Путешествие в Рим
В рассказе о путешествии Павла в Рим вновь появляется Лука. Вплоть до прибытия Павла в Рим повествование ведется от первого лица.
Некоторые комментаторы видели в 27-й главе книги Деяний литературную обработку рассказов о бурях и кораблекрушениях из античной литературы и из Ветхого Завета, в частности из «Одиссеи» Гомера и книги пророка Ионы[555]. С нашей точки зрения, литературная зависимость рассказа Луки от «Одиссеи» чрезвычайно маловероятна, тогда как книгу пророка Ионы Лука должен был знать (на некоторые параллели мы укажем по ходу повествования).
Тем не менее рассказ Луки основан не на литературных источниках, а на событиях, сомневаться в реальности которых нет никаких оснований. И ценность его рассказа в том, что он – очевидец и участник этих событий. Для него нет необходимости обращаться к литературным источникам для описания того, что происходило на его глазах. Тем и ценно его свидетельство, что оно является не плодом литературной фантазии, а рассказом от первого лица о том, что имело место в действительности.
1. Плавание и кораблекрушение
Начало путешествия
Прямого морского сообщения между Палестиной и Италией не было, и путешествие предполагало несколько пересадок с корабля на корабль. Первый корабль назван «Адрамитским», и это означает, что его портом приписки был город Адрамитти-ум[556], находившийся в римской провинции Асия в глубине Адрамиттского залива, напротив острова Лесбос:
Когда решено было плыть нам в Италию, то отдали Павла и некоторых других узников сотнику Августова полка, именем Юлию. Мы взошли на Адрамитский корабль и отправились, намереваясь плыть около Асийских мест. С нами был Аристарх, Македонянин из Фессалоники. На другой день пристали к Сидону. Юлий, поступая с Павлом человеколюбиво, позволил ему сходить к друзьям и воспользоваться их усердием. Отправившись оттуда, мы приплыли в Кипр, по причине противных ветров, и, переплыв море против Киликии и Памфилии, прибыли в Миры Ликийские (Деян. 27:1–5).
Судя по тому, что корабль намеревался плыть «около Асийских мест», то есть недалеко от берега, это могло быть сравнительно небольшое судно (для выхода в открытое море использовались более крупные суда).
Якорь и рыбы. Изображение в катакомбах Домитиллы в Риме. Кон. III – сер. IV вв.
Павел был не единственным узником, отправленным в Рим. Однако это не означает, что все остальные узники тоже плыли туда, чтобы предстать на суд перед императором. Большинство из них, вероятно, были уже осуждены, и их везли в Рим для участия в гладиаторских боях[557] или в травле зверей (venatio) – кровавой забаве, заключавшейся в умерщвлении диких животных, которых выпускали на арену амфитеатра и с которыми заключенные, рискуя своей жизнью, должны были вступить в схватку[558].
Во главе тюремной стражи стоял «сотник Августова полка». О том, что в особых случаях стражу возглавляли «сотники, которым поручался неуклонный надзор за арестантами», свидетельствует Иосиф Флавий, рассказывая о тюремном заключении Ирода I Агриппы[559]. Однако наличие сотника при Павле не следует понимать в том смысле, что делу Павла придавали особое значение. Скорее, присутствие сотника было необходимо потому, что он вез с собой в Рим целую партию заключенных.
Относительно «Августова полка» высказывались различные предположения. Известно, что в Сирии с 6-го года по Р. Х. размещалась «Августова когорта» (Cohors Augusta I) и что префект этой когорты появлялся к востоку от Галилеи во времена Агриппы II, то есть во 2-й половине I века[560].
Помимо Луки в путешествии участвует Аристарх, которого в Послании к Колоссянам Павел называет συναιχμάλωτός μου, что переведено как «заключенный вместе со мною» (Кол. 4:10), однако может указывать на то, что Аристарх, не будучи сам под стражей, разделял с осужденным Павлом тяготы тюремного заключения. Для того чтобы сопровождать Павла, ему и Луке необходимо было получить разрешение от сотника.
