– Дура, маловерка! Чего кричала на осветителей? А если бы они послушались тебя, и мы приехали бы прямо к Галине Васильевне?
Я ошеломленно смотрю на него. Так значит все обиды, нервы, крик на осветителей – все было напрасным, и лицо я «теряла» напрасно, значит полагалась только на себя, на свою человеческую волю?
Вот уж действительно – «маловерка»!
«Пастырь добрый»
Две большие фотографии висят в моём доме – отца Василия Лесняка и Владыки Антония Сурожского. Они так похожи, что их иногда путают. Похожи они не только внешне, но и внутренне. Я каждый день молюсь им, прошу совета, помощи и благословения.
Осенью 1994 года в Доме Кино состоялась премьера фильма «Встреча». Зал был переполнен, помню люди стояли позади кресел, в проходах. Для меня это было неожиданно и страшно. Я вышла на сцену вместе с отцом Василием, и рассказала, что благодаря помощи отца Василия фильм удалось закончить, и что просмотр этот состоится благодаря ему. А потом подарила первую кассету батюшке.
После просмотра меня окружили незнакомые люди. Они как-то серьёзно, без улыбок смотрели на меня, а я не понимала, кто это.
– Мы из прихода отца Василия, – сказал один из них, – мы хотим, чтобы вы сняли фильм о нашем батюшке – такой же, как о Владыке Антонии.
От неожиданности я отпрянула назад:
– Да вы хоть понимаете, каких денег это стоит!
– Понимаем, – отвечают, – мы соберём.
– А плёнка, камера, монтаж! – говорила я.
– Видеокамеру мы достанем, это будет намного дешевле, чем снимать на плёнке, а остальное оплатим.
В конце концов я согласилась, но предупредила, что надо уговорить оператора. Виктор Петров согласился, не раздумывая:
– Мы же в долгу перед ним, – говорил он, – попросим денег только на монтаж. Ну и на осветителей… Сделаем!
Прихожане договорились с какой-то организацией, где нам по утрам выдавали видеокамеру, а вечером после съемок мы возвращали её. Мы начали снимать отца Василия. Он рассказывал о своей жизни – иногда с юмором, иногда очень серьёзно. Начальство, узнав, что он хочет поступать в семинарию, никак не хотело его увольнять с работы. Сжалилась Мария Ивановна, начальник отдела кадров:
– Увольте этого святого человека! Но только, святой человек, свято держитесь.
Что это было шутка или пророчество?
Он поступил в Жировицкую семинарию, но, получив на третьем курсе две тройки, решил, что недостоин учиться дальше. Ночью ему приснился старец со свитком в руках, который сказал ему: «Нужно не лениться, больше молиться, больше трудиться». И только приложившись в храме к иконе, понял, какой старец к нему приходил – это была икона преподобного Сергия Радонежского.
Двадцать четыре года отец Василий прослужил в Спасо-Парголовском храме, последние пять лет был его настоятелем.
Все знали, что батюшка успешно занимается экзорцизмом, хотя в те годы это не поощрялось. И конечно, мы задавали вопросы о том, как это происходит. Он рассказал о нескольких случаях. Один запомнился особенно. Женщина привела к нему девочку лет пятнадцати и сказала, что это её племянница, и что в ней сидит бес. Она попросила отца Василия изгнать его из девочки. Он начал отчитку. Девочка спокойно стояла, а её тётя вдруг упала, закричала страшным голосом, стала корчиться в судорогах. Оказывается, не в том теле был бес.
– Что Вы чувствуете во время отчитки? – спросила я.
– Меня выгибает дугой, словно какая-то сила направлена на меня. Но я никогда не боялся, я молился.
Он никогда ничего не боялся. В те годы люди не всегда смели прийти в церковь, чтобы совершить обряд крещения, и он, подобрав рясу под ремень, чтобы не видно было из-под пальто, брал чемоданчик и шёл крестить или венчать на дом.
12 февраля 1995 года, в день трех святителей – Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста в храме было многолюдно – праздновали день тезоименитства отца Василия. В трапезной за столом собралось много молодых священников. Это были его духовные чада, служившие на приходах в разных уголках России. Их тосты были короткими рассказами о том, как их, людей самых разных профессий, батюшка привёл в храм, а потом и на путь священнослужителей. Это были замечательные люди. Я и не подозревала, что увижу их снова через три месяца, но уже при совершенно других обстоятельствах.
В самый разгар веселья регент Ирина Ивановна взмахнула рукой и сидевшие за столом дружно запели любимую песню батюшки. Я смотрю сейчас на эти кадры и из глубины души поднимается волнение – не тревожное, не радостное, но – какое?
Вот слова этой песни:
Скажи нам учитель последнее слово
Пока ещё с нами живёшь.
Скажи нам учитель, когда это будет,
Когда ты судить нас придёшь.
Услышите войны, военные слухи,
Восстанет народ на народ.
И будут болезни, и глады, и моры,
И братская кровь потечёт.
Уменьшится вера, угаснет надежда,
В сердцах оскудеет любовь.
И многие люди тогда соблазнятся,
Прольют неповинную кровь.
