Не знаю, понял ли квазиорг мою мимику в ту минуту, но замешательство в моем лице он как-то прочитал. Глазастый стебель дернулся в направлении моего взгляда, следом навстречу «циклопам» выстрелили два десятка щупалец потяжелее. Автоматы уже поравнялись с «лепешкой», я слышал, как взвыли винты, блестящая пятерка рассеялась и ушла в маневр уклонения. На следующем круге двое пошли в атаку.
Идиоты! Они решили его уничтожить!! Вот сейчас, когда уже точно ясно, что перед нами не бессмысленное скопление материи, когда почти установлен контакт!..
Я задергался в путах, но мои усилия «амебу» не впечатлили. Опутавшие меня жгуты дернулись небрежно, мною тряхнуло, как игрушкой, и тут же крепкие объятия раскрылись. Я полетел кувырком и мельком успел увидеть, как отлепляется снаряд от брюха ближайшего «циклопа».
Боком меня ударило о камни, по инерции протащило по земле, оставляя глубокую борозду. И тут позади грянуло.
Боеголовка разлетелась осколками бесформенного металла, высвобождая смертоносное огненное семя. Направленный удар сокрушил броню квазиорганического монстра, в туше осталась глубокая воронка. Следом в черный провал нырнула вторая ракета.
Через боль в покореженном теле все-таки поднял голову, тяжелую, как свинцовая болванка. Я услышал, как из недр самоорганизованной материи доносится странный звук, похожий на вой турбин. Из воронки, проделанной снарядами, вздымается угольно-черный дымный столб. Чудище забилось в конвульсиях, колоссальные щупальца взлетают многотонными кувалдами и молотят в землю. «Циклопы» всаживают в тушу снаряд за снарядом, как только кончились ракеты, перешли к мелкокалиберным боеприпасам.
Вдалеке раздался гул вертолетных винтов. Видимо, молодчики О’Коннела решились приблизиться к твари. Но я понял и без того: это конец. Чем бы ни был наш квазиорганизм на самом деле, для него все кончено. Разрушение проникло глубоко во внутренние слои тела, нарушив тонкий обмен веществ, разбив хрупкий выстроенный порядок. Я видел агонию этого существа.
И если, как и думал Кормак, у этой твари было сознание и разум, то, должно быть, в безмысленную темноту мы обрушились одновременно.
Я очнулся в ослепительно-белой пустоте, расфокусированное зрение сливает мир в единый мазок кисти безумного импрессиониста. Наконец мозг вроде бы справился с бедой и прорисовал в отдалении стены и потолок больничной палаты.
Прислушался к телу и удивился: все на месте. Нервы молчат, блаженствуют, по ощущениям из повреждений – разве что синяк где-нибудь на пятой точке. И вот тут осознал: все кончено.
Я ожидал кого угодно, но из белой дымки вынырнул почему-то Танака, о котором вспомнил, лишь увидев знакомое узкоглазое лицо. Компьютерщик склонился и произнес.
– А, пришли в себя… Зря вы все-таки, Андрей Николаевич. Уверен, Кормак не такой уж фанатик, понял бы и простил, если б не стали жилы рвать ради его эксперимента. Да и как-то ни к чему оно все…
Я вздохнул и вымолвил сухими губами:
– Его убили?
Танака медленно кивнул.
– Эх… – с сожалением протянул я. – Прав был все-таки Алонсо. Раньше надо было. Не так было б обидно за упущенные научные перспективы…
Такеси отмахнулся.
– Забудьте вы об этом испанце. Не видит он ничего и не понимает. Собрался, идиот, строить план автоэволюции, вести всех разом в светлое будущее, по единому шаблону. Мало ему было Вроцека перед глазами, так ведь держался за свою концепцию, пока не довелось пообщаться с разумной кремнийорганической амебой.
– Да, – ответил я. – Но здесь он все-таки прав. Согласитесь ведь, обидно терять такого чуждого брата по разуму уже на пороге контакта! Мог быть исторический день…
Танака откинулся на спинку стула и оглядел меня издалека. Губы японца растянула тонкая улыбка.
– Ну какой еще день? И вы туда же, доктор Скольник! Ну какой исторический день, скажите на милость. Оглядитесь!
Я нахмурился.
– Что вы имеете в виду?
– Хех… Ну вот вы знаете, Андрей Николаевич, например, почему под полковником О’Коннелом ступеньки прогибаются и гнутся и как он кулаком столешницу каменную в крошку расшибает? И на металлодетекторы с опаской поглядывает?
Мои брови поползли на лоб, я честно и недоумевающе мотнул головой.
– Вот! – продолжил Танака. – А у него между тем метаметаллический эндоскелет с сервоусилителями. Ну вот скажите, чем он вам не разумная амеба?
Я выдавил улыбку, но промолчал. Танака продолжил рассуждать:
– Ну и подумайте сами. Это же ведь вопрос десятка-другого лет. Еще немного, и мы с вами станем отличаться больше, чем квазиорг Кормака – от нас. И это, по сути, уже случилось, уже предрешено. У нас в этом плане каждый день – исторический, и не надо ждать никаких подарков небес.