Сидон[561] ранее не упоминался в Деяниях, однако говорилось о том, что после убийства Стефана иерусалимские христиане, рассеявшиеся от гонения, «прошли до Финикии… никому не проповедуя слово, кроме Иудеев» (Деян. 11:19). По пути на Апостольский Собор Павел и Варнава «проходили Финикию… рассказывая об обращении язычников, и производили радость великую во всех братиях» (Деян. 15:3). Наконец, в ходе последнего путешествия в Иерусалим Павел сделал семидневную остановку в Тире (Деян. 21:3–4), находившемся недалеко от Сидона. Таким образом, сидонским христианам он был, несомненно, хорошо знаком, и остановка в Сидоне дала ему возможность встретиться с друзьями.
Словосочетание ύπεπλεύσαμεν την Κύπρον, не очень удачно переведенное как «приплыли в Кипр», в действительности означает «проплыли мимо Кипра», «обогнули Кипр». Плавание началось осенью, когда навигация уже близилась к завершению, и путешествие на небольших гребных парусных судах даже вдоль берега представляло определенные трудности. Снова, как и в прежних морских путешествиях Павла, скорость передвижения и безопасность зависели от ветра, а он был противным. Поэтому корабль должен был обогнуть Кипр, оставив его слева и пройдя между ним и материком.
Первая часть путешествия завершилась в Мирах Ликийских[562], крупном городе, входившем в состав «ликийского союза» и расположенном на возвышенности[563]. Сколько дней они пробыли в Мирах, не указывается, однако надо полагать, что остановка была короткой, учитывая необходимость добраться до Рима ранее окончания навигации.
В некоторых рукописях западной редакции говорится, что Павел со спутниками прибыли в Миры Ликийские через пятнадцать дней после начала путешествия[564]. Это вполне реалистичная оценка времени, необходимого для для морского путешествия такой длины, однако добавление не считается частью оригинального текста[565].
Продолжение плавания
В Мирах Ликийских путешественникам предстояло сменить корабль. Причиной этого была, во-первых, близость порта приписки адрамитского корабля, а во-вторых, то, что на нем нельзя было выходить в открытое море из-за штормовых ветров. Сотник нашел в Мирах «Александрийский корабль, плывущий в Италию», и посадил на него всех заключенных (Деян. 27:6). Этот корабль был значительно больших размеров по сравнению с предыдущим и должен был выдержать непогоду.
Рим экспортировал зерно из Египта в огромных количествах. Иосиф Флавий приводит речь царя Агриппы, в которой последний отмечает, что Египет «снабжает Рим хлебом на четыре месяца»[566]. Иными словами, треть потребляемого римлянами хлеба выпекалась из зерна, которое доставляли из Египта. Для перевозки зерна использовали крупные грузовые корабли, подобные тому, который был выбран сотником Юлием для доставки осужденных в Рим. Этот корабль имел грузоподъемность не менее 150 тонн[567], а возможно, значительно более. По размерам он мог достигать сорока и более метров (грузовой корабль I века, затонувший у берегов Кесарии, имел длину 45 м[568]).
Из дальнейшего повествования Луки мы узнаем, что общее число пассажиров, отправившихся из Мир Ликийских в Рим, составило 276 человек (Деян. 27:37). Сюда входили Павел со спутниками, другие узники, сотник с охраной, корабельная команда (капитан, штурманы, матросы, гребцы), обслуживающий персонал. Возможно, были и еще какие-то пассажиры.
Порт Сидона. Гравюра 1859 г.
С самого начала плавание было неблагополучным: «Медленно плавая многие дни и едва поравнявшись с Книдом, по причине неблагоприятного нам ветра, мы подплыли к Криту при Салмоне», – пишет Лука (Деян. Порт 27:7). Книд представлял собой древний портовый город, сведения о котором приводит Страбон:
Затем идет Книд с двумя гаванями, одна из которых может запираться и предназначена для триер, и якорной стоянкой на 20 кораблей. Перед Книдом лежит остров около 7 стадий в окружности; остров этот возвышенный, имеет вид театра и связан с материком дамбами, превращая Книд некоторым образом в двойной город, потому что большая часть населения Книда живет на острове, прикрывающем обе гавани[569].
