Дурылин С. Н. В. В. Розанов / Публ. В. А. Десятникова // Начала. 1992. № 3. С. 45–51[278].
И уж всего за несколько лет до смерти, в 1916 году, переменившая, – быть может, под влиянием своей сестры, Надежды Прокофьевны, и людей, ее окружавших, – убеждения своей молодости, настроенная во время империалистической воины крайне патриотически, – тогда в статьях Розанова Суслова могла бы найти достаточно яркий и талантливый отклик своим взглядам, – но пишет она своему племяннику, молодому писателю Е. П. Иванову: «Стану я читать такого фальшивого, чиновного и продажного человека!..»[279]
Долинин А. С. Достоевский и Суслова. С. 43.
Дорогой Женя! Последнее твое письмо от 10 мая я получил 13-го утром. Я поражен, что мои три или четыре письма, кроме первого, тобою полученного, очевидно, не доставлены по назначению, и их надо искать или в почтамте или у дворников на прежней квартире Аполлинарии Прокофьевны[280]. Как тебе не пришло в голову самому справиться на почте, в особенности ввиду перемены адреса А. П. …
13 мая 1915 г.
На конверте: В Севастополь,
Георгиевская, 18
Штемпель: Севастополь 16 5 15
П. П. Иванов – Е. П. Иванову // Из частного собрания.
Лучшее средство перенести большое личное горе – не думать о себе[281].
Аполлинария Розанова.
1915 г. 18 мая. Севастополь.
А. П. Суслова-Розанова – Е. П. Иванову // РГАЛИ. Ф. 224. Оп. 1. Д. 14.
Милый Евгений!
С Новым годом. Дай Бог, чтоб этот 1916 г. был не так тяжел и грустен для семьи Ивановых.
Печалюсь о вашем горе[282] и думаю много о каждом из Вас, особенно о матери и тебе. На тебя, мой друг, выпала тяжелая обязанность быть опорой семьи. Мать, конечно, жива, но она женщина, а ты единственный в семье мужчина.
Я тревожусь о вас всех и жду известий. Сегодня (т. е. 9 янв.) получила твое письмо, посланное 24 дек. прошлого года. Письмо твоей жены, присланное к Новому году, получила раньше. Анны Асафовны письмо предпраздничное получила в свое время. В эту минуту я нездорова, сильно простудилась. Не выхожу.
В Севастополь никого не пускают. Раньше можно было проникнуть за взятку жандарму, теперь ни под каким видом. Кроме шпионства – боятся болезней. В городе благополучно; квартир свободных нет, цену набавлять на квартиру нельзя под страхом изгнания из города на все время войны.
С Нового года у нас значительный мороз. Матери твоей на днях (третьего дня, кажется) я писала. Буду писать. Впрочем, от нее не получу ли известий?
Всем семейным поклон.
Не знаю, когда получите это письмо.
Твоя А. Розанова
Георгиевская, 18
На конверте: Его Высокородию
Евгению Платоновичу Иванову
Москва, Тверская, д. Гиршман
Штемпеля: Севастополь Твр Г 8 1 16
Москва 11 1 16
Почт, марка 10 коп.
А. П. Суслова-Розанова – Е. П. Иванову // РГАЛИ. Ф. 224. Оп. 1. Д. 14.
Мы подошли к решительному моменту в характеристике политических взглядов самой А. П. Сусловой-Розановой. О перемене взглядов А. П. Сусловой биограф говорит как о явлении конца ее жизни и говорит об этой перемене как о результате патриотической настроенности ее в связи с империалистической войной. Розанов в одном из своих писем так характеризует политические взгляды Сусловой в семидесятые годы: «Она была “русская легитимистка”, ждавшая торжества Бурбонов во Франции (там она оставила лучших своих друзей, в России у нее никого не было), а в России любила только аристократическое, традиции».
И хотя этому «аристократическому», этим «традициям» биограф Сусловой подчеркнуто противопоставляет «ее крестьянское происхождение», ее принадлежность к радикальным кружкам начала шестидесятых годов, ее крамольность в глазах жандармов и царского министра народного просвещения в 1868 г., но можно утвердительно сказать, что А. П. Суслова изменила идеалам своей молодости задолго до мировой войны[283].
В альбоме под названием «Деятели Союза русского народа», среди всяких «Гамзеев-Гамзеевичей» и «Сашек Половневых», рядом с А. И. Дубровиным, киевским погромщиком Розмитальским и Е. А. Полубояриновой, помещен в таблице 55-й портрет старухи с «железным», «решительным» и злобным выражением лица. Под портретом подпись: «Аполлинария Прокофьевна Розанова, товарищ председателя Покровского Союза Русского Народа в Севастополе»[284].
Это и есть страстная любовь, «друг вечный» Ф. М. Достоевского, враждебная царскому правительству в шестидесятых годах Аполлинария Прокофьевна Суслова. И помещена она в этом альбоме, изданном самой черносотенной газетой «Русское знамя», не в качестве рядового, сочувствующего члена «патриотической организации», а в качестве активного, видного деятеля погромной шайки.
