— Здравствуйте, — ко мне подошла учительница; пожилая женщина с кудрявыми седыми волосами, с добрыми серыми глазами, — вы ведь Григорий, верно?
— Верно, — признался я, почему-то смутившись, и протянул руку.
— Марфа Ильинична, — представилась педагог, едва коснувшись моей ладони, — вот уж не думала, что когда-нибудь познакомлюсь лично. Очень приятно.
— Взаимно, Марфа Ильинична, — кивнул я.
— Мы хорошо знакомы с Таис. Она много о вас рассказывала. Вы тут, должно быть, из-за ребят, которых спасли в Башкирии, верно?
— Вы правы, — кивнул я, — как у них дела?
Марфа Ильинична грустно вздохнула.
— Как могут быть дела у детишек, которые… — она не закончила фразу; я заметил, как в уголках её глаз блеснули слёзы, — впрочем, они молодцы. Они вырастут. У них будут свои детишки. И это самое главное.
— Вы… очень мудрый человек, — заметил я.
— Спасибо, Григорий. Так вот, о детях. Они почти все держатся хорошо. Мы справляемся.
Про себя я сразу отметил это «почти». Мне оно категорически не понравилось.
— Но с Колей есть некоторые вопросы, которые мы пока не можем разрешить, — продолжала она, — он очень увлёкся какой-то игрой. Проводит с ней дни и ночи. Сильно отстаёт по успеваемости. Я не хочу на него давить — вы понимаете, возможно, это защитная реакция. Но… было бы хорошо это момент немного откорректировать. Понимаете? Он говорит, что эту игру подарили ему вы. И он считает её крайне важной.
— Конечно, — кивнул я, — я поговорю с ним.
— Поговорите, — кивнула учительница, — мальчику нужна помощь. И вряд ли он найдёт её внутри игры. Я понимаю ваши мотивы, но… всему своё время.
— Договорились, — согласился я, — спасибо, что рассказали.
— Вам спасибо, Григорий, — улыбнулась Марфа Ильинична, — и заходите почаще. Дети будут рады.
Когда Коля увидел меня, мне показалось что он меня испугался. Его глаза расширились и забегали, будто в поисках укрытия. Я улыбнулся, как можно шире. Мальчишка едва заметно улыбнулся в ответ.
— Привет! — сказал я, подсаживаясь за обеденный стол, — как вы тут? Где остальные?
Детишек в столовой почти не осталось — парочка младшеклассников доедала картофельное пюре у противоположной стены, да Коля, лениво ковырялся в тарелке вилкой.
— Привет, — ответил мальчишка, — ты слишком рано. Я не успел пока разгадать твою загадку. А остальные убежали в игровую — пока есть время до вечерних занятий.
— Ты с ними не пошёл?
— Не-е-е, — он замотал головой, — мне неинтересно. Я бы головоломку порешал, но мне запретили проводить с ней слишком много времени. Если бы не это — думаю, я бы уже нашёл решение.
— Правда? — я поднял бровь.
— Я чувствую, оно где-то рядом.
Я поджал губы, вспомнив своё обещание учительнице.
— Покажешь, что ты уже сделал? — спросил я.
Мальчишка снова посмотрел на меня испуганными глазами.
— Эй! Ну ты чего? — произнёс я мягким тоном. — Не хочешь не показывай. Мне просто любопытно было.
— Покажу, — сказал Коля, — если планшет разблокируешь.
Вместо ответа я кивнул. Мальчишка достал школьный планшет. Я сменил пользователя и ввёл свои данные, открывая доступ к внутреннему хранилищу компьютера.
— Вот, — мальчишка открыл какую-то программу для три-дэ моделирования, — что у меня получилось.
На экране элементы корабля были собраны в совершенно безумную конструкцию напоминающую скошенную спиральную башню. Рядом с ней в «пространстве» «плавали» оставшиеся элементы.
— Круто, — констатировал я, входя в режим, — слушай, думаю, я смогу договориться с учителями, чтобы… посмотри, а что, если вот здесь…
В режиме я все увидел по-другому. Спиральная башня перестала быть бессмысленной конструкцией. Напротив, я был близко к пониманию её настоящего предназначения. Но раньше, чем я сумел провести необходимые вычисления, из режима меня выбила тяжёлая рука, которая легла мне на плечо.
Я недоуменно обернулся. И встретился с ледяным взглядом Кая. С его чёрными глазами изобразить лёд было очень сложно — однако поди ж ты, он справился. Рядом с ним стояла Таис.
— Привет, — сказал я, — что случилось?
7
Наверное, впервые в жизни мне было по-настоящему стыдно. Я посмотрел некоторые видео, снятые в школе и комнате для игр. На них Пашка решал задачу. Первые записи выглядели ещё нормально: пацан как пацан. Увлечён немного новой игрой. А вот дальше… раньше я никогда не видел, как выглядит нервный срыв у ребёнка. И, надеюсь, больше никогда в жизни не увидеть.
— Это аварийные записи, — сказала Таис, — педагоги их не просматривают. Это вопрос доверия. Мы первые, кто это увидел.
— Почему, ну почему только сейчас, а?.. — пробормотал я.
— Потому что всем было не до этого. Все были очень заняты. И просто забыли про маленького мальчишку-сироту, которого ты угостил отравленной конфетой… — ответила Таис.
Я промолчал. Она была права. Это и называется ответственность — думать о возможных последствиях.
— Ты очень напугал меня, Гриша, — сказал Кай; его тон уже не был таким ледяным, как в начале разговора, — я очень боялся, что ты начнёшь говорить что-то про великую цель, которая может оправдать средства.