Этот город путешественники могли увидеть с моря, но пристать к нему не могли из-за противного ветра. К критскому восточному мысу, называемому Салмоном[570], тоже подойти не удалось:
Пробравшись же с трудом мимо него, прибыли к одному месту, называемому Хорошие Пристани, близ которого был город Ласея. Но как прошло довольно времени, и плавание было уже опасно, потому что и пост уже прошел, то Павел советовал, говоря им: мужи! я вижу, что плавание будет с затруднениями и с большим вредом не только для груза и корабля, но и для нашей жизни. Но сотник более доверял кормчему и начальнику корабля, нежели словам Павла. А как пристань не была приспособлена к зимовке, то многие давали совет отправиться оттуда, чтобы, если можно, дойти до Финика, пристани Критской, лежащей против юго-западного и северо-западного ветра, и там перезимовать (Деян. 27:8-12).
Употребленное Лукой выражение «плавание было опасно, потому что и пост уже прошел» указывает на то, что плавание происходило после осеннего «дня искупления» (в последующей раввинистической традиции получившего название “ПЭЗ ar yom kippur), то есть в середине октября[571]. В этот день обычай предписывал иудеям соблюдать пост, то есть воздерживаться от любой пищи в течение суток. Отметим, что в книге Деяний это единственное упоминание о посте (νηστεία) в конкретное время года. Дважды говорится о посте по особым случаям (Деян. 13:3 и 14:23), но никаких регулярных постов, кроме иудейских, книга не упоминает. Это еще одно подтверждение того, что Павел продолжал жить по иудейскому календарю.
Плавание в середине октября было еще возможно, но уже рискованно, причем риски с каждым днем увеличивались. Римский военный историк и теоретик Ренат Вегеций (IV – нач. V в.) пишет:
Могучее и гневное море не позволяет спокойно плавать по нему в течение всего года; но некоторые месяцы особенно удобны, в некоторые из них плыть рискованно, а в остальные по природным условиям море недоступно для кораблей… До 16 сентября плавание считается спокойным, так как благодаря лету резкость ветров умеряется; после этого времени до 11 ноября плавание сомнительно и грозит большими опасностями… От 11 ноября до 10 марта моря для плавания закрыты[572].
Павел предлагал перезимовать в Хороших Пристанях[573]. Некоторые ученые сомневаются в том, что Павел, будучи узником, вообще имел возможность давать советы сотнику[574], однако мы уже видели, что сотник относился к Павлу «человеколюбиво», позволял ему встречаться с друзьями при посещении городов и пользоваться их услугами. К тому же Павел был опытным путешественником и помимо Юлия, возможно, единственным римским гражданином на корабле[575]. Все это выделяло его из общей толпы арестантов и заставляло относиться к нему с большим вниманием.
В то же время, как мы видим, сотник не послушал его, предпочтя советы двух лиц, обозначенных Лукой как κυβερνήτης и ναύκληρος. Оба термина могли указывать на капитана: если первый перевести как «капитан», тогда второй может обозначать судовладельца; если вторым обозначен капитан, первый может указывать на штурмана. Кто из двух главнее, не совсем понятно, и другие древнегреческие источники не вносят ясности[576].
Лука не случайно заостряет внимание читателей на предупреждении, сделанном Павлом. Павел видел, что погодные условия с каждым днем ухудшаются, и у него могло быть предчувствие, что плавание плохо окончится, а может быть, ему подсказывал это Святой Дух, Который неоднократно в прошлом заставлял его менять маршрут. Но Павел был не властен над своим маршрутом и поэтому должен был подчиниться воле большинства.
Шторм
В какой-то момент «подул южный ветер, и они, подумав, что уже получили желаемое, отправились, и поплыли поблизости Крита». До Финика им оставалось 36 миль, и при южном ветре они могли преодолеть это расстояние за один день. «Но скоро поднялся против него ветер бурный, называемый эвроклидон» (Деян. 27:13–14). В наиболее ранних рукописях книги Деяний этот ветер обозначен как Εύρακύλων («эвракилон») – производное от греческого Εύρος (восточный) и латинского Aquilo (северный)[577]. Речь идет о северо-восточном штормовом ветре (Лука называет его άνεμος τυφωνικός – «тайфуноподобный ветер»), который налетел внезапно и сделал корабль неуправляемым:
Корабль схватило так, что он не мог противиться ветру, и мы носились, отдавшись волнам. И, набежав на один островок, называемый Клавдой, мы едва могли удержать лодку. Подняв ее, стали употреблять пособия и обвязывать корабль; боясь же, чтобы не сесть на мель, спустили парус и таким образом носились. На другой день, по причине сильного обуревания, начали выбрасывать груз, а на третий мы своими руками побросали с корабля вещи (Деян. 27:15–19).
