никаких. И теперь зачем подарки? Довольно этого, что по случаю ярмарки все у Вас остановятся. Они, Вы говорите, считают Вас богатою (а по мне, вы бедная) и не довольны Вашими подарками, которые я считаю расточительными. Они того и недовольны, что Вы широко начали, как не считать Вас богатой, когда Вы одариваете, как будто у Вас 10 тыс. доходу, даже больше. Подумайте о старости. Вам только под 50, еще придется жить лет 25, 30, и разве умирать с голоду. Вы не имеете способов заработать хлеб, разве в няньки идти. Печальная перспектива. Тогда Вас никто одаривать и содержать не будет…
Пока есть возможность, берегитесь такого ужаса. Ваша сестра, отдав Вам все после отца[261], больше ничего не даст, а я умру, мне жить недолго. Я стала видеть такие сны, что много, года два, а то и меньше, проживу. Эти две последние болезни меня состарили на десять лет. Умоляю Вас считать всякий грош и никому ничего не дарить. Мужу своему напишите вежливое письмо, скажите, что не хотите возвратиться, что Вы не так богаты, как он думает, и будете просить влиятельных лиц и, если нужно, дойдете до государя через комиссию прошений, что у Вас есть люди, знающие Ваше безупречное поведение и которые за Вас заступятся, ибо они силу имеют невинного избавить от беды. Всякое слово, писавши, обдумайте, имен не называйте, имейте в виду, что он (муж Ваш) в случае нужды Ваше письмо к просьбе приложит. Последуйте моим советам.
На конверте: В Нижний Новгород
На Большую Солдатскую улицу,
в доме бывшем Суслова, ныне
Розановой.
Ее благородию Аполлинарии
Прокофьевне Розановой
Штемпеля:
Калуга 16 июл. 1890
Нижний Новгород 18 июл 1890
Е. В. Салиас – А. П. Сусловой-Розановой // РГАЛИ. Ф. 447. Оп. 1. Д. 5.
Объяснения, представленные в полицейское управление г. Ельца относительно предоставления отдельного паспорта жене, Розановой Аполлинарии Прокофьевне
1890 окт. 16
Сего 1890 года октября 16 дня я, нижеподписавшийся, преподаватель Елецкой мужской гимназии Василий Розанов, выслушав от господина Полицмейстера города Ельца, Александра Ивановича Ползикова, предложение, в силу предписания Высшего начальства последовавшее, относительно изъявления моего согласия на предоставление жене моей, Аполлинарии Прокофьевне Розановой, права проживать повсеместно в Империи по отдельному от меня паспорту, имею честь покорнейше просить господина Полицмейстера представить Высшему начальству нижеследующее мое объяснение:
Я женился в 1880 году, имея 24 лет от роду, на девице Аполлинарии Прокофьевне, урожденной Сусловой, и в течение первых семи лет прожил с нею вместе, а теперь вот уже три года живу с нею в разлуке. Жизнь свою до ее отъезда от меня я считаю счастливою, и хотя это счастье нарушалось периодически вспыхивавшими ссорами, но, любя ее, я никогда не высказывал ропота на свою жизнь ни ей лично, ни кому-либо из знавших нас, – что, без сомнения, подтвердится и ею самою. Причиною ссор служила ее постоянная подозрительность и ревность, никогда не высказывавшаяся ясно и с первого же начала, но разражавшаяся гневными вспышками, следовавшими одна за другой, приблизительно через промежутки времени месяца в 2–3, в течение которых она бывала со мною хороша и ласкова. По причине ее постоянной затаенности я никогда не в силах был предвидеть ни времени, ни точного предмета наступающей ссоры, и первый год нашей брачной жизни даже не понимал, что причиною служит именно ревность. Как муж и любя ее, я видел болезненное сложение ее характера, постоянно как бы встревоженного, чего-то ищущего и никогда не способного удовлетвориться обыкновенною будничною жизнью. Значительная разница наших лет (она лет на 15 старше меня) все-таки была недостаточна, чтобы объяснить эту подозрительность и ничем не успокаиваемую ревнивость; позднее (в 1886 году) городовой врач города Брянска, г. Денисенко, имевший случай свидетельствовать ее по причине одного заболевания, объяснил мне, что она нервопатична, и это находится в связи с некоторыми болезненными уклонениями у нее в системе женских органов; тоже относительно нервопатического ее сложения всегда утверждал и другой брянский врач, Д. Д. Кучинский, семейство которого было хорошо знакомо с нами. Видя ее скорее несчастною, чем виновною в происходящих ссорах, во время их я всегда был уступчив, соглашался со всеми ее требованиями, и, вероятно, она сама не откажется подтвердить, что в течение семи лет не слышала от меня ни одного бранного слова или грубого в чем-нибудь отказа. Однако, несмотря на все меры, ее вспышки принимали все более и более резкую форму и наконец окончились отъездом летом 1887 года; в то же лето, сам близкий к душевному заболеванию, я перепросился перевести меня куда-нибудь по службе из Брянска. Переехав в Елец, я написал ей отсюда просьбу вернуться ко мне, надеясь, что перемена места освежит ее и улучшит нашу жизнь; но она ответила мне требованием вида на отдельное жительство. Все знакомые нам семейства в Брянске, из которых назову И. И. Пенкина, В. И. Попова, Д. И. Плюшинского и судебного следователя С. М. Смирнова, жившего в одном с нами доме, – не откажутся подтвердить, сколько я мучился ее отъездом, как обещал ей в письмах сделать решительно все, чего она пожелает, лишь бы она вернулась ко мне. Множество ее писем ко мне, из которых одно, посланное от меня и возвращенное ею с написанною поперек моих строк гневною бранью, – подтвердят то же самое. Любя и жалея ее, я не хотел, чтобы она скиталась по разным городам, и по истечению первого года нашей разлуки, который она провела в городе Калуге, отказался возобновить ей вид на жительство, пока она не вернулась к отцу. Ее отец, не прекращавший со мною переписки и по ее отъезду, в декабре 1889 года в письме, у меня хранящемся, выражая сожаление о моем одиноком положении, говорит, объясняя его, что и ему самому трудно жить с дочерью, и он думает, на седьмом десятке лет, перейти из своего дома в богадельню. Ныне, когда он помер, мне было бы тяжело видеть свою жену опять бесприютно скитающеюся из места в место, и я хотел бы, чтобы она вернулась ко мне. Дать согласие на право отдельного от меня жительства я ей не могу, потому что, зная ее характер, ничем кроме гибели для нее от этого не предвижу. Сверх того, это равнялось бы расторжению нашего брака, а я еще питаю надежду, что она успокоится раньше или позже и мы вновь будем жить мирно и счастливо.
