Изабелла проводила его взглядом, все еще не веря, что появилась надежда.
Изабелла и Алексей ввели Романа в маленькую комнату на первом этаже больницы. Роман шел отстраненный, послушно переставлял ноги.
Куницын указал на кушетку:
– Уложите его.
Незнакомый Изабелле парень, высокий и худощавый, возился в углу с какими-то приборами, разбирал моточки проводов.
Куницын указал на него:
– Иван – гений нейропрограммирования.
Иван, не отрываясь от своего занятия, кивнул, пробормотал:
– Ага, это я, да. Скоро, дамочка, будем менять тела, как костюмы.
Алексей поинтересовался с недоверием:
– Так просто?
Иван оглянулся, осклабился:
– Как два пальца о системник! Даже эмуляторы не нужны будут, мозг привыкнет. Даже не мозг, его не будет в привычном смысле, а поток конвертированного сознания… Личность сама будет переноситься из одного тела в другое.
Алексей покосился скептично, но смолчал. Изабелла убедила, что эти люди смогут помочь.
Иван поднес системный блок, с великой осторожностью поставил рядом с кушеткой. Быстро подсоединил, запустил и движением руки вызвал голографический модуль управления. Куницын повернул голову Романа набок, открывая доступ к разъемам на шее. Иван подсоединил оптоволоконный провод от системника к разъему Романа, второй состыковал с разъемом на своей шее. Алексей уважительно покачал головой, программист будет работать через прямой нейроинтерфейс.
Через минуту Иван сообщил:
– Я инсталлировал ему эмулятор… Кстати, у него слабая защита киберкортекса, вирус не проникнет, но вот хороший хакер запросто… Но это потом. Сергей, следи за показаниями, я начинаю…
Куницын шагнул к голограмме, сделал в ней несколько жестов. Появились таблицы, данные о здоровье, томография. Линии графиков зашевелились, вспыхнули колонки цифр.
Минут через десять Куницын сказал напряженно:
– Стоп! На сегодня достаточно, ему нужен отдых.
Иван деловито кивнул и отсоединил провод от своего затылка.
Куницын продолжал внимательно всматриваться в голограмму с колонками цифр. Не отрывая взгляда, сказал:
– Пусть побудет здесь до утра. Вы езжайте домой, все будет нормально… Эх, докторская у меня в кармане!
Он улыбнулся и подмигнул Изабелле и Алексею.
Утром, когда Изабелла приехала в больницу, на пороге комнатки ее встретил Куницын. Глаза красные, лицо помятое, видно, что не спал всю ночь.
Изабелла спросила взволнованно:
– Как он?
– Пришел в себя… Да вы проходите, не стойте!
Роман сидел на кушетке и прихлебывал кофе из пластикового стаканчика. На Изабеллу взглянул радостно, улыбнулся. Она тоже улыбнулась, чувствуя, как в глазах защипало. Голос дрогнул:
– Здравствуйте, Роман, как вы?
Он сказал устало, но ясно:
– Мне казалось, мы уже на «ты».
Изабелла улыбнулась шире, сказала тепло:
– Возможно, – и, повернувшись к Куницыну, спросила: – Сергей, его уже можно забрать домой?
Тот взглянул с непониманием, уже в мыслях празднует докторскую. Сказал поспешно:
– Да, пожалуйста. Только… первое время он будет подключен к моему серверу. И сюда еще приезжать не раз придется. Сознание – штука хрупкая… И вот еще что…
Куницын замялся:
– …Щекотливый вопрос… с доступом к параметрам эмулятора. Вы же понимаете, что так же, как мы вернули Романа в прежнее состояние, можно и… гм… привести его в любое состояние, манипулируя программными регуляторами. Иван сейчас работает над системой защиты, но что делать с параметрами личного доступа?
Роман осторожно спросил:
– А что можно с ними сделать?
– Ну, можно заблокировать, пустив ваше эмоциональное и психологическое развитие на самотек, как было до этого. Это будет естественно, так у всех людей. А можно оставить вам рычаги управления…
– Нет, нет, нет, – воскликнула Изабелла. – Вы смеетесь, Сергей? Кому вы хотите доверить их? Роману? Он только вылез из каши, которую заварил… не для него эти рычаги. Блокируйте.
Роман умоляюще взглянул на Изабеллу, но она упрямо повторила:
– Блокируйте!
Куницын растерянно перевел взгляд с Романа на Изабеллу, пробормотал:
– Да-да, вы правы, это пока слишком опасно… нам бы разобраться сначала с эмуляцией исходного эмоционального баланса, а уж потом расширять… но какие бы открылись возможности, какие перспективы… Сейчас я свяжусь с Иваном, и он заблокирует систему доступа к эмулятору…
– Вот так-то, – одобрила Изабелла и, ухватив Романа за локоть, потянула с кушетки.
Она не заметила, как Роман почти неуловимо покачал головой врачу. Мужчины скрестили взгляды, в глазах Романа блеснул азарт, а в глазах Куницына научный интерес. Они ухмыльнулись друг другу, будто придя к некоему соглашению.
Михаил УткинНа всякий случай
В центре светлой овальной комнаты стояли трое, и комната сотрясалась от криков.