А все эти игры… Создать живое из неживого, сотворить жизнь, переплюнуть Господа Бога… Нет, я не спорю, захватывающе, интересно. В перспективе, возможно, даже полезно. Но в плане философского экстаза от контакта с иным разумом это никуда не годится. Это забавы дремучего варвара, который вроде бы уже и не верит в могучие силы, сотворившие его из праха и глины, но по инерции тягается с ними, пытаясь удовлетворить свою тягу к всемогуществу. Это очень неумно, когда подобные разумные амебы живут, ходят и беседуют с вами каждый день.
Танака умолк, принялся почему-то рассматривать собственные ладони. Я ждал новых откровений, но японец будто ушел в себя, и тогда молвил я:
– Такеси, а помните, в старой фантастике герои мчались на другой конец галактики, ходили по неизвестным планетам, ныряли в черные дыры… и только в далеких-далеких глубинах Вселенной находили таких вот разумных амеб. С которыми неизменно не удавалось договориться, они были слишком другими. Чужими и неконтактными.
Танака задумчиво смерил меня взглядом и кивнул.
– А теперь, – продолжил я, – вы говорите, даже собственными силами создавать таких амеб – моветон. Ну совсем распоясались, с жиру бесимся! Завтра, видите ли, сами станем такими вот чужеродными элементами, и непонятно, как друг с другом станем общаться… Так что идите-ка вы, Такеси, идите, а мне надо выздоравливать, я больной, а на мне Институт.
Японец рассмеялся.
– Погодите, Андрей Николаевич, так вы же здоровы! Подсадки синтетической кожи, добрая доля клеточной медицины от доктора МакМиллан… Вам пора возвращаться к работе, там вас О’Коннел уже пятые сутки дожидается, нужно уладить какие-то формальности.
– Нет-нет, доктор Танака, все не так. Идите. Прошу вас. Мне надо выспа… то есть обдумать несколько крайне важных проблем.
Такеси вновь рассмеялся, кивнул понимающе. Он поднялся со стула, и стук шагов возвестил, что компьютерщик покинул палату.
Я откинулся на подушки, закрыл глаза и стал представлять себя громадной мыслящей амебой, которой предстоит уладить несколько крайне важных формальностей с киборгизированным постприматом. Все-таки уже завтра разговаривать с полковником О’Коннелом…
Александр СигидаИдеальная реальность
Двое спецназовцев замерли у дверей, двое на лестничной клетке, еще шестеро контролируют нижние пролеты и шахту лифта. Трое прилепились к стене дома двумя этажами выше, по команде соскользнут на тросах и ворвутся сквозь окна. Все как боевые роботы: бронированные комбинезоны с сервомоторами на руках и ногах, шлемы с черными, зеркальными забралами, ботинки на толстой противоминной подошве.
Отряд замер. Там, снаружи, жилой многоэтажный дом в трущобах Токио окружен двойным кольцом полиции, перекрыты даже самые мелкие проулки. С неба смотрит бледная луна, огни ночного мегаполиса и вспышки проблесковых маячков патрульных машин подмигивают ей.
Два десятка специалистов в зале сетевой поддержки Центрального Управления напряженно всматриваются в колонки цифр на голографических дисплеях. Кончики пальцев мечутся по полупрозрачным клавишам, сотканным лучами света. От затылков тянутся пучки проводов, соединяя людей в единый сетевой механизм наблюдения и контроля.
Направленный взрыв заставил задребезжать здание, дверь вышибло, как ударом тарана. Двое спецназовцев ринулись внутрь, винтовки на изготовку, глаза ищут цель. Система целезахвата сканирует помещение, готова любой шевельнувшийся объект выделить красной рамкой. Сзади прикрывают еще двое, что были на лестничной клетке. Звон разбитого стекла, осколки россыпью разлетелись по комнате. Три тяжелые фигуры влетели в оконные проемы. Подошвы глухо ударились в пол, тонко взвизгнули сервомоторы. Бойцы вскинули винтовки, глаза, усиленные электроникой, просканировали комнату.
– Что за ерунда?
Голос командира отряда прозвучал в радиоэфире удивленно:
– Мы готовились штурмовать банду террористов, а тут…
– Что там?
– Сами посмотрите.
В квартиру вошли трое ребят из следственного управления. Черные брюки, черные пиджаки поверх идеально выглаженных белых сорочек, галстуки. За ними появилась бригада криминалистов с чемоданчиками и сумками.
Один из следователей взглянул на командира спецназа, отрывисто бросил:
– Вы свободны, спасибо.
Затем оглядел комнату, уставленную оборудованием. Несколько киберблоков, три тускло мерцающих голографических дисплея, жгуты оптоволокна, идущие от аппаратуры к стоящему спинкой ко входу креслу. На пластиковом подлокотнике покоится иссохшая рука, тонкие узловатые пальцы покрыты истлевшей кожей.
Следователь выудил из-за полы пиджака клетчатый платок, промокнул выступившие на лбу капельки пота.
Щелкнул дверной замок, на звук из кухни выглянула женщина. Улыбнулась, от уголков глаз собрались глубокие морщинки.
– Привет, Дениска. Как дела в институте?
– Привет, мам, – бросил светловолосый паренек, разуваясь.
Синяя куртка повисла на вешалке, ботинки встали у стены в ряд обуви. Ноздри студента затрепетали, втягивая аппетитные запахи, идущие с кухни. Парень протопал в кухню, чмокнул мать в щеку.
– Дела нормально, даже хорошо…
Руки сами потянулись к нарезанным дольками помидорам, успел сцапать одну и бросить в рот до того, как мама шутя шлепнула по рукам.