На место Феликса Римом был назначен Порций Фест. В августе 60 года он приступил к исполнению своих обязанностей. Практически сразу (спустя три дня) он отправился в Иерусалим для решения принципиальных вопросов управления иудеев. Первосвященник Измаил и высшее духовенство (саддукейская партия) ходатайствовали перед новым правителем о выдаче им Павла. Намерение их оставалось прежним — убить Павла. Законность действий их не волновала (евреев это никогда не волновало), поэтому они просили малого — отправить Павла в Иерусалим. А по дороге они уже сумеют его убить. Фест не согласился. Он повторил то, что делал Феликс — организовал очную ставку обвинителей Павла с ним самим. Этого требовал римский закон, по которому приговор не мог быть вынесен без очной ставки между обвиняемым и обвинителями. Такая очная ставка состоялась в Кесарии, но ничего не дала. Вину Павла доказать было трудно. В то же время освободить Павла Фест боялся, чтобы не дразнить евреев, от которых следовало ждать любых пакостей. Фест предложил Павлу отправиться в Иерусалим и оправдываться перед иудейским судом. Но Павел хорошо знал, что все это значит, и как римский гражданин отказался идти в Иерусалим и потребовал над собой суда римских властей, самого кесаря (цезаря). Он заявил: «Я апеллирую к кесарю». Это была юридическая формула. Обвиняемый, апеллирующий к кесарю, уже не мог быть судим ни в одном из провинциальных судов. Его дело должен был рассматривать верховный суд империи, сам кесарь. Возразить Павлу Фест не мог. Поэтому он сказал: «Ты воззвал к кесарю, к кесарю ты и пойдешь». В это время отправки Павла в Рим в Кесарию к Фесту пожаловали царь Ирод Агриппа II и его сестра Вероника. Это был визит вежливости. Высокие гости хотели поздравить Феста с вступлением его в должность. В беседах с хозяином они узнали о Павле. Они проявили к делу Павла неподдельный интерес.
И очень скоро хозяин устроил заседание суда с участием всех начальников и знатных граждан. Юридически это не было судебное заседание. По законам делом Павла мог заниматься только верховный суд кесаря. Заседание суда с участием столь достопочтенной публики было задумано как интересное зрелище. Сам Фест обосновал организацию этого заседания суда тем, что в Рим он должен отправить не только Павла, но и донесение о нем. Что писать в донесении — он не знает, поэтому просит царя Агриппу о содействии. Во вступительном слове Фест сказал:
«…Царь Агриппа и все присутствующие с нами мужи! Вы видите того, против которого все множество иудеев приступали ко мне в Иерусалиме и здесь и кричали, что ему не должно более жить. Но я нашел, что он, не сделал ничего достойного смерти, и как он сам потребовал суда у Августа, то я решился послать его к нему. Я не имею ничего верного написать о нем государю. Посему привел его пред вас и особенно пред тебя, царь Агриппа, дабы, по рассмотрении, было мне что написать. Ибо мне кажется, нерассудительно посылать узника и не показать обвинений на него».
Затем Агриппа сказал Павлу: «Позволяется тебе говорить за себя». Тогда Павел, простерши руку, стал говорить в свое защищение: «Царь Агриппа! Почитаю себя счастливым, что сегодня могу защищаться пред тобою во всем, в чем обвиняют меня иудеи, тем более, что ты знаешь все обычаи и спорные мнения иудеев. Посему прошу тебя выслушать меня великодушно: Жизнь смою от юности моей, которую сначала проводил я среди народа моего в Иерусалиме, знают все иудеи. Они издавна знают обо мне, если захотят свидетельствовать, что я жил фарисеем по строжайшему в нашем вероисповедании учению. И ныне я стою пред судом за надежду на обетование, данное от Бога нашим отцам, которого исполнение надеются увидеть наши двенадцать колен, усердно служа Богу день и ночь: за сею-то надежду, царь Агриппа, обвиняют меня иудеи. Что же? Неужели вы невероятным почитаете, что Бог воскрешает мертвых? Правда, и я думал, что мне должно много действовать против имени Иисуса Назарея; это я и делал в Иерусалиме: получив власть от первосвященников, я многих святых заключал в темницы и, когда убивали их, я подавал на то голос. И по всем синагогам я многократно мучил их и принуждал хулить Иисуса и, в чрезмерной против них ярости, преследовал даже и в чужих городах».
Далее Павел изложил царю Агриппе, как он шел в Дамаск и услышал голос Христа: «Савл, Савл, что гонишь Меня? Тяжело тебе идти против…»
Присутствующий Фест, слушая Павла, не выдержал и сказал: «Безумствуешь ты, Павел! Большая ученость доводит тебя до сумасшествия». На это Павел ответил: «Нет, достопочтенный Фест, я не безумствую, но говорю слова истины и здравого смысла: ибо знает об этом царь, пред которым я говорю смело; я отнюдь не вею, чтобы от него было что-нибудь из сего скрыто, ибо это не в углу происходило. Веришь ли, царь Агриппа, пророкам? Знаю, что веришь».
На это Агриппа сказал Павлу: «Ты немного не убеждаешь меня сделаться христианином». Павел ответил: «Молил бы я Бога, чтобы мало ли, много ли, не только ты, но и все, слушающие меня сегодня, сделались такими, как я, кроме этих уз».