— Я сам себя напугал, — ответил я.
— Ты же знаешь. Я принадлежу первой версии человечества. Для нас это фундаментальные вещи.
— Я не знаю, к какой версии принадлежу я, — ответила Таис, — но я тоже очень испугалась.
— Ребят… давайте думать, как вытащить пацана, а? — попросил я, — у нас же есть психологи?
— Ты не должен был давать неразрешимую задачу, — сказал Кай, — из этой ситуации только один выход: придумать решение. И сделать так, чтобы он нашёл его.
— Ты сможешь найти решение, Гриша? — спросила Таис.
Я вспомнил свои мысли в режиме. Хотел снова войти в него, но не получилось: эмоциональное состояние не давало.
— Да, — ответил я после долгой паузы, — смогу.
— Уверен?
— Да, — кивнул я, — теперь да. Пашка действительно нашёл решение. Но у него не хватило вычислительных мощностей, чтобы просчитать его до конца.
— Хорошо, — кивнул Кай, — это очень хорошо.
— Знаю, Кай. Я помню «Книгу Ветра и Крови».
Напарник молча кивнул.
Я поднялся, чтобы вернуться в игровую, где мы оставили Пашку.
— Гриша, — остановила меня Таис.
— Да?
— Что это за решение? О чём оно? Поделишься? Оно связано с этими штуками, которые нашли у президентов, да?
— Связано, — кивнул я. — Таис, я обязательно отвечу, хорошо? Но чуть позже. Нужно ещё с Катей поговорить. И, возможно, с Эльми. Нам нужно будет вернуться в космос. И не просто в космос — а к самым границами нашей системы.
— Это сложно даже с технологическим уровнем Братства, — заметил Кай.
— Я знаю, — ответил я, — но у нас нет другого выхода.
— Ты расскажешь Паше о решении? — спросил Кай.
Я до последнего надеялся избежать этого вопроса. Он сильно всё усложнял. Но врать другу мне тоже не хотелось.
— Нет, — я покачал головой, — не сейчас, по крайней мере.
— Ты должен сказать. Иначе это не поправить.
— Я скажу, обязательно. Когда придёт время. А пока, мне кажется, я нашёл другой выход. Странно, что об этом варианте ничего не написано в «Книге Ветра и Крови».
Кай очень странно посмотрел на меня; в его взгляде была смесь уважения, любопытства и сомнения.
— Ты же знаешь, — ответил он, — если будет нужно — ты сам напишешь новые страницы.
Пашка сидел, забившись в самый угол игровой комнаты. При нём был планшет. Марфа Ильинична не забирала его — это было личное время детишек, и каждый имел право решать, чем заниматься.
— Привет, — сказал я, опускаясь перед мальчишкой на одно колено.
— О, привет, — смущённо улыбнулся он, — ты говорил, что хочешь показать мне кое-что. Насчёт решения.
— Хочу, — кивнул я, — и покажу обязательно. Но не прямо сейчас.
Пашка посмотрел на меня со смесью обиды и растерянности.
— Хочу тебя сначала спросить кое о чём, — продолжал я, — ты не против?
— Спрашивай, конечно, — кивнул Пашка.
— Почему ты так зациклился на этой игрушке? Только честно, хорошо? Это важно очень, — я сделал паузу и поглядел ему в глаза, — это может быть не менее важно, чем сама задача. Понимаешь?
Я видел, что мальчишка колеблется; видел, что ему совершенно не хотелось рассказывать о своих мотивах. Но потом, упрямо ответив на мой взгляд, он всё-таки решился.
— Я… один теперь, — тихо сказал он.
— Знаешь, я сейчас скажу тебе одну вещь, — осторожно произнёс я, — она может напугать поначалу. Но ты, я вижу, парень крепкий. Знаю, ты выдержишь. И поймёшь.
Пашка вопросительно глянул на меня, но промолчал.
— Каждый человек, на самом деле, всегда один, — продолжал я, — в самые важные, самые критические моменты жизни мы одиноки. Люди смертны, Паша. И каждый человек встречает свою смерть лицом к лицу. И никто в этот момент ему не может ни помочь, ни разделить этот момент. Даже те, кто физически рядом. Они отдаляются.
Мальчишка нахмурился, но слушал меня очень внимательно.
— Но наше окружение всё равно очень важно. Знаешь, почему? — продолжал я.
— Нет, — он помотал головой, — почему? Ты же только что сказал — мы всё равно останемся одни в конце. И это правда… я видел…
— Потому что наше окружение формирует то, что у нас внутри, — продолжал я, — те, кого мы любим — они по-настоящему никогда не уходят. Их влияние, их любовь мы носим внутри. И это никто не в силах отнять. Даже смерть. В самый последний момент эта любовь будет с нами. Внутри. Понимаешь?
Я видел, каких трудов мальчишке стоит сдерживать слёзы. Но мы ещё не закончили разговор. Я ждал его следующих слов.
— Мама… — произнёс он слово, которое, видимо, было для него запретным все эти дни, словно заново пробуя его на вкус, — она всегда говорила: «чтобы выжить — нужно быть нужным. Пока мы вместе, мы нужны друг другу. А я нужна другим людям, я работаю и зарабатываю деньги». Я ведь не малыш уже… я понимаю, как мир устроен. Кругом слишком много сирот, гораздо младше меня. Так что я точно один останусь. Мне… мне очень надо быть нужным. Чтобы выжить…