и, и в своей душевности, во всем так или сяк он является наследником всех предыдущих поколений, но не воспроизведением их. Каждое поколение вносит нечто, и человек, который рождается, делается иным, чем все другие поколения от того, что они сочетаются в нем и от того, как он свою жизнь будет строить, но душу он получает от Бога.
И вот, есть нечто, чего я не могу ни описать, ни объяснить, что является чистым Божьим даром, и никакая наука не может в это вмешаться. Поэтому, несмотря на то, что я очень отрицательно отношусь к клонированию, потому что оно – глубокое непочитание к цельности, единственности человека, меня оно пугает меньше, чем, может быть, некоторых пугает, потому что самую сердцевину человека мы клонировать не можем. Он – единственный и неповторимый, какую бы одежду мы на него ни надевали, то есть, какую плоть, какие умственные или душевные качества. Я это говорю не от особенного знания, а просто как естественную мою реакцию».
«От какого духа?»
Как-то мне позвонила незнакомая женщина и сказала, что ей дали мой телефон, чтобы посоветоваться.
– О чем? – спросила я.
– Я умею лечить гангрену, а мне никто не верит, – сказала она и заплакала.
– Почему Вы плачете?
– Потому что я вылечила свою маму, а после этого мы страшно поссорились с ней и стали врагами. И она заплакала еще сильнее.
– Подождите, подождите, Вы к врачам обращались, рассказывали об этом?
– Они и слушать меня не хотят. Или просто смеются, – и она зарыдала. Рыдания были такими горькими, что я поняла, случилось что-то ужасное.
Я осторожно стала ее расспрашивать. Оказалось, после того, как она вылечила маму, поссорилась с нею, у нее тяжело заболел сын.
– Ему всего двадцать один год, а вылечить его нельзя…
Тут во мне зашевелилась мысль, которую я не решилась высказать вслух.
– А в церковь вы ходите?
– Хожу… иногда, свечку поставлю.
Ах, как много у нас таких «захожан», которые приходят, когда народу поменьше, чтобы свечку поставить и уйти.
– Ну, а со священником Вы о своем даре разговаривали?
– Разговаривала, только он и слушать меня не хотел. Никто мне не верит, – и снова разрыдалась.
А я уже, кажется, начинала понимать, в чем дело. Она обладала неким даром целительства, но от кого получила она этот дар? Почему ее дар не идет во благо, почему приносит столько горя?
Дары человеку посылает не только Господь Бог. Много раз об этом рассуждал в своих беседах Владыка Антоний, приводил пример из своей жизни.
– А Вы что-нибудь слышали о Митрополите Сурожском Антонии? – спросила я.
– А кто это такой?
Как могла, я рассказал немного о нем, и очень осторожно о том, как он относился к таким дарам. Она слушала молча, думаю – не поняла меня.
Тема эта настолько сложная, что здесь я лучше приведу его собственный рассказ, а не мой пересказ.
«Парапсихология и различные дарования такого рода – природные дарования, они по себе и не запятнаны злом, и не освящены святостью. Они так же естественны, хотя более редки, как дар слова, ум, музыкальность или способность писать иконы. По существу, они ничего не представляют ни положительного, ни отрицательного; но пользоваться ими надо не только с рассудительностью, но с внутренним зрением, с даром различения духов, потому что у одних это от добра… а у других это от злой силы…
…Когда я был студентом-медиком, на первом курсе, у меня начали проявляться способности читать мысли людей на расстоянии, передавать им на расстоянии свои мысли; и я задумался над этим. Я тогда был в летнем детском лагере; помню, ходил по лужайке и вдруг остановился и сказал: «Господи, если этот дар от Тебя, пусть он со мной останется, если он от злой силы… – сними!» И он был снят мгновенно. И я никогда больше в такой форме этого не переживал…
…Наша борьба не против плоти и крови, а против сил злобы поднебесной, и никакие естественные дарования не защищены от проникновения и воздействия подобной силы». До сих пор корю себя, что ничего не смогла объяснить плакавшей женщине. Слишком велика и страшна была цена за ее дар целительства! Но как, как объяснить это человеку невоцерковленному, не знавшему молитвы и исповеди? Опытный священник мог бы ей многое объяснить. Беседа по телефону оставила чувство неудовлетворенности…
«Надежда»
Говорить и писать об этом фильме очень трудно. Я уже потерпела одну неудачу в прямом эфире на канале НТВ. В 2004 году меня пригласили на передачу «Принцип домино», где разговор шел о чудесах. Компания была странная: из православных были Владимир Легойда (бывший тогда главным редактором журнала «Фома»), диакон Андрей Кураев и я. Остальные трое были: экстрасенс-гипнотизёр, патологоанатом с большим стажем и писатель-подводник, который рассказывал о полтергейсте на подводных лодках. Мы изначально были в неравном положении. Мне, например, запретили произносить слова, связанные с религией: благодать, преображение… Я спросила у ведущей Елены Ханги: «А слово «Бог» можно употреблять, как без него?» На слово «Бог» ведущая неохотно согласилась.