Таким образом, корабль отнесло к острову, который лежит в тридцати морских милях (55 км) от побережья Крита, к юго-западу от мыса Матала. Моряки боялись, «чтобы не сесть на мель у Сиртиса». В русском Синодальном переводе «у Сиртиса» (εις την Σύρτιν) опущено, возможно, потому, что значение слова Сиртис – «отмель». Однако в большинстве современных переводов Сиртис понимается как имя собственное: Большим и Малым Сиртисом назывались заливы у северного побережья Африки между Карфагеном и Киреной. Плиний упоминает «два Сирта, страшно опасные из-за мелей и морских отливов»[578]. Большой Сиртис находился в 400 морских милях (более 600 км) от острова Клавда, но при сильном северо-восточном ветре это расстояние можно было преодолеть довольно быстро. Панический страх моряков перед Сиртисом отражен в разных древних источниках[579].
Буря на море. Худож. И. К. Айвазовский. 1893 г.
Подойдя к острову Клавда с подветренной стороны, моряки могли предпринять некоторые меры для спасения корабля. Во-первых, они затащили на борт спасательную шлюпку, которая ранее буксировала за кормой. Во-вторых, они обвязали корпус корабля канатами, чтобы предотвратить его возможное разрушение из-за сильных волн (этот метод известен по другим источникам). В-третьих, они спустили парус.
Большинство кораблей в те времена были одномачтовыми, с одним прямым парусом, которым трудно было управлять при противном ветре. Корабль, о котором идет речь, имел как минимум две мачты и соответственно два паруса (второй будет упомянут в Деян. 27:40). Когда налетел северо-восточный ветер, большой парус был убран; второй (штормовой), вероятно, был поднят.
Однако этих мер оказалось недостаточно, и на следующий день начали освобождать корабль от груза. Лука не уточняет, какой именно груз стали выбрасывать за борт: некоторые полагают, что речь идет о зерне, но зерно (пшеница) будет упомянуто отдельно (Деян. 27:38). На третий день за борт побросали корабельный такелаж (την σκευήν τού πλοίου). В спасательных операциях могли принимать участие все 276 человек, находившиеся на борту (Павел со спутниками во всяком случае в них участвовал).
Ветхозаветной параллелью к этому рассказу служат слова из книги пророка Ионы: «Но Господь воздвиг на море крепкий ветер, и сделалась на море великая буря, и корабль готов был разбиться. И устрашились корабельщики, и взывали каждый к своему богу, и стали бросать в море кладь с корабля, чтобы облегчить его от нее» (Ион. 1:4–5). Однако, как было сказано выше, параллелизм объясняется не тем, что Лука заимствовал сюжет у Ионы, а тем, что Иона и Павел, несмотря на разделявший их временной промежуток в девять веков, пережили одинаковый опыт. В Древнем мире такой опыт выпадал на долю многих мореплавателей, и даже в наши дни, несмотря на все достижения научно-технического прогресса, информация о кораблекрушениях или аварийных ситуациях во время плавания в море регулярно попадает в новостные сводки.
Шторм продолжался, и из-за плохой видимости корабль окончательно сбился с курса. В открытом море ориентировались только по солнцу и звездам, но они исчезли:
Но как многие дни не видно было ни солнца, ни звезд и продолжалась немалая буря, то наконец исчезала всякая надежда к нашему спасению. И как долго не ели, то Павел, став посреди них, сказал: мужи! надлежало послушаться меня и не отходить от Крита, чем и избежали бы сих затруднений и вреда. Теперь же убеждаю вас ободриться, потому что ни одна душа из вас не погибнет, а только корабль. Ибо Ангел Бога, Которому принадлежу я и Которому служу, явился мне в эту ночь и сказал: «не бойся, Павел! тебе должно предстать пред кесаря, и вот, Бог даровал тебе всех плывущих с тобою». Посему ободритесь, мужи, ибо я верю Богу, что будет так, как мне сказано. Нам должно быть выброшенными на какой-нибудь остров (Деян. 27:20–26).
