Затем совет, синод, сенат приказали в двадцать четыре часа отрастить стриженые волосы, отобрать очки и обязать подпиской иметь здоровые глаза и носить кринолины…
Чрезвычайные меры эти принесли огромную пользу, и это я говорю без малейшей иронии – кому?
Нашим нигилисткам[115].
Им недоставало одного – сбросить мундир, формализм и развиваться с той широкой свободой, на которую они имеют большие права. Самому ужасно трудно, привыкнув к форме, ее отбросить. Платье прирастает. Архиерей во фраке перестанет благословлять и говорить на о…
Студенты наши и бурши долго не отделались бы от очков и прочих кокард. Их раздели на казенный счет, прибавляя к этой услуге ореолу туалетного мученичества.
Затем их дело – плыть au large[116].
Р. S. Одни уже возвращаются с блестящим дипломом доктора медицины – и слава им!
Герцен А. И. Былое и думы. Часть восьмая: «Цветы Минервы» // Герцен А. И. Сочинения: В 9 т. Т. 6. С. 462–463.
Прокофий Григорьевич был вскоре после царского манифеста уволен графом Шереметевым с поста главноуправляющего имениями, так как при проведении земельной реформы был уличен в том, что перестал блюсти графские интересы и начал «держать руку крестьян», отводя им при межевании «самые лучшие земли и угодья»…
Оставшись без службы, Прокофий Григорьевич решил уехать из Петербурга в Иваново-Вознесенск и открыть там на паях с братом ситценабивную фабрику.
Денег для начала такого дела было мало, и потому большая часть затрат была произведена под заемные письма, в кредит.
Нижегородский купец Сироткин был злопамятен и мстителен. Пользуясь огромными связями в торговом мире, он решил «рассчитаться» с Сусловым за тот «отказ», который получил от него несколько лет назад при попытке заполучить дармовую рабочую силу. Он скупил все векселя Суслова и предъявил их ко взысканию в самую тяжелую минуту, когда весь капитал был вложен в оборудование и сырье и фабрика еще не успела выпустить ни одного аршина ситца. Суслов пытался было вырваться из петли, захлестнутой безжалостной рукою вокруг его шеи… Заметался в поисках добавочного кредита, но встретился с организованным Сироткиным сговором купцов… В самом коротком времени он вынужден был признать себя несостоятельным. Новая фабрика пошла на торги с молотка, а сам Суслов не попал в «долговую яму», только распродав все, что у него было, что было нажито за долгие годы службы у Шереметева… От былого достатка не осталось и следа.
После этого внезапного разорения Прокофий Григорьевич получил приглашение от сына переехать к нему в Нижний Новгород, где тот был присяжным поверенным при губернском суде. Там он купил себе небольшой домик на Солдатской улице. Туда на летние вакации приехала и Надежда.
Перед отъездом из Петербурга в мае 1864 года Надежда Суслова получила печальное известие о том, что ее учение в Медико-хирургической академии должно быть прервано… Правительство запрещало женщинам посещать лекции как в академии, так и в университетах. Перед женщинами закрылись двери всех высших учебных заведений.
Надежда, получив такое сообщение, не растерялась. Она уже была готова к этому и решила продолжать свое образование за границей, в рекомендованной Сеченовым Швейцарии…
Смирнов А. А. Первая русская женщина-врач. С. 117–118.
ДОНЕСЕНИЕ О КОММУНЕ СЛЕПЦОВА[117]
петербургского обер-полицмейстера И. В. Анненкова
генерал-губернатору кн. А. А. Суворову
Обязанностью считаю донести вашей светлости, что в Петербурге образовался в недавнее время кружок молодежи очень безнравственного и вместе с тем очень вредного направления, в котором хотя и не видно теперь ничего политического, но нельзя быть уверенным, что со временем оно не приняло бы другого характера.
В настоящее время мужчины и женщины, составляющие этот кружок, обращают на себя общее внимание тем, что вздорные и нелепые идеи свои стараются применить в практике к ежедневным занятиям своим и к образу жизни.
Безнравственная сторона их учения состоит в том, что они, не признавая церковного брака, заменяют его, как объясняют сами, браком гражданским, то есть допускают чувственные удовольствия без всякого ограничения и делают всех женщин и девиц их кружка общей принадлежностью всех членов их общества…
Известно было, что кружок этот группировался около бывшего преподавателя Казанского университета Афанасия Щапова, который пользуется и до сих пор от болезни в клинике 2-го Военно-сухопутного госпиталя, что его навещали там преимущественно студенты Медико-хирургической академии, вольноприходящая слушательница медицинских наук купеческая дочь Суслова и дочь умершего чиновника 10-го класса Александра Комарова[118]. Из них Суслова более прочих проповедовала и распространяла упоминаемые несообразности и привлекла к себе названную выше Комарову… Что же касается до Комаровой, то она имела любовную связь с братом своей наставницы Сусловой, студентом университета Сусловым, и в январе нынешнего года родила от него ребенка.
…Девицы известны под именем стриженых.
