Она выпалила все на одном дыхании, и только когда договорила, внутри все сжалось, скорчилось. Так говорить с самим Минским! Да он… А что, собственно, он ей сделает? Выгонит с работы, из тела дочери? Это, по его же словам, невозможно…
Вацлав посмотрел ей в глаза. Алина встретила взгляд, не мигая, только выше вскинула подбородок, расправила плечи. Наконец Минский отвел глаза первым и… рассмеялся, красиво запрокинув голову, так, что смоляные локоны коснулись воротничка.
– Женская солидарность! Все-таки она существует… Вы ведь будете жалеть, что отказались от награды! Наверняка будете.
– Главную награду вы мне уже дали, – сказала Алина серьезно. – Дали работу, что оставляет… большой след на земле, не знаю, как сказать лучше. Я люблю эту работу, с радостью отдам ей все силы. Я всегда буду благодарна вам, что дали такую возможность.
Смех Вацлава утих. Он мельком коснулся плеча Алины. Она даже не ощутила сквозь ткань костюма, только увидела движение. Не похлопал, как старого друга, а именно чуть коснулся – то ли смахнул невидимую пылинку, то ли проверил, что настоящая, не мерещится.
– Да, я в вас не ошибся, – вполголоса сказал он и удалился в глубь сада. Она направилась к дому.
«Лора! Может быть, отец вскоре попробует с тобой помириться. Веди себя с ним естественно – как со мной, и все наладится. Можешь представить, что он – и есть я, только в другом теле. Мы во многом похожи… Если поладила со мной – сможешь и с ним!»
Она отправила типс. Экраны на стенах мигнули, на них сменились картины – бескрайние поля спелой мод-пшеницы, сады деревьев, на которых вперемешку почки, цветы и плоды, пруды, полные рыбешек, стройные колонны грузовиков с лого, неоновая вывеска «Эдем»…
Она сказала Вацлаву правду – работу любит больше всего. Прежний Дом для Алины потерян, но обрела новый в «Мод-Прогрессе», этом огромном, разветвленном хозяйстве, где столько можно подправить, чтобы стало еще лучше, прогрессивней…
Прошло несколько дней, и вышивки Лоры снова появились на стенах комнаты, как раз заполнили пустоты между экранами. Из типсов Алина узнала, что Лору теперь пускают на кухню, где хлопочет у навороченных духовок, хлебопечек и фритюрниц сколько душе угодно. В письмах альты появлялось все больше довольных смайликов. Сама Алина, как бы ни была занята, каждую неделю писала письма родителям.
Она просматривала эскизы упаковок, в которых покупатели смогут увозить из цехов-столовых недельный запас еды на семью, когда в голове прозвучал голос:
«Мне нравится вот этот! Кавайный самоварчик…»
«Лора! – сразу поняла Алина. – Я тебя слышу!»
«Да, и я тебя! – радостно воскликнула альта. – Ой, а где мы? Че за комната?»
– Мой кабинет, – ответила Алина по привычке вслух.
«А где ты? Че не вижу? В шкаф спряталась?.. А-а, поняла, это сон! Мы ж не можем друг друга слышать в реа…»
Голос уплывал, альта уходила прихотливыми тропками очередного сна – туда, где Алине места не было. Этот краткий мысленный контакт – знак того, что процесс идет по плану: началась стадия диффузии, о которой говорил психотрансплантолог, близок синтез…
Вот только радоваться ли? Алина успела полюбить Лору, как младшую сестренку, но в тот миг досадовала на нее, что инфантильным трепом сбила с мысли.
Алина открыла глаза… Нет, глаза открыты, но Алина только сейчас поняла, что видит кухонный стол, доску с пучком зелени, нож, что со стуком шинкует, на ноже – свою руку, что движется будто без участия сознания. Гул голосов, лязг посуды, далеко позади и слева шкварчат сковородки, множество вкусных запахов, все не распознать, только отдельные нотки мяса, специй, зелени…
Руки ссыпали нарезку в большую салатницу. Алина огляделась, сколько могла, не поворачивая головы. Телом не командует, она наблюдатель, будто смотрит через видеокамеры в глазах андроида, что действует по заданной программе.
За прозрачной перегородкой – стильно обставленный зал, люди за столиками. Она узнала интерьер – столько раз видела в 3Д-модели! Первый ресторан «Мод-Прогресса» с прозрачной кухней открыт на волне бешеного успеха цехов-столовых. Но в то же время все ново, непривычно, она свежим взглядом подмечает красивое сочетание оттенков стен и потолка, изящную фигурную ковку люстр…
Кто-то положил на доску огурцы, руки уже нарезают колечками, только постукивает нож. Это она, Алина, придумала такой пиар – в первую ночь, так как именно по ночам просыпается Лора, работы ресторана среди поваров будет дочь Минского! Лора очень обрадовалась, благодарила в ответном типсе…
Мысли текут по двум руслам сразу, независимо. За свободный столик в зале опустился седой мужчина, незнакомый Алине, – но в тот же миг вспомнила, как он, дядя Леша, качал ее, тогда маленькую девочку, на колене, подарил коробку конфет с бантом… То есть не ее качал, а Лору, конечно. Алина поняла, что может припомнить любой эпизод из ее прошлого. Ощутила, что и Лора знает о сладостях, скормленных рыбам, но ничуть не сердится – дело прошлое…
Когда бросает взгляд в зал, подмечает выражения сразу десятков лиц – каждую черточку, складку меж бровей, чуть скривленные губы. Это от Лоры, она вышивальщица, у нее наработано внимание к тысячам мелочей, тогда как Алина окружающих часто вовсе не замечала, вся в мыслях о предстоящих делах или мировых проблемах. Выражения лиц впечатываются в память, а быстрый ум Алины тут же истолковывает: этот – из инвесторов, прикидывает, как скоро окупятся вложения; этот со спутницей в ссоре, хоть и улыбаются на публику, и мило держатся за ручки; а это – журналист, так и простреливает взглядом каждого входящего, палец порой дергается к кармашку, наверняка поправляет скрытый диктофон…
Пока мозг осмысливает новое, руки опытной кулинарки нарезают овощи идеальными квадратиками. Никто вокруг, вероятно, даже не заметил метаморфозы.