Отчаяние, уныние, потеря надежды, парализующий страх перед неминуемой гибелью – чувства, хорошо известные мореплавателям всех времен. В начале 1950-х годов французский врач Ален Бомбар решил на собственном опыте исследовать причины, по которым погибают люди, выжившие в кораблекрушениях и оказавшиеся в спасательных шлюпках в открытом море. На маленькой резиновой лодке он в одиночку пересек Атлантический океан, не взяв с собой ни пресной воды, ни еды. Питаясь только сырой рыбой, которую удавалось поймать, и морской водой, он продержался на волнах 65 суток. Впоследствии он доказывал, что главной причиной гибели многих потерпевших кораблекрушение были не тяжелые физические условия, а отчаяние и страх:
Кораблекрушение! Для меня это слово стало синонимом тягчайших страданий человека, синонимом отчаяния, голода и жажды… На всем земном шаре в мирное время ежегодно погибает таким же образом около двухсот тысяч человек. Примерно одна четвертая часть этих жертв не идет ко дну одновременно с кораблем и высаживается в спасательные шлюпки… Но скоро и они умирают мучительной смертью… Когда корабль тонет, человеку кажется, что вместе с его кораблем идет ко дну весь мир; когда две доски пола уходят у него из-под ног, одновременно с ними уходит все его мужество и весь его разум. И даже если он найдет в этот миг спасательную шлюпку, он еще не спасен. Потому что он замирает в ней без движения, сраженный обрушившимся на него несчастьем. Потому что он уже больше не живет. Окутанный ночной тьмой, влекомый течением и ветром, трепещущий перед бездной, боящийся и шума и тишины, он за каких-нибудь три дня окончательно превращается в мертвеца. Жертвы легендарных кораблекрушений, погибшие преждевременно, я знаю: вас убило не море, вас убил не голод, вас убила не жажда! Раскачиваясь на волнах под жалобные крики чаек, вы умерли от страха[580].
Корабль, на котором находился Павел со спутниками, еще не потерпел кораблекрушение, но страх и отчаяние уже охватили тех, кто находился на его борту. В течение многих дней они не ели – очевидно, из-за морской болезни, но, возможно, также от страха и отчаяния. «Страх овладел ими и не давал им чувствовать потребности в пище, так как они находились в крайней опасности», – отмечает по этому поводу Златоуст[581]. В данной ситуации им нужно было не только физическое, но и духовное подкрепление. И Павел убеждает их ободриться: от имени Бога он заверяет всех в том, что они будут спасены.
Кораблекрушение. Гравюра Г. Доре. 1865–1866 гг.
Ученые, не склонные верить тому, что Павел мог обращаться к сотнику в Хороших Пристанях, высказывают сомнения и относительно историчности данного эпизода[582]. В нем видят литературную фикцию, смоделированную Лукой по образцу рассказов о морских приключениях[583]. Однако нет серьезных оснований сомневаться в реалистичности описанной сцены. Павел мог обращаться не ко всем остальным пассажирам, а к определенной группе; он мог стоять не на палубе, где завывания ветра заглушали бы его голос, а в трюме, где заключенные спасались от непогоды.
Лука рисует Павла спокойным и бесстрашным, но вряд ли чувство страха было ему абсолютно чуждо: об этом чувстве он не однажды упоминает в своих посланиях (1 Кор. 2:3; 2 Кор. 7:5). Иоанн Златоуст пишет:
Неужели и Павел боялся опасностей? Да, боялся, и сильно боялся. Ведь он был хотя и Павел, а все же человек. И это не вина Павла, но слабость (человеческой) природы, а в то же время и похвала его воле, если он, даже боясь смерти и ран, под влиянием страха не делал ничего недостойного… Я потому и удивляюсь ему, что он, хотя боялся, и не просто боялся, а трепетал бедствий, однако всегда подвизался со славой и ни при какой опасности не ослабевал, очищая вселенную и везде, на земле и на море, сея семена проповеди[584].
В испытаниях и скорбях Павел получал укрепление через «видения и откровения Господни» (2 Кор. 12:1). Ранее мы слышали о явлениях ему Христа (Деян. 18:9; 22:18) и о явлении во сне некоего македонянина (Деян. 16:9), но ни разу еще Лука не упоминал о том, что Павлу являлся ангел. Откровения от ангелов получали другие персонажи писаний Луки: в его Евангелии это Захария (Лк. 1:11–20), Дева Мария (Лк. 1:26–38) и пастухи (Лк. 2:9-15); в Деяниях – апостолы (Деян. 1:10–11), Филипп (Деян. 8:26) и Корнилий-сотник (Деян. 10:3). Явление ангела Павлу стоит в одном ряду с этими ангельскими посещениями. Оно произошло, по словам Павла, «в эту ночь», но он не уточняет, во сне или наяву.