«Альбом» не имеет ни титульного листа, ни другого какого-либо определенного указания на год его издания. На обложке «Альбома» в левом углу аляповатого рисунка с эмблемами погромной дубровинской организации тонкими штрихами выведена цифра «1911», но библиографические справочники относят первый выход «Альбома» в свет к 1906 г.
Таким образом, бывшая возлюбленная Достоевского задолго до империалистической войны «сменила вехи» и, вместо сочувствия к родным ей по крови крестьянам, стала проповедовать закрепощение трудового народа помещиками и ставленниками их, земскими начальниками, помогала устраивать погромы «инородцев» и интеллигенции, подобно Достоевскому, и в завершение своего жизненного пути сомкнулась с самыми черными силами реакции[285].
Еще одно доказательство того, что А. П. Суслова задолго до империалистической войны вступила на путь тесного общения с лучшими слугами царизма, на этот раз с жандармами, сообщил мне Л. П. Гроссман, разрешивший воспользоваться этим фактом для настоящей заметки. Выше сообщалось об уходе А. П. Сусловой от В. В. Розанова в связи с ее влюбленностью в молодого еврея Гольдовского. Последний отверг домогательства старой влюбленной женщины и уклонился от предлагавшегося ею фактического брака. Суслова некоторое время продолжала преследовать Гольдовского своей любовью, но молодой человек не соглашался жить с нею. Тогда Суслова подала жандармам донос на Гольдовского, заявив об его революционных связях и знакомствах.
Штрайх С. «Вечная» любовь Достоевского // Огонек. 1933. № 18. С. 13.
Вместо послесловия. Воспоминания Е. П. Иванова
Здесь публикуется документ, резко отличающийся от всего, что написано об А. П. Сусловой теми, кто имел самые серьезные основания быть к ней особенно пристрастным.
Воспоминания Евгения Платоновича Иванова, двоюродного племянника А. П. Сусловой, написанные в 1928 году, были, по всей вероятности, заказаны автору каким-то популярным изданием и предназначались для печати. Рукопись, правленная неизвестным лицом (быть может, редактором журнала или газеты), обнаруживает следы вынужденного приспособления к ожиданиям заказчика: воспоминатель усиленно педалирует революционность своих теток, их принадлежность к радикальному крылу демократического движения 1860-х годов.
Е. П. Иванов, родившийся тогда, когда А. П. Сусловой было 45 лет, мог помнить ее уже пожилой женщиной, но для него она была не «тяжелая старуха» и не «развалина с сумасшедше-злыми глазами», а родной человек, чья личность вызывала безусловное уважение и преклонение. «Она давала направление моему робкому перу, – писал в автобиографии Е. П. Иванов, – бранила за неудачи, и я очень считался с ее мнением».
А. П. Суслова была дружна с племянником до конца своих дней; последние ее письма были адресованы в Москву, Е. П. Иванову. Вероятно, именно он стал ее наследником и первым ознакомился с рукописями из сундучка тетки. Он сразу понял, что попало к нему в руки, – факт тот, что уже в 1918 году три ее тетрадки с «Дневником» оказались в архиве Академии наук и были замечены…
15 декабря 1867 года русский календарь отметил в своих записях выдающееся событие: «Первая защита диссертации женщиной Надеждой Прокофьевной Сусловой».
Событие это имело двоякое общественное значение: во-первых, оно укрепляло за женщиной ее права на науку, а во-вторых, пионером получения этих прав являлась ученая, в жилах которой текла крестьянская кровь.
В семидесятых годах того же столетия, в уездном городе Асбедяни у судебного следователя Василия Прокофьевича Суслова был произведен охранным отделением обыск, причем изъятой оказалась вся фамильная переписка, фотографии, записи и дневники, носившие характер личных мемуаров. Обыск был совершен ввиду приезда к Суслову на временное жительство родной сестры Аполлинарии, известной своими связями с Герценом, Достоевским и группой Чернышевского. В этот день, опечатанные и тщательно запакованные, исчезли на продолжительное время в громадах полицейских архивов многочисленные письма Ф. М. Достоевского, на протяжении ряда лет аккуратно направлявшиеся Аполлинарии Прокофьевне Сусловой, ее личный дневник и несколько редких, представляющих исключительный интерес для момента автографов Герцена[286].
Это краткое изложение событий достаточно ярко обрисовывает двух сестер – передовых русских женщин, которым посвящены настоящие воспоминания.
Отец Надежды и Аполлинарии – Прокофий Григорьевич Суслов, ветлужский, выкупившийся на волю крестьянин. С первых дней получения личных прав он посвятил себя исключительной для того времени деятельности: введению процессов и «хождений» по защите крестьянских земельных интересов. В то время впервые начинали раздаваться голоса, признававшие за крестьянством некоторые, весьма ограниченные, права и необходимость разработки особых, обеспечивающих крепостных, законов. К. числу таких ревностных строителей новых форм подневольного быта принадлежал и Суслов, не расстававшийся с этим делом даже во время последующей тридцатилетней службы в должности управляющего имениями графа Шереметева, в том числе существующим «Останкино». С этой должности Суслов впоследствии был уволен за составление ряда прошений и жалоб от крестьян на своеволь