Преподаватель Елецкой гимназии
В. Розанов.
ОР РГБ. Ф. 249. Карт. 5. Д. 5.
…Я так удивилась, когда узнала, что Вы уехали. Я боюсь, что Вы растратите Ваше состояние, так нельзя, имея весьма малый капитал. Не давайте денег взаймы никому, прошу Вас. Ваши деньги у меня целы, но я безвинно перед Вами виновата. Я не заплатила Вам процентов, а теперь у меня нет ни гроша. Я больна, лечусь, и это дорого стоит… Поверьте, что это меня мучит, и я при первой возможности заплачу.
…Не знаю, не выберете ли Вы время, не приедете ли ко мне в Калугу, хотя на 2–3 недели… Сего 20 декабря Варшава 1890 года
Е. В. Салиас – А. П. Сусловой-Розановой // РГАЛИ. Ф. 447. Оп. 1. Д. 5.
12 февраля 1891. Варшава
Милая Полинька, пишу два слова. Сейчас получила немного денег и посылаю Вам 50 р. с. Как получу еще, пришлю Вам еще. Извините, ради Бога, что я ввела Вас в затруднение. Вы знаете, я не желала, и не от эгоизма, что о Вас не думала. Целую Вас, милая. Мне писать некогда…
Надеюсь, что весной мы увидимся. До свидания. Не забывайте, что если муж не даст Вам вида, то Вы обратитесь ко мне. Я могу просить Баранова и в Петербурге.
Е. В. Салиас – А. П. Сусловой-Розановой // РГАЛИ. Ф. 447. Оп. 1. Д. 5.
…Милая Полинька. Спешу отвечать Вам, что я буду чрезвычайно рада Вас видеть и Вы можете остановиться у меня, но спешите приехать, ибо я в Вербное Воскресенье уезжаю в Варшаву к дочери на целое лето.
…Сердечно буду рада Вас видеть,
Сего 21 марта Москва [1891]
Е. В. Салиас – А. П. Сусловой-Розановой // РГАЛИ. Ф. 447. Оп. 1. Д. 5.
Милая Полинька!.. Я решила на осень и часть зимы ехать за границу, сперва в Швейцарию к моей приятельнице, а потом в Ниццу. Я желаю ехать в начале октября. Я не могу, по нездоровью и отчасти тоске, ехать одна. Мне надо добрую особу и хорошую спутницу – друга. Лучше Вас мне никого не надо. Я могу уплатить половину дороги и половину жизни в гостинице и пансионах. Не можете ли Вы ехать со мной? Отвечайте мне. Я буду ждать Вашего ответа, ибо весьма бы желала ехать только с Вами, так как Варенька Нов[осильцева] ехать не может…
10 сентября Москва [1891]
Е. В. Салиас – А. П. Сусловой-Розановой // РГАЛИ. Ф. 447. Оп. 1. Д. 5.
21 сентября. Москва [1891]
Я Вам не отвечала, милая Полинька, не имея минуты свободной… Так обстоятельства повернулись, что Ваше присутствие и путешествие со мной расстроилось бы во всяком случае. Теперь (в конце октября) я еду в Рим в дом моей приятельницы или лучше друга Княжны Четвертинской и проживу с ней и у ней всю зиму. Вы видите, что Вы не могли быть и ехать со мною. Быть может, оно и лучше, что Вам теперь нельзя. Придет время, мне необходимо надо будет ехать с кем-нибудь, и тогда я обращусь к Вам. Теперь же ехать Вам со мною против желания [?] было бы совсем не хорошо и мне крайне неприятно. Не горюйте, душа моя… Я уверена, что позднее мы поедем вместе и очень приятно, и Вы с покойной совестью, что сделали то, что считали своим долгом и что было сделать нелегко. Я знаю, что Вы всегда рады все сделать для меня, но… я не есть Ваш долг; я только Ваша любовь. Ну, а Вы знаете жизнь. Живи не как хочется, а как Бог велит.
Е. В. Салиас – А. П. Сусловой-Розановой // РГАЛИ. Ф. 447. Оп. 1. Д. 5.
…Милая моя, мы с графиней очень часто о Вас говорили, от всей души жалеем Вас, что Ваши дела плохи и Вы не в состоянии их поправить. Теперь Вы думаете, не пришлось бы дом продавать, что ж тогда у Вас останется на старость лет, даже угла своего не будет. Постарайтесь его удержать всеми силами.