Ангел сообщает Павлу, что он должен будет предстать перед императором. Поэтому его жизнь, а вместе с нею – жизнь остальных пассажиров будет спасена.
Отметим вслед за другими исследователями[585] существенные различия между сюжетными линиями Книги пророка Ионы и книги Деяний. Там нежелание Ионы выполнять возложенную на него Богом миссию становится причиной бури, в которую попадает корабль; здесь же бедствия корабля имеют причиной нежелание сотника прислушаться к совету Павла, выполняющего то, что Бог поручил ему. Там корабль спасается благодаря тому, что Иону бросают за борт, здесь же пассажиры и экипаж спасаются благодаря тому, что Павел остается среди них. Судьба пассажиров связана с судьбой Павла и зависит от нее.
Перед нами один из многих примеров той солидарности, которая проистекает из принципа: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22:39). Этот принцип был сформулирован еще в Ветхом Завете, но в следующей форме: «Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя» (Лев. 19:18). Под «ближним», таким образом, понимается соплеменник, представитель того же народа. В христианстве это понятие существенно расширяется, и на вопрос «а кто мой ближний?» Христос отвечает притчей о милосердном самарянине, из которой следует, что ближним для всякого страдающего является тот, кто оказывает ему милость (Лк. 10:29–37).
В данном случае все пассажиры корабля являются для Павла ближними, которых он призван любить, как самого себя. По обычным человеческим меркам они были для него случайными людьми, лишь волею обстоятельств оказавшимися с ним в одном корабле. Но как христианин он чувствовал свою ответственность за них, и если молился о своем спасении, то должен был и их включать в свою молитву. Выражение «Бог даровал тебе всех плывущих с тобою» указывает на то, что явление ангела как раз и было ответом на молитву Павла о сохранении жизни тех, кто находился рядом с ним в этот момент.
Лампада в виде корабля с фигурами апостолов Павла и Петра на борту. Кон. IV-нач. V в. (Музей археологии, Флоренция)
Павел не только заверяет всех в том, что они будут спасены, но и говорит о том, как это произойдет: корабль будет выброшен на мель. Однако до этого путешественники должны были пройти через новые испытания:
В четырнадцатую ночь, как мы носимы были в Адриатическом море, около полуночи корабельщики стали догадываться, что приближаются к какой-то земле, и, вымерив глубину, нашли двадцать сажен; потом на небольшом расстоянии, вымерив опять, нашли пятнадцать сажен. Опасаясь, чтобы не попасть на каменистые места, бросили с кормы четыре якоря, и ожидали дня. Когда же корабельщики хотели бежать с корабля и спускали на море лодку, делая вид, будто хотят бросить якоря с носа, Павел сказал сотнику и воинам: если они не останутся на корабле, то вы не можете спастись. Тогда воины отсекли веревки у лодки, и она упала.
Перед наступлением дня Павел уговаривал всех принять пищу, говоря: сегодня четырнадцатый день, как вы, в ожидании, остаетесь без пищи, не вкушая ничего. Потому прошу вас принять пищу: это послужит к сохранению вашей жизни; ибо ни у кого из вас не пропадет волос с головы. Сказав это и взяв хлеб, он возблагодарил Бога перед всеми и, разломив, начал есть. Тогда все ободрились и также приняли пищу. Было же всех нас на корабле двести семьдесят шесть душ.
Насытившись же пищею, стали облегчать корабль, выкидывая пшеницу в море (Деян. 27:27–38).
Рыбы и хлеба. Символическое изображение Евхаристии. Деталь мозаики в ц. Умножения хлебов и рыб в Табхе, Галилея, Израиль. V в.
Этот сегмент текста распадается на четыре эпизода. В первом корабельная команда, почувствовав приближение суши, принимает меры для того, чтобы корабль не сел на мель. Во втором команда пытается дезертировать с судна, оставив его без управления, но вмешательство Павла не дает коварному плану осуществиться. В третьем Павел вновь уговаривает пассажиров вкусить пищу, и они слушаются его. В четвертом пассажиры завершают начатое ранее освобождение корабля от груза.
