: Какой в этом смысл?
Апостол: Смысл будет в том, что, как только ты его разведешь, уже не ты к нему на огонек, а он к твоему очагу попросится.
Варвар: Как же. Разбежался. У меня что, нет своего огня?!
Дак: Слышал, что он говорит?
Апостол: Не обращай внимания. Варвары любят болтать, но в здравом уме им не откажешь.
Дак: И если подойдет, отвести ему место?! После всего, что между нами было?
Апостол: Ты выделишь ему лучшее место. Ты искренне обрадуешься ему. И ты станешь мудрее. Человечнее его. Выше его.
Варвар: Что ты за глупости несешь! Как он может, при одном старом буйволе, быть выше меня, если у меня пять ослов и четыре верблюда в загоне. Кто из имеющих разум может поставить его выше меня?
Апостол: Бог.
Варвар: Он что, ничего не смыслит в человеческих делах, этот твой бог?
Апостол: Отчего же! Он очень хорошо разбирается, иначе не направил бы мои стопы сюда, не поставил бы меня между тобой и этим пахарем.
Варвар: И для чего он тебя так поставил?
Апостол: Чтобы ты не унижал, не обдирал, не душил его, ибо вы — братья.
Варвар (мучительно изучая соседа): Да, но... Я его не люблю.
Апостол: И все-таки вы оба — дети Всевышнего и, стало быть, духовные братья.
Варвар: Ну, а если мы братья, почему не можем стоять рядом? Почему твой бог непременно хочет ставить этого несчастного выше меня?
Апостол: Потому что брат мой Дак не просто разведет костер.
Варвар: Что он еще может? У него ни вина, ни котлов.
Апостол: Разве ты не слышал, как он целый день гудит жерновами?
Варвар: И что?
Апостол: У него достаточно муки, чтобы замесить тесто и испечь хлеба.
Варвар: Хлеба могут так возвысить человека?
Апостол: “Я есмь хлеб”, — сказал Господь. Замесив тесто и поставив его на горячие угли, мой брат Дак не просто испечет хлеба; он Господа приведет в нашу общину.
Варвар (Еллину): Что, хлеб и Бог — одно и то же?
Еллин: По крайней мере, из всех открытий человеческого разума, хлеб — единственное открытие, которое всегда и везде ведет к жизни, и только к жизни.
Скиф: У нас тоже хлеб почитают. Нету праздника, чтобы без выпечки.
Женщина: Обожаю праздники.
Дак: Я до праздников охоч как никто но, что если на рынке будет больше спроса на зерно, чем на готовые хлеба?
Апостол: Причем тут рынок?
Дак: Как причем? Для кого я их буду печь?
Апостол: Надо же, и мой брат Дак только о ней одной, о торговле...
Дак: Но что мне делать, если у меня восемь ртов в доме, а в поле засуха, сгорело всё...
Апостол: Если ты тут стоишь, немного, всё же, уродило...
Дак: Совсем мало.
Апостол: Но, все-таки, больше чем у соседей?
Дак: У соседей булыжники, и те обгорели.
Апостол: А возблагодарил ли ты Господа за то чудо, которое, что ни год, происходит на твоем поле?
Дак: Что, и за такую малость следует благодарить?
Апостол: Сказано — наблюдайте, чтобы хлебы Мои в жертву Мне приносимы были... А ты ничего не несешь. Третий год Бог спасает твою семью, и ты третий год не приносишь полагающуюся Ему десятую часть.
Дак: Но мало, брат мой, посмотри, как мало всего у меня...
Апостол: Жертвовать, это и значит оторвать от себя часть того, в чем ты сам имеешь нужду. И чем труднее оторвать, тем обильнее возблагодарит тебя Господь.
Дак: Но тут, это самое... ни храма, ни амвона, ни стола, чтобы возложить хлебоприношение...
Апостол: Горы и голубой купол неба — это удивительнейший храм, самим Господом созданный...
Дак: А как быть с тем, что, вот, амвона нет...
Апостол: Скала — это несокрушимый амвон, и всё, что оттуда будет сказано, — на века!