Далее в «Деяниях» сказано:
«Когда он сказал это, царь и правитель, Вероника и сидевшие с ними встали. И, отошедши в сторону, говорили между собой, что этот человек ничего достойного смерти или уз не делает. И сказал Агриппа Фесту: «Можно было бы освободить этого человека, если бы он не потребовал суда у кесаря. Посему и решился правитель послать его к кесарю».
УЗЫ ПАВЛА В РИМЕ
Павла было решено отправить на суд кесаря в Рим. Но это предприятие оказалось непростым и потребовало многих месяцев пути с опасными для жизни приключениями. Регулярного сообщения со столицей мира — Римом, естественно, не было. Охранники должны были на свой риск и страх использовать любую оказию, чтобы исполнить приказ. Отправляли, конечно, не одного Павла, а целую группу заключенных. Ответственным за все мероприятие был сотник августовского полка Юлий.
Начало этапа в «Деяниях» описано так: «Мы взошли на Адрамитский корабль и отправились, намереваясь плыть около Асийских мест, с нами был Аристарх, Македонянин из Фессалоники. На другой день пристали к Сидону. Юлий, поступая с Павлом человеколюбно, позволил ему сходить к друзьям и воспользоваться их усердием. Отправившись оттуда, мы приплыли в Кипр, по причине противных ветров, и, переплывши море против Киликии и Памфилии, прибыли в Миры Ликийские. Там сотник нашел Александрийский корабль, плывущий в Италию, и посадил нас на него. Медленно плавая многие дни и едва поравнявшись с Книдом, по причине неблагоприятного нам ветра, мы подплыли к Криту при Салмоне. Пробравшись же с трудом мимо него, прибыли к одному месту, называемому «Хорошие Пристани», близ которого был город Ласея. Но как прошло довольно много времени и плавание было уже опасно, потому что и пост уже прошел, то Павел советовал говоря им: «Мужи! Я вижу, что плавание будет с затруднениями и с большим вредом не только для груза и корабля, но и для нашей жизни». Но сотник более доверял кормчему и начальнику корабля, нежели словам Павла».
«А как пристань не способна была к перезимованию, то многие давали совет отправиться оттуда, чтобы, если можно, дойти до Финика, пристани Критской, лежащей против юго-западного и северо-западного ветра, и там перезимовать. Подул южный ветер, и они, подумавши, что уже получили желаемое, оправились и поплыли по близости Крита. Но скоро поднялся против него ветер бурный, называемый эвроклидон. Корабль схватило так, что он не мог противиться ветру, и мы носились, отдавшись волнам. И, набежавши на один островок, называемый Клавдою, мы едва смогли удержать лодку. Поднявши ее, стали употреблять пособие и обвязывать корабль; боясь же, чтобы не сесть на мель, спустили парус и таким образом носились».
«На другой день, по причине сильного обуревания, начали выбрасывать груз. А на третий день мы своими руками побросали с корабля вещи. Но как многие дни не видно было ни солнца, ни звезд и продолжалась немалая буря, то наконец исчезала всякая надежда к нашему спасению. И как долго не ели, то Павел, став посреди них, сказал: «Мужи! Надлежало послушаться меня и не отходить от Крита, чем и избежали бы сих затруднений и вреда. Теперь же убеждаю вас ободриться, потому что ни одна душа из вас не погибнет, а только корабль. Ибо Ангел Бога, Которому принадлежу и я и Которому служу, явился мне в эту ночь и сказал: «Не бойся, Павел! Тебе должно предстать пред кесаря, и вот Бог даровал тебе всех плывущих с тобою». Посему ободритесь, мужи, ибо я верю Богу, что будет так, как мне сказано: нам должно быть выброшенными на какой-нибудь остров».
«В четырнадцатую ночь, как мы носимы были в Адриатическом море, около полуночи, корабельщики стали догадываться, что приближаются к какой-нибудь земле, и, вымеривши глубину, нашли двадцать сажен; потом на небольшом расстоянии вымеривши опять, нашли пятнадцать сажен. Опасаясь, чтобы не попасть на каменистые места, бросали с кормы четыре якоря и ожидали дна. Когда же корабельщики хотели бежать с корабля и спускали на море лодку, делая вид, будто хотят бросить якорь с носа, Павел сказал сотнику и воинам: «Если они не останутся на корабле, то вы не можете спастись». Тогда воины отсекли веревки у лодки, и она упала пред наступлением дня, Павел уговаривал всех принять пищу, говоря: «Сегодня четырнадцатый день как вы, в ожидании, остаетесь без пищи, не вкушая ничего. Потому прошу вас принять пищу: это послужит к сохранению вашей жизни, ибо ни у кого из вас не пропадет волос с головы». Сказав это и взяв хлеб, он возблагодарил Бога пред всеми и, разломив, начал есть. Тогда все ободрились и также приняли пищу. Было же всех нас на корабле двести семьдесят шесть душ. Насытившись же пищею, стали облегчать корабль, выкидывая пшеницу в море».
«Когда настал день, земли не узнавали, а усмотрели только некоторый залив, имеющий отлогий берег, к которому и решились, если можно, пристать с кораблем. И поднявши якоря, пошли по морю и, развязавши руки и поднявши парус по ветру, держали к берегу. Попали на косу, и корабль сел на мель: нос увяз и остался недвижим, а корма разбивалась силою ветра. Воины согласились было умертвить узников, чтобы кто-нибудь не убежал. Но сотник, желая спасти Павла, удержал их от сего намерения и велел умеющим плавать первым броситься и выйти на землю. Прочим же спасаться кому на