Глубину измеряли при помощи груза, подвешенного к канату: после того, как груз достигал дна, канат вытаскивали, и длина его намокшей части соответствовала расстоянию от поверхности воды до дна. Дело происходило в темноте, и, чтобы остановить движение корабля, в воду с кормы бросают четыре якоря. Это, конечно, не давало никаких гарантий, но по крайней мере уменьшало риски.
Желание экипажа покинуть корабль объясняется тем, что в спасательной шлюпке легче было достичь берега. При этом пассажиров – закованных в кандалы заключенных и охранявших их солдат – оставляли на произвол судьбы. Действия экипажа, заботящегося только о своем спасении, резко контрастируют с заботой Павла о том, чтобы спасены были все. Увидев (или узнав от кого-то), что экипаж под предлогом выравнивания судна отправился на нос и там начал спускать шлюпку на воду (действие, которое невозможно было осуществить быстро, учитывая погодные условия), Павел сообщает об этом сотнику и страже. Они отсекают канаты, лодка падает в воду, и ее уносит в открытое море. Отметим, что Павел не просил об этом: он лишь предупредил о подлом плане, реализация которого означала для остающихся на корабле неминуемую гибель.
После того как корабль лишился спасательной шлюпки, все находившиеся на борту оказались связаны единой судьбой: теперь уже никто не мог спастись в одиночку. Четырнадцать дней люди оставались без пищи, и Павел считает необходимым не только духовно укрепить их, снова внушив им надежду на спасение, но и убедить их принять пищу.
Слова о том, что, «взяв хлеб, он возблагодарил Бога перед всеми и, разломив, начал есть», напоминают выражения, при помощи которых описывается Евхаристия (например, в Лк. 22:19: «И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть тело Мое…»). Было ли описанное преломление хлеба евхаристической трапезой?
Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны вспомнить, что четко разработанного чина совершения Евхаристии в то время не существовало, и краткого молитвенного благодарения с произнесением слов Христа на Тайной Вечере и преломлением хлеба могло быть достаточно для того, чтобы трапеза считалась евхаристической. Более того, иной раз граница между обычной трапезой и Евхаристией не была ярко выраженной (в 1 Кор. 11:20 Павел упрекает коринфских христиан в том, что они собираются «так, что это не значит вкушать вечерю Господню», а затем дает подробные инструкции по ее совершению).
Нельзя исключить того, что Павел и его спутники совершили на корабле Евхаристию – в описанный момент или в какой-либо иной, перед началом общей трапезы или по ее окончании. Однако в Евхаристии не могли участвовать лица, не уверовавшие во Христа и не ставшие членами Церкви через крещение, а сведений о крещении пассажиров корабля в рассказе Луки нет. Поэтому предположение, что Павел мог совершить некую общую Евхаристию для всех находившихся на борту, должно быть отвергнуто.
К этому следует добавить, что глаголы «благодарить» и «преломить» употребляются не только в описании Тайной Вечери и раннехристианских евхаристических собраний: они присутствуют и в рассказах евангелистов о чуде умножения хлебов (Мф. 14:19; 15:36; Мк. 6:41; 8:6; Лк. 9:16), и в рассказе Луки о явлении Христа двум ученикам на пути в Эммаус (Лк. 24:30)[586].
Таким образом, рассказывая о пребывании Павла на корабле, Лука описывает общую трапезу. Однако для него важно, что трапеза предваряется благодарственной молитвой, произнесенной в присутствии всех пассажиров и обращенной к Единому Богу. Благодаря этому трапеза превращается в еще один акт свидетельства о Боге Израилевом, служителем Которого является Павел[587].
Приняв пищу, пассажиры корабля ободрились и перешли к активным действиям по спасению корабля и своих жизней. Они начали выбрасывать за борт зерно – тот груз, ради доставки которого в Рим осуществлялось все плавание. Зерно транспортировали в мешках[588], что помогало ему лучше сохраниться и облегчало его разгрузку, в том числе в аварийных ситуациях. Успели ли выбросить весь груз или только его часть, нам неизвестно.
