Даже базируясь на нейтральных источниках — наших изданиях эпохи государственного атеизма, можно констатировать: Никео-Цареградский Символ веры, принятый в 325 году на Вселенском соборе всем христианским миром, фиксирует: «Святой Дух — от Отца». Тогда все патриархи (и Римский) назывались православными — в противовес накатывавшим волнам ересей: гностиков, ариан, монофелитов, монофизитов (несториан). В соборе Святого Петра, в Риме, папа Лев III установил две серебряные таблицы с Никейским Символом веры на латыни и греческом, и подписью: «Я, Лев, поставил это по любви к православной вереи для охранения ее».
Догмат о филиокве, ранее называемый «испанское новшество» впервые «засветился» лишь в VIII веке на Толедском соборе. Можно сказать, что в смысле отступления от Никейского Кредо — римские папы позиционировали себя так же, как когда-то ариане и прочие. Изменение догмата они сочли несущественным по сравнению с принципом единства, единоначалия пап. А откуда взялось это единоначалие — показано двумя страницами ранее.
Писатель Александр Сегень в романе об Александре Невском зачерпнул древнее, народное, и удивительно точное понимание сути филиокве. В совершенно мимоходном, досужем разговоре по поводу проезжающих мимо рыцарей Тевтонского ордена, один дружинник спрашивает: «А правда, что те папежники двум Святым Духам веруют?»
Какое точное слово, нечаянный афоризм людей, никогда не участвовавших в богословских спорах! Если по-римски: и Отца, и от Сына, это ж значит: ДВА Святых Духа!
Но самым интересным, думаю, будет какой-либо намек на отношение нас, нынешних, к тем давним разделениям. Вот свидетельство очевидца о Цареграде V века, о греках, от которых мы «веру восприяли». Пишет Григорий Нисский, младший брат святителя Василия Великого, известный, в частности, еще и тем, что отрицал реальность Зла (зло — просто отсутствие Добра).
— Все здесь полно людей, рассуждающих о непостижимых предметах. Спросишь, сколько заплатить оболов? — философствует о Рожденном и Нерожденном. Спросишь о цене на хлеб — отвечают: «Отец больше Сына!». Справляешься, готова ли баня? — говорят: «Сын произошел из ничего».
Ну как тут с умилением не узнать себя? Не признать — ну это же мы, точно — мы, Господи!
Раздел имущества… и духовного наследия.
Сам процесс «развода» затянулся на 200 лет, примерно с 867-го по 1054 год, когда папские легаты Гумберт и Петр приехали в Константинополь с «последними предложениями» и в мае 1054 года во время богослужения, положили на престол Святой Софии «Акт об отлучении».
Так что в 2004 году, строго говоря, исполнилось 950 лет разделению.
Через двести лет, во время четвертого Крестового похода крестоносцы захватят и разграбят Константинополь. Еще через двести лет осажденный мусульманами Константинополь откажется от помощи на условии присоединения к Риму (Известный клич: «Лучше чалма, чем тиара!») — и будет захвачен. Храм Святой Софии превращен в мечеть.
Бурный XIII век превратил религиозные расхождения в глубокую политическую пропасть. И начиная с XIII века религиозные и политические конфликты стали впечатываться в народное сознание. Мы, Россия и Европа, зажили совершенно разной жизнью.
Дитер Гро, книга «РОССИЯ ГЛАЗАМИ ЕВРОПЫ. 300 лет исторической перспективы», говорит: «…о той духовной работе, потребовавшейся, чтобы одно географическое понятие, Европа, могло быть противопоставлено России, — причем выясняется, что… всем другим оно (Европа) — нейтрально(курсив мой. — И.Ш.)».
Обретение континента
Переходим от дальних, расходящихся кругов («маршруты римских легионов», «римское право») к упомянутым двум пунктам твердого размежевания. Четвертый Крестовый поход уже упоминался, хотя и как увертюра. Другое важнейшее событие православно-католического раскола стоит ближе к главному сюжету главы: «выбор Александра Невского».
Тяжело начинался русский XIII век. 1204 год. Запредельная подлость четвертого похода, внезапного удара по христианскому союзнику, разграбление величайшего мирового города, нашей духовной столицы, конечно, повлияла на мировоззрение Александра, во времена его юности это была свежая рана. Далее: 1238 — поход Батыя. 1240 — шведы (а точнее там были и датчане, и много еще кто). 1242 — немецкий крестовый поход…
Но был у Александра Невского и еще один важный предтеча. Святослав. Тут многие, возможно, удивятся: ведь, как известно, выбор Александра Невского означал: «Союз на Востоке — оборона на Западе», а главное деяние Святослава, разгром Хазарского каганата, это вообще говоря — нападение «на Восток». И тем не менее. По сути, это были движения в одном направлении: навстречу Азии, и навстречу, получается — евразийству. Ведь ту войну князя Святослава, точнее ее результат, называют еще: «открытие дверей», «открытие шлюзов». Имеется в виду важнейшее следствие разгрома Хазарского каганата (966–977 гг.): исчез заслон от кочевых орд Азии, и с тех пор пошло…Гарвардский историк, столп советологии, Ричард Пайпс (утверждая притом, что его книга «Россия при старом режиме»— сочувственное к нам сочинение), описывает этот момент так: «В пылу спора о контроле над единственной группой славян еще платящей дань хазарам… безрассудным поступком Святослав… открыл шлюзы, через которые немедленно хлынули враждебные тюркские племена… Сперва печенеги, потом половцы, потом…»
Пайпс здесь суммирует мнение многих историков. Хазарский каганат, действительно, лет 180 был надежнейшей «заслонкой» от азиатских орд. Мало того, за безрассудство походов Святослава упрекала, как хорошо известно, и его мать, Ольга, в письме из позабытого сыном Киева… Собственно и сама гибель Святослава на Днепре, при возвращении из Византийского похода, от руки печенегов (одними из первых вломившихся в «открытые шлюзы») — свидетельствует о том же.