8 марта 1864
Литературное наследство. Т. 71. С. 451.
В ведомостях о фабриках и заводах Вознесенского посада, составлявшихся полицейским управлением в течение десяти с лишним лет, значилось набивное и каландренное заведение Асафа Григорьевича Суслова. По первоначальной регистрации за 1860 год в этом заведении насчитывалось 20 рабочих и 10 набойных столов. В 1870 году фирма имела уже 93 рабочих и продала 15 тысяч кусков набивных платков, а также пропустила «через каландры» 100 тысяч кусков мануфактуры.
Еще в 1863 году к Асафу приехал брат Прокофий Григорьевич Суслов, который вступил к нему в пай. Поначалу дела шли бойко, но затем братья вынуждены были ликвидировать свою фирму.
История как будто обычная. Начинающих фабрикантов вытеснили более сильные конкуренты. Документы, однако, говорят о более серьезной подоплеке ликвидации фирмы.
Прокофий Суслов, бывший крепостной, добился «вольной» и стал, благодаря своим способностям, управляющим имениями графа Шереметева. Он сумел дать дочерям, Аполлинарии и Надежде, хорошее по тем временам воспитание: они знали европейские языки, умели играть на фортепиано. Девушки восприняли полученное ими образование не как своеобразное приданое, а как ступеньку для проникновения в науку, для отдачи всех своих сил и способностей народу.
Лешуков Т. Сестры Сусловы // Рабочий край (Иваново). 1965. № 256. 29 октября.
Когда несколько лет тому назад некоторые русские женщины стали посещать лекции здешней Медицинской Академии, общество почему-то вдруг испугалось этого факта; он показался ему и диким, и неприличным, и невероятным; общество вдруг увидело в нем начало какой-то страшной деморализации; оно подняло на смех этих женщин, отвернулось от них и довело дело до того, что правительство сочло нужным запретить женщинам вход на лекции. Мы хорошо помним, что и Надежде Прокофьевне Сусловой пришлось перенести от нашего общества очень много неприятностей; ей противодействовали на каждом шагу, на нее сплетничали, ее оскорбляли, старались набросить тень на ее личность и на ее дело, и только глубокая вера в свои силы и в правоту своего дела помогла ей не смущаться придирками общества и твердо идти к своей цели до тех пор, пока запрещение посещать лекции не заставило ее искать себе выхода в чужих странах… Почему же общество в этом случае поступало так дико и непоследовательно? Почему оно так настойчиво действовало во вред самым насущным и очевидным своим потребностям? «Вероятно, – говорит г. Сеченов, – из теоретического предубеждения, что задача не по женским силам». Вероятно, – скажем и мы, – общество сомневалось в том, что русская женщина может быть медиком. Ну а теперь оно сомневается ли? А если не сомневается больше, то как оно примет этот новый факт? Одумается ли? Отзовется ли? Что скажут наконец теперь начальствующие лица медицинского мира?
Но такова бывает судьба почти всех передовых людей, идущих вразрез с застарелыми привычками и взглядами общества, и если даже такая страна, как Америка, всячески мешала первым попыткам женщины к медицинской карьере (как мы это знаем из биографии Елизаветы Блекуель[119]), то тем более это понятно у нас.
…Подвиг Елизаветы Блекуель, как мы знаем, имел громадное влияние на положение женщин: он открыл женщинам доступ к медицинской деятельности; сотни тружениц тронулись по ее следам, и вследствие этого даже вскоре были учреждены там особые медицинские коллегии, предоставленные исключительно женщинам…
Конечно, наши притязания не простираются так далеко; у нас еще не хватает смелости верить, что и в России очень скоро откроются академии для медицинского образования женщин, мы не уверены в этом на том простом основании, что Россия ведь не Америка; но мы смеем надеяться, что успех дела Н. П. Сусловой убедит наше общество в способности русской женщины к этой новой для нее деятельности и тем даст возможность и другим женщинам испытать свои силы в том же деле. Мы хотим верить, что в это дело не вмешаются те дряхлые скептики и враги нашей самодеятельности, которые из разных видов стараются очернить в глазах правительства и общества все хорошие начинания нашей женщины и подорвать доверие к ним в самом их зародыше. А там хорошее дело скажет само за себя – лишь бы дали ему развиться.
Первая русская женщина-медик // Женский вестник. 1867. № 8. С. 82–84.
Я Вам пишу, чтобы просить Вас об одолжении [?][120]
Кроме удовольствия видеть представительницу новых начал лучшего общественного устройства, до которого [?] Старая Европа [?] Общий интерес нашего пола заставляет меня добиваться своей цели [?] Высокое положение, которое Вы себе приобрели, дает Вам возможность [обязывает Вас] помогать и указывать дорогу младшим сестрам, которые хотели бы следовать за Вами на поприще труда одной дорогой с Вами. Я русская и для [многих сестер моих] других русских женщин, начавших серьезно изучение медицины и не имеющих возможности его продолжать вследствие тех условий [?] в которые поставлена европейская женщина [?]