Кораблекрушение
Наутро появилась земля. Для многих мореплавателей, потерявшихся в открытом море, появление земли – долгожданный знак надежды на спасение. Но в данном случае более всего боялись сесть на мель. Худшие опасения корабельщиков сбылись, но одновременно сбылось и предсказание Павла:
Когда настал день, земли не узнавали, а усмотрели только некоторый залив, имеющий отлогий берег, к которому и решились, если можно, пристать с кораблем. И, подняв якоря, пошли по морю и, развязав рули и подняв малый парус по ветру, держали к берегу. Попали на косу, и корабль сел на мель. Нос увяз и остался недвижим, а корма разбивалась силою волн. Воины согласились было умертвить узников, чтобы кто-нибудь, выплыв, не убежал. Но сотник, желая спасти Павла, удержал их от сего намерения, и велел умеющим плавать первым броситься и выйти на землю, прочим же спасаться кому на досках, а кому на чем-нибудь от корабля; и таким образом все спаслись на землю. Спасшись же, бывшие с Павлом узнали, что остров называется Мелит (Деян. 27:39–44; 28:1).
Мелит – греческое название острова Мальта. Путешественников отнесло значительно дальше, чем они могли ожидать. Место, возле которого, предположительно, разбилось судно, сегодня называется Заливом святого Павла. Топография этого места в целом соответствует описанию Луки[589].
Почему было принято решение пристать к отлогому берегу в незнакомом месте? По всей видимости, потому, что силы мореплавателей были истощены, и риску умереть в море от истощения решили предпочесть риск неудачной высадки на берег. Направлялись к нему с осторожностью, на тихом ходу, подняв малый парус.
Лука подробно описывает действия, предпринятые для того, чтобы корабль снова пришел в движение, и Синодальный перевод не совсем точно их передает. Выражение τάς άγκυρας περιελόντες указывает не на поднятие якорей, а на то, что тросы, на которые они были закреплены, обрезали, и якоря остались в воде: они были уже не нужны и лишь увеличивали бы вес корабля, в то время как его пытались уменьшить, выбрасывая за борт зерно. Выражение άνέντες τάς ζευκτηρίας τών πηδαλίων буквально означает «ослабив связку рулей». Ранее, когда бросали якоря, два больших веслообразных руля, расположенных на корме, были подняты и связаны, чтобы они не мешали сбрасыванию якорей; но теперь, когда от якорей освободились, их развязали, и рули, необходимые для управления судном, опустились в воду[590].
Современный читатель может спросить, с какой целью Лука описывает все эти подробности. Но для наблюдательного историка, каковым он, несомненно, был, такой вопрос не стоял. Обстоятельства кораблекрушения Лука описал так, как их запомнил, и нет сомнений в том, что он сам внимательно следил за действиями корабельной команды, которые впоследствии воссоздал по памяти.
Кораблекрушение на острове Мальта. 1630 г. Худ. Л. де Ла Гир (Музей искусств Бирмингема, штат Алабама, США)
От внимания Луки не ускользнул и план воинов умертвить узников. Для того чтобы они спаслись вплавь, с них надо было снять кандалы, а в таком состоянии узники могли оказаться способными к бегству. Проще было их умертвить, тем более что большинство из них, как говорилось выше, было предназначено для гладиаторских боев или травли зверей, то есть они все равно погибли бы. В рассуждениях римских солдат есть своя логика – не более бесчеловечная, чем сам способ наказания, выбранный римской властью для несчастных узников.
Однако сотник останавливает солдат, «желая спасти Павла». За время путешествия он смог убедиться в том, что от благополучия Павла зависят и его собственное благополучие, и благополучный исход дела. Он останавливает солдат и велит всем спасаться, кто как может. Люди добираются до берега вплавь, включая тех, кто не умел плавать: последние спасались, ухватившись за обломки корабля или предметы, находившиеся на борту. Нет необходимости говорить, что спасательных жилетов в ту эпоху не существовало.
Современному читателю книги Деяний может показаться неудивительным, что всем пассажирам судна, высадившегося на мель, удалось добраться до берега вплавь. Однако для автора книги это событие если не было чудом, то граничило с ним. Даже в наше время не все участники подобных катастроф выживают. Когда в ночь с 13 на 14 января 2012 года пассажирский лайнер «Коста Конкордия», оснащенный самыми современными средствами спасения, включая шлюпки и спасательные жилеты, налетел на мель, из 4229 пассажиров, находившихся на борту, удалось спасти не всех: 32 человека погибли. В случае же, описанном в книге Деяний, спаслись все без исключения, несмотря на плохие погодные условия, отсутствие спасательных средств и истощение организма у большинства жертв кораблекрушения.