Сложность была в том, что экстрасенс и подводник говорили о понятных всем «чудесах», а я говорила о чуде преображения человека, который умер, но… спасся. Этому чуду и был посвящен фильм «Надежда». Надежда – героиня фильма – перестрадала в этой жизни и тем спаслась для будущей. В этом главное чудо. Но ничего этого в передаче НТВ я, конечно, сказать не могла. Потому что зрители, особенно молодежь, ничего бы не поняли, и, может быть, даже отшатнулись. Попыталась я другими словами объяснить, не знаю, что получилось. Сложность была еще и в том, что я оказалась не подготовлена к спорам в прямом эфире. Нельзя говорить долго, тебя могут прервать в любую минуту – собеседник или реклама. И до конца высказать свою мысль не удается. Когда я начала рассказывать о том, как у Надежды мироточили иконы, меня прервал патологоанатом, который стал доказывать, что всё это чушь, ни во что такое он не верит, и что иконы не мироточат, а их ночью окунают в постное масло, а днём с них течет… И вообще, какое преображение души, если души нет?
Я проиграла, потому что не вспомнила тогда всем известный рассказ о споре патологоанатома и епископа Луки, замечательного хирурга. Патологоанатом утверждал, что много раз вскрывал трупы и души там не нашел. На что епископ Лука отвечал, что много раз вскрывал черепа и ума там не нашёл.
Я проиграла, и тогда положение спас Владимир Легойда, рассказавший такой анекдот: «Терапевт всё знает, но ничего не может, хирург всё может, но ничего не знает. Патологоанатом всё знает, всё может, но уже поздно…»
Но пора сказать несколько слов о фильме. Это история двух русских женщин, познакомившихся вдали от Родины. Обе вышли замуж за финнов, жили в маленьком городе на севере Финляндии. Одна из них – моя давняя подруга Татьяна. Муж у нее работал, круг общения был небольшой, и она пришла к Свидетелям Иеговы. Изучала Библию, присутствовала на религиозных собраниях. Потом встретила Надежду и предложила ей изучать Библию вместе. Та согласилась. Она была замужем за очень состоятельным человеком и вела роскошную жизнь. Ни в чём себе не отказывала. Домашний бассейн – так с зеркалами. Машина – так самая дорогая. В юности она мечтала стать звездой балета. Не получилось. Но вот вырвалась на Запад, при больших деньгах…
Однажды они с мужем отправились в круиз по Карибскому морю. Флорида, Мексика, Ямайка… Во время этого путешествия с Надей приключилась странная история, о которой она впоследствии расскажет в фильме. А через какое-то время обнаружилось, что она очень больна, и жить ей осталось недолго. И тогда жизнь стала меняться…
Изменения происходили и в жизни Татьяны. Как-то она приехала в Петербург и зашла ко мне в гости. А это был мой день рождения, и в доме было много гостей. Таня с порога начала проповедовать. За столом сидели мои подруги, все давно воцерковлённые, православные. Они смотрели на меня и ждали команду: что делать? Вежливо выпроводить эту иеговистку или начать спор? Я объяснила, что это моя давняя подруга, спорить не будем, а будем праздновать мой день рождения.
В те годы ректором Духовной Академии был протоиерей Владимир Сорокин. Студия «Леннаучфильм», на которой мы все работали, находилась напротив Духовной Академии, на другом берегу Обводного канала. И так получалось, что все мы воцерковлялись под его началом. Помню, однажды мы пригласили его на студию посмотреть фильм. Он вошел, закутав черным шарфом бороду, и шепотом спросил, где купить билет. Он берёг нас, осмелившихся пригласить священника на просмотр. Мы, смеясь, заверили его, что за просмотр здесь денег не берут.
Вот к нему-то я и пошла за советом после встречи с Таней.
– Только не спорьте с иеговистами! Они знают Библию лучше Вас.
– Что же делать?
– Давайте хорошие книги по православию, кассеты с вашими фильмами.
Совет оказался верным.
Теперь Таня часто приезжала в Петербург и просила дать еще чего-нибудь из книг.
Видимо и Надя их читала. Когда Таня собралась съездить в Грецию, Надя попросила её привезти икону. С этого всё и началось. Таня привезла икону, а через несколько дней она замироточила. Ночью Надя позвонила подруге: «Что за икону ты мне подсунула? Она вся мокрая, испортила мне подзеркальник. Осталось пятно маслянистое, совсем не смывается!»
Потом мироточить стали бумажные иконки на книжной полке.
И Таня стала звонить мне: «Приезжай, тут такие чудеса происходят. Ты должна это снять». А потом она приехала в Петербург и сказала, что хочет креститься.
Позже, в фильме, она расскажет:
«Свидетели Иеговы не верят ни в иконы, ни в чудо, ни в Божию благодать… Тут же что-то непонятное. Мы явились свидетелями чуда. Это было абсолютно явно. Я давно уже шла к православию. Я читала святых отцов, меня восхищала и трогала глубина мысли, заложенная в «Цветнике духовном». Это было созвучно с моими глубинными чувствами, я медленно, но верно подходила к православию, а это еще и ускорило мой приход. Я ушла от Свидетелей Иеговы. Я поняла, что у них нет самого главного – у них нет благодати, нет благоговения, нет покаяния, нет любви. Они строят Вавилонскую башню. Я пришла в православный храм в день Фомы Неверующего, и священник, который меня крестил, сказал: «Наверное, Фома Неверующий и будет твоим небесным покровителем». Я приняла православие, крестилась в Духовной Академии Санкт-Петербурга».