбаясь мужчина в белом халате лет сорока.
— Меня зовут Андрей, — сообщил он, протягивая руку, — Жалко мы упустили последнее проявление ваших свойств по остановке времени, но ничего, я думаю, нагоним.
— Получится ли? — задумчиво протянул я, — У меня все это происходит непроизвольно.
— Смоделируем, — уверенно произнес жутковатую фразу эскулап, — Хотя не думаю, что это понадобится. Уверен, ваши свойства проявляются постоянно и нужно только это проконтролировать.
Глава 43
Я шел обратно, а в моей голове еще стоял дядюшка Чжао, молчаливо решая мою судьбу.
На его месте я бы расширил круг вопросов и в конце концов постарался бы запутать оппонента. Он этого делать не стал. «Почему?» — спрашивал я себя.
Ответ очевиден: не хотел пугать подопытного кролика, которым я на сегодня стал.
Режим моей жизни теперь определял новый знакомый Андрей.
После беседы с Чжао мы с ним прогулялись в обеденный зал. Потом он показал свою лабораторию и рассказал, что исследованиями необычных возможностей человека занимается давно.
Оказалось, Андрей — главный разработчик препаратов, позволяющих повысить выносливость, агрессивность и многое другое. Помимо этого его интересуют скрытые свойства человеческого организма. Основной идеей исследований была энергетика и персональная биохимия объекта. На мой вопрос, как исследуется химическая составляющая, он закатал рукав и показал несколько проколов в области локтевого сгиба.
— Себя я взял за эталон, — сообщил Андрей, — За нулевую отметку. Мои сверх-способности прежде всего в аналитическом складе ума. Для исследований приходится подвергать испытуемого углубленному изучению, тогда как внешние данные можно изучать, наблюдая лишь за составом крови.
Выслушав его, я немного успокоился и поинтересовался судьбой своих товарищей.
Андрей от прямого ответа уклонился. Тогда я спросил о свободном перемещении для себя.
Оказалось, уже сегодня меня переведут из карантина в стационар и там появится определенная степень свободы.
Оставшись в комнате один и собирая вещи, я стал рассуждать:
«Основной объект, интересующий Чжао — мамочка Игоря Джоновича. Второй, скорее всего, я. Рубан и Ольга, материал вторичный, и поэтому до прибытия Юрия Леонидовича про них можно не спрашивать. Теперь сам Чжао. Что ему о нас известно? — последний вопрос был ключевым для определения дальнейшей судьбы коллектива, — Если он расшифровал наши замыслы, то в любом случае будет вести игру до конца и сто процентов заманит бывшего товарища в ловушку. Это в том случае если все плохо. Если все хорошо, то через несколько дней я получу возможность с ними общаться».
Щелкнула дверь. На пороге стоял улыбчивый китаец в просторном одеянии темного цвета. Он кивнул головой и сделал приглашающий жест.
Лаборатория Андрея располагалась на одном этаже с моей палатой. В ней так же не было окна, зато на стене висели круглые часы и стоял малогабаритный телевизор.
Российских каналов оказалось два.
Я чуть не зарыдал, когда в «Вестях» показали родной Иркутск.
Режим жизни был изложен в листке над кроватью: завтрак, два часа в лаборатории, сон, обед, отдых, еще два часа обследований и ужин. Ночные обследования раз в два дня.
Теперь мне кровь из носу нужен был «Малыш». Информационная блокада начинала давить, вгоняя в некое подобие клаустрофобии.
Приглядываясь к окружающим, я по-прежнему не видел никого с сотовыми телефонами и на первом обследовании спросил об этом Андрея.
Оказалось, здание просто глушится, а специального запрета никакого нет. Свою просьбу вернуть «Малыша» аргументировал находящимися в нем фотографиями жены и детей. Мол, скучаю.
Обследование оказалось не очень забавным. Меня уложили в подобие космонавтского кресла. Андрей устроился рядом на таком же.
Симпатичная китаянка воткнула нам в вены иглы, похожие на датчики. От них шли не трубки или шланги, а цветастые провода.
Для начала прокрутили короткий фильм о мясобойне.
Животные по одному забегали в узкий проход, где, сраженные электрическим током, хрипели, пучили глаза и валились. Следом несколько рабочих подвешивали их за ноги и резали вены на шее.
Картинка бесстрастных забойщиков и льющихся потоков крови сразу включили во мне замедление времени. Я покосился на Андрея и сообщил ему:
— Началось.
Он моргнул и утвердительно покивал головой, мол, не переживай все под контролем.
Дальше я понял, почему работа в лаборатории занимала в день не более четырех часов.
Короткометражные фильмы, сменяя друг друга, способны были расшатать самую устойчивую психику.
Мне сначала казалось это забавным, а вот потом стало не до шуток. Андрей меня предупредил, чтобы я не закрывал глаза, иначе придется удерживать веки специальными скобками.
Скоро кровавая каша на экране стала невмоготу, и я приловчился время от времени закатывать глаза, делая картинку мутной и невнятной.
Через тридцать минут закончились сцены массовых убийств, расстрелов и казней, и некоторое время шли картинки с панорамными видами. За это время я понемногу вернулся в первоначальное состояние и оправился от полученного «нокдауна». Время наконец обрело свое нормальное течение, и пришло понимание странных нюансов, которых, раньше не замечал.