Как-то случился в конце апреля долгий съёмочный день. Отец Василий служил литургию. В этот же день к нему пришли люди, чаявшие избавиться от алкоголизма и наркомании. Батюшка провёл старый русский обряд: перед иконой Спасителя, над Евангелием, больные давали зарок – обещание избавиться от своих тяжких пристрастий, кто на полгода, кто на год – у кого на сколько сил хватит. Потом он пошёл к детям в воскресную школу. Всё это мы снимали. Я видела, как он устал и предложила сделать перерыв в съёмках. Он согласился.
В те годы все майские праздники, включая День Победы, мы пропадали на садовых участках. Быть может, в этом была ещё одна причина отложить съёмки, чего я до сих пор не могу себе простить.
В тот день, после съёмок мы собрали аппаратуру и позвонили владельцам камеры, чтобы сказать что едем её возвращать. Нам ответили, что все уже разошлись и камеру лучше оставить до десятого мая в храме, если найдётся сейф. Сейф нашёлся в бухгалтерии, и мы оставили камеру в нём.
Несколько дней я возилась в огороде, вокруг были друзья – это было садоводство нашей студии. Пятого мая, в середине дня я разогнулась над грядкой, сняла рукавицы, взяла лопату и грабли и всё отнесла в сарай.
– Я уезжаю! – объявила я соседям.
Раздались недоуменные вопросы «Куда? Почему? Работы же ещё непочатый край!»
– Я уезжаю, – повторила я. Почему – я не знала. И уехала.
Шестого мая рано утром меня разбудил звонок телефона. Это была Валя Степанчева.
– Где камера? – спросила она вместо приветствия.
– В Спасо-Парголовском храме, в сейфе бухгалтерии – отвечала я.
– Слава Богу! Сегодня ночью умер отец Василий. Надо снять прощание с ним. Его везут в храм.
Я кинулась звонить оператору. Его нет, в деревню уехал. Я обзванивала всех, кого могла – тщетно, все копают огород! Как всегда, помогли друзья. Кто-то посоветовал обратиться к Славе Казакову, который когда-то работал на студии. Я плохо знала его, но позвонила и он неожиданно быстро согласился помочь.
Через час он уже вёз меня на своей машине в Спасо-Парголовский храм и я, торопясь, рассказывала ему про отца Василия. Оператор должен понять, прощание с каким человеком мы будем снимать. Минут пятнадцать он слушал молча, потом сказал:
– Не надо мне рассказывать об отце Василии. Он меня крестил.
Камера впервые за несколько месяцев была оставлена в сейфе храма. Малознакомого мне оператора крестил отец Василий. И я почему-то бросила огород и вернулась в город накануне смерти отца Василия. Как могло всё это сойтись вместе?
Два дня мы снимали прощание с отцом Василием. На третий день – отпевание и похороны. Шла Пасхальная седмица, и митрополит Иоанн благословил отпевать его по Пасхальному чину. Проститься с батюшкой пришло множество людей, а среди тех, кто нёс гроб и опускал его в могилу, были священники, которые всего три месяца назад праздновали именины отца Василия. А теперь со слезами на глазах они пели: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ…».
Под это пение гроб опускали в землю, и я вдруг впервые поняла всю глубину этих слов.
Смерти нет!
Пора рожать!
«Россия-мать, пора рожать!» – такой призыв висит в одном из питерских роддомов. И сразу вспоминается плакат времен Великой Отечественной войны «Родина-мать зовет!» В 1941–1945 годах Родина звала своих сыновей и дочерей защитить ее от врага внешнего – немецкого фашизма. Сегодня Россия зовет нас защитить ее от врага внутреннего – всевозможных растлителей, вкрадчиво советующих планировать семью, т. е. пользоваться контрацепцией, делать аборты, хладнокровно решая: этому ребенку родиться, а этому – нет, вести не свойственный русскому человеку образ жизни – с банкой пива в одной руке и сигаретой в другой. И вот среди этого потока противочеловеческой пропаганды пробился чистый родник – фильм режиссера Валентины Ивановны Матвеевой «Кто качает колыбель», которая встала на защиту детства и материнства. Сегодня Валентина Ивановна – наш гость.
– Валентина Ивановна, как возникла идея создать такой фильм?
– Мы все привыкли к фразе, что «Россия вымирает», но масштабов катастрофы никто не представляет до конца, пока в это не влезешь. Я стала искать ученых, потому что мне хотелось найти неравнодушных людей, которые профессионально этим занимаются. Один из них Игорь Алексеевич Гундаров – доктор наук, профессор, живущий в Москве, у него институт, который занимается сбором демографических сведений по всей стране. Ознакомившись с исследованиями демографов, я пришла в ужас. Миллион в год убывает русских людей, то есть это те люди, которые умерли. Но еще 12 миллионов – это нерожденные младенцы за последние пять лет. Женщины в России не хотят рожать! Именно русские женщины… Причины, которые называют, – плохие материальные и жилищные условия, отсутствие мужа, низкая зарплата, и как итог – аборт. То есть причины экономические, бытовые. Но это поверхностное впечатление. Главные причины – у нашего народа больная душа, нравственность упала низко, как никогда.