Примечание: точности ради следует сказать, что добивал Хазарский каганат уже Святославов сын Владимир.
Но интересна, согласитесь, эта игра интонаций: вот западный историк нам сочувствует. Да, мы часто, взвешивая исторических результатов, упускаем важность моментов, кажущихся побочными, вроде этой разницы: Запад сочувствует, а у нас-то безрассудный Святослав, практически — идеал князя-воина. Святославовы «иду на вы», «мертвые сраму не имут»— это же единственныефрагменты прямой речи, долетевшие сквозь тысячу лет до нашего мира. Задумаешься тут — через всю толщу веков, из X века в наш обиход вошли только две известные прямые цитаты, и оказалось, это фразы не, допустим, Ярослава Мудрого, а вояки Святослава. Кто из государей того периода сравнится с ним, безрассудным?
А дело в том, что его «безрассудство» — это был шаг античного героя… шаг навстречу Судьбе, Року! Да, «выход в открытый космос» Азии был лучше, чем сидение за такой«заслонкой», как Хазарский каганат. Но и все последующее, включая «выбор Александра Невского», рождение козачества, походы Ермака, Хабарова, Дежнева и Моторы — процесс, который называют «Покорение Сибири»… вплоть до недавнего завистливого вздоха Мадлен Олбрайт «Несправедливо, что все богатства Сибири принадлежат русским», и Бжезинского: «Сибирь — главный геополитический приз для Америки»— все это, если разобраться едва ли не самая лучшая иллюстрация к важному принципу, сформулированному, хотя и мимоходом, Фридрихом Ницше: «Amor fati» («Амор фати» — «Любовь к судьбе»).
Тут и у нашего Пушкина (историческую проницательность которого отмечает тот же гарвардский Ричард Пайпс) известная формула: «России определено было высокое предназначение, ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы»— это менее чем полуправда. Да, героическое сопротивление, заслонение собой Европы — было. Но миссия России оказалась гораздо глубже и богаче последствиями. И выше. И длительней. Собственно, длится она и по сей день.
Есть у меня одно предположение, относительно «выбора Александра Невского». Точнее, некая гипотетическая, драматургическая сцена надстраивается, но — поверх вполне достоверных фактов. Которые, в общем, просты и общеизвестны. Русь в середине XIII века — данница Батыевой Орды. Сама Орда — часть улуса Джучиева. Который тоже — не самый верх. Улус — часть великой империи Чингизидов, верховный хан которой сидит где-то в Каракоруме. Почти — на другой планете. Далее, говорят, лежит какой-то Китай, тоже: улус другого Чингисида, Хубилая.
И вот князь Александр в 1247 году едет к хану Батыю, к устью Волги, в Сарай. Становится побратимом ханского сына Сартака. За Александром уже тогда слава его великих побед, а воинскую славу татары чтут более всего. Батый отправляет Александра еще дальше, к великому хану в Монголию. Возможно, Батый гордится, желает предъявить великому хану своего именитого данника. Для Александра же это значит — еще двухлетнее путешествие, через всю Сибирь.
В 1258 году Невский опять едет в Орду. Тяжело ему оставлять Россию — именно в эти десятилетия монгольские набеги сочетаются с натиском шведов, европейских крестоносцев, мощно поднимающейся Литвы… Самые, может, тяжелые десятилетия в жизни Руси.
Папа Иннокентий IV присылает к Александру двух кардиналов. Папская булла предлагала, говоря в современно-кратком стиле («нефть в обмен на продовольствие»): военную помощь в обмен на католичество. Летописец приводит гордый ответ Невского, одну из прекраснейших фраз в русской истории: «Си вся съведаем добре, а от вас учения не приимаем»…
А гипотеза моя, «надстроенная» над этими фактами, такая. Александр едет из маленькой, скорчившейся на самом краю монгольского континента Руси, цепляющейся за жизнь от набега до набега. Едет через Поволжье, Южно-Уральские степи, пересекает Иртыш, Обь. Минует Алтай, Монголию… Едет в этот невероятный Каракорум. Гадает: как-то его там встретит Великий хан — господин его господина…
И вдруг… допустим это для зрительного образа — где-то, перевалив через Урал… или — миновавши Алтай… Александр вдруг ясно представляет, духовным зрением видит всю эту великую, на два года пути, диковинную страну — своей, Русской империей!