Решение любой проблемы теперь находится быстрей, ведь рассматривает ее если не со всех сторон, то, во всяком случае, больше, чем с одной точки зрения. Вскоре перестала различать, что в ней от которой из двух прежних, даже имя придумала себе новое – Алора, так постепенно и привыкли звать ее самые близкие. В отдыхе слитое сознание не нуждается. Когда хочется немного расслабиться, она продолжает разрабатывать два-три направления мысли вместо привычных десяти.
Через несколько месяцев ей пришла идея, как переместить часть слитого сознания в другое тело. Минский вряд ли об этом думал, он ведь не специалист, не вникал глубоко… Догадки решила обсудить с Дроздовым – тем врачом-психотрансплантологом, что когда-то перенес Алину в тело Лоры.
– Николай Александрович, скажите – при психотрансплантации сознание в новое тело перемещается или копируется?
– Возможны оба варианта. Мы отработали и тот, и другой. Но копирование менее желательно – поднимает слишком много вопросов, ответов на которые общество пока не нашло. Две копии одной личности – как поделить между ними собственность, права? Обе знают коды от банковских карт, веб-кошельков, только одна в родном теле, другая – в чужом…
Она кивнула. В свое время прочла немало фантастики, где поднималась эта тема.
– Для вашей трансплантации, – продолжал Дроздов, – использовали, согласно пожеланию господина Минского, технологию перемещения.
– Значит, в моем прежнем теле сейчас нет личности? Нет сознания, памяти?
– Нет. Это только тело, подключенное к аппаратам жизнеобеспечения. Мозг – чистый лист. Чище, чем у младенца, у того хотя бы внутриутробные воспоминания.
Она вздохнула с облегчением. Окажись иначе, пришлось бы менять план, а то и вовсе от него отказаться.
– Николай Александрович… возможно ли скопировать меня нынешнюю в тело Алины?
– Да. Принцип тот же, что при обычной трансплантации. Вероятно, адаптация пройдет легче: в мозгу реципиента отсутствует личность, что инстинктивно сопротивлялась бы подселению. Но… хорошо ли вы обдумали последствия? С момента копирования это будет личность, отдельная от вашей. Ее развитие пойдет другим путем…
– Продолжайте, – мягко сказала Алора. – Вы хотели что-то добавить, но осеклись.
Брови Дроздова взлетели, но он тут же вернул на лицо обычную невозмутимость, только взгляд стал напряженным. «Как догадалась эта девчонка?! – читала она во взгляде. – Я доктор психологии, знаю все движения лицевых мышц, оттенки голоса, что выдают скрытое, и долгие годы приучался контролировать…»
Пауза тянулась, как жвачка за влипшим пальцем. Наконец Алора спросила прямо:
– Есть ли способ, чтобы личности сохранили друг с другом связь и после копирования?
– Пока нет. Но, возможно, будет… Работа в этом направлении ведется под личным контролем господина Минского.
– Нет, – отрезал Вацлав. – И речи быть не может.
Он чуть повернулся в кожаном кресле на колесиках, отражение в блестящей поверхности стола качнулось в такт.
– Но почему? – спросила Алора.
Она сидит напротив в кресле для посетителя, выпрямив спину, будто желая достать макушкой потолок. Краем глаза видит Дроздова, что примостился на краешке сиденья в таком же кресле справа.
Пальцы Вацлава чуть крепче сомкнулись на подлокотнике.
– Меня вполне устраивает личность, что сформировалась из Алины и Лоры, ее деловые и личные качества. Я не хочу потерять ее… то есть тебя. А любая новая операция – риск.
– Любая, кроме этой, – возразила она. – Что бы ни случилось с другим телом, личность в моем нынешнем не изменится.
– Госпожа Алора права, – поддержал Дроздов. – При отработке технологии мы собрали достаточно статистических данных, чтобы утверждать: копирование абсолютно безопасно для донора. Даже когда трансплантация была неудачна, а последствия для реципиента – плачевны, состояние организма и психики донора в ста случаях из ста оставались прежними. Вот результаты исследований, взгляните.
Он протянул Минскому распечатку на одной странице, тот скользнул по ней взглядом.
– Допустим, – бросил Вацлав небрежно. – Но при копировании возникнет новая личность. Как я могу быть уверен, что она не нарушит конфиденциальность? Не станет беседовать с журналистами?