Светлобородый свирепо размахивал кулаками, едва не цепляя длинный нос полного невозмутимого старика:
– Никогда, вы слышите! Ни-ког-да мы на это не пойдем! Это профанация! Это ни в какие ворота не лезет!
Старик тяжело дышал, но выцветшие синие глаза смотрели на бородача добродушно и терпимо.
Чернобородый в длинной черной рясе вторил:
– Истину, истину глаголешь! Здесь профанация чистой воды!
Он глядел злобно, потрясал увесистым крестом на золотой цепи, словно прицеливался припечатать по лысой макушке старца. Да так припечатать, чтоб остатки редких волос отлетели.
Острый кадык старца дернулся вверх-вниз, словно изнутри кто-то чиркнул по складкам кожи ножом. Зазвучал мягкий, вместе с тем скрипучий голос:
– Довольно странно видеть такое согласие, уважаемые. Похоже, вы, как все давние оппоненты, нашли много точек соприкосновения, только не желаете признаваться.
– Точка только одна. В конце вашего контракта о крионировании! – сказал, как отрубил, светлобородый.
Старец пожевал тонкими синюшными губами:
– Понимаете, в чем загвоздка… Чем ближе я к порогу смерти, тем сильнее хочется подстраховаться. Обеспечить себе гарантированное восстановление, вечную жизнь и все такое. Тут волей-неволей начинаешь прислушиваться к многоголосому хору о душе, загробной жизни и всяких подобных штуках.
– Человек – механизм! – рявкнул светлобородый. – И в будущем научатся его ремонтировать! Если сложить все запчасти правильно, то машина включится и заработает, как раньше! Все мысли, чувства и эмоции вернутся, как и память!
Старец прервал его властным движением руки. Бородач стиснул зубы и яростно сверкнул глазами.
– А вот у вашего оппонента – служителя Божьего, мнение другое… Совсем другое. Так ведь, святой отец?
– Да. Человек суть душа. Посмертно бренное тело предается земле, душа же устремляется на суд Божий.
Священник размашисто перекрестился и потупился, словно вдруг вспомнил о смирении.
– Господа, – продолжил старец, – я не вижу проблемы. К чему разногласия? Сергей Федорович, скажите, что изменится, если на сосуд Дьюара с жидким азотом побрызгают святой водой, перекрестят и повезут на машине, бросая еловый лапник? Отец Филарет, что изменится, если мое, как вы говорите, бренное тело будет лежать не в земляной яме, а замороженное в герметичном сосуде? Или, чтобы попасть на тот свет, необходимо обязательно истлеть в земле?!
– Вздор!
– Ересь!
– Господа, я просто хочу подстраховаться! К тому же я хорошо заплачу! Насколько знаю, дела у вас идут неважно?
Оппоненты разом отвели взгляды. Потом светлобородый вскинулся, глаза загорелись фанатичным блеском… но рта открыть не успел. Поперхнулся и закашлялся, услышав слова чернобородого:
– Ну… если на крышку поставить небольшой крест, думаю, Господь будет не против.
– Отлично. Лед тронулся! – воскликнул старец, хлопнув в ладоши.
Светлобородый судорожно хватанул воздух, потрясенно округлив рот, побагровел… вот-вот прибьет всех! Но спустя десяток секунд восстановил цвет лица и криво усмехнулся:
– Да… тут сам тронешься. С еловым лапником да за сосудом Дьюара… Предупреждаю, набок класть его нельзя, чтоб ногами вперед по обычаю таскать.
Священник тут же нашелся:
– Думаю, что и землю на него бросать не стоит… Могила в принципе может быть символической. Все-таки не совсем могила.
– Да, есть же даже виртуальные кладбища!
Голоса бородачей стали заинтересованными, они словно забыли об оппоненте. А тот хитро усмехался, следя за оживленным обсуждением. Минут через десять вновь подал голос:
– А вот, господа, тибетский лама Лао-Туно Селиджаев. Он после моего… прекращения, надеюсь, временного, будет сорок дней читать Книгу Мертвых. По-тибетски нужно проводить душу через миры до нового рождения… Так что на всякий случай хочу подстраховаться.
Бородачи угрюмо посмотрели на потихоньку вошедшего раскосого, круглолицего человека в халате.
– Да пускай себе… – махнул рукой Сергей Федорович, – чего уж там…
Прошло несколько лет.
Светлобородый потрясал кулаками над вращающейся в воздухе голограммой-письмом:
– Ну, посмотрите, вы только посмотрите, какие гады! Предлагают посмертную мумификацию! Сушить клеточные структуры! Бальзамировать! С ума сойти! Это же полнейшее разрушение всех клеток!
Чернобородый поманил голограмму, она послушно скользнула к нему, повел пальцем, мгновенно считывая. Спокойно сказал:
– Сергей Федорович, они пришли к нам. Это говорит, что хотят сотрудничать, а не противостоять. И, в сущности, приводят похожие на ваши догмы… простите, базовые доводы. Вот, обратите внимание:
«Некоторые живые существа, будучи высушенными, при последующем увлажнении оживали… тонкие срезы высушенных тканей восстанавливали функции при напитывании влагой… ионизированная вода… главное – подобрать режимы высушивания и сохранения… составы бальзамов…» Ничего не напоминает?
– Это же разрушение!