Дак: А стол для жертвоприношений где возьмем?
Апостол: Покроем это округлое возвышение травой, цветами.
Дак: Это может получиться красиво, но у нас священнослужителя нет. Кто, ради меня, поднимется на скалу и воззовет к Господу?
Апостол: Я поднимусь.
Дак: И воззовешь?
Апостол: Воззову.
Дак: Думаешь, спустится? Возьмет?
Апостол: Возьмет сколько возьмет.
Дак: А с оставшимися что будем делать?
Апостол: Угостим братьев, помолившихся и воспевших вместе с нами.
Дак: Но... им же платить нечем...
Апостол: Брат мой задунайский, принесенное Господу в дар — это уже не твое, а Господне!
Дак: Как бы не прогадать. Я такой нехитрый, сколько раз оказывался в дураках...
Апостол: В дураках ты никак не можешь оказаться, ибо Господь помнит все добрые дела и тех, кто их сотворил.
Дак: Что я для твоего Господа, чтобы он меня помнил!
Апостол: Ты Его сын, как и я. Потому мы и братья.
Дак: А если так, между нами... как брат брату... На что я мог бы рассчитывать?
Апостол: Для начала, думаю, на хорошие, плодородные дожди...
Дак: И — всё! Большего не надо. Разве что после тех бесконечных осенних дождей — раннюю, снежную зиму, так чтобы снега до самой весны простояли...
Апостол: Отцы знают нужды своих детей еще до того, как узнают о них сами дети...
Дак (принимаясь за дело): Ну, жена, переплавляемся на другой берег!
Апостол (благославляя): Да поможет вам Господь!
Финикиец: О, Картагена, моя несравненная Картагена...
Варвар (рабу): Ты выводишь меня из себя...
Кифара умолкла. Наступившую тишину расколол долгий, протяжный, разбойничий свист. Бухта ответила. В горах подтвердили.
Варвар: Надо драпать. Возвращаются головорезы.
Еллин: Убить не убьют, но ограбят.
Женщина: А что если отвлечь их танцами?..
Варвар: Какие танцы, куколка! Всмотрись в эту пропасть.
Женщина: Я давно в нее всматриваюсь.
Варвар: И что ты там видишь?
Женщина: Что-то белеет на самом дне.
Еллин: Там лежат кости тех, что хотели отвлечь бандитов танцами.
Скиф: Можете положиться на мой меч.
Варвар: Что толку в мече, если воин на костылях?
Дак: Но мне-то, мне-то как быть?
Апостол: Размешивай тесто и не паникуй. Волнение передается, и хлеба не всходят.
Дак: Это так, но нагрянут бандиты, а я весь в муке. Как окажу им достойное сопротивление?
Апостол: Когда руки раскатывают хлеба Благодарения, ушам не пристало слушать всякую дребедень.
Дак: Причем тут дребедень, когда пересвист кругом, банда банде сигналы подает!!!
Апостол: Банды днем не пересвистываются.
Еллин: Кто же, по-твоему, свистел?
Апостол: Пастухи перегоняют отары.
Варвар: Где они, пастухи-то?
Апостол: Вон, по откосу, отара спускается. По соседнему склону поднимается стало коз.
Еллин: Откуда тебе известны повадки разбойников?
Апостол: Я же сказал, что родился и вырос в Тарсе, городе ткачей, ученых и разбойников.
Финикиец: Да позволено мне будет спросить.
Варвар: Спрашивай.
Финикиец: Собиратель камней, кто ты есть? С какого родства происходишь?
Апостол: Я — иудей.
Финикиец: Хороший иудей?
Апостол: Хороший.
Финикиец: Но ты не можешь быть хорошим иудеем, если твоя родина по ту сторону моря, а ты по эту.
Апостол: Я иудей по рождению, по вере — Апостол Иисуса Христа.
Финикиец: И это значит — что?
Апостол: Это значит то, что для христианина истинная родина не столько на земле, сколько на небесах.
Финикиец: Оставшись без родины, люди выживают?
Апостол: Без земной выживают, без небесной — нет.
Финикиец: А что есть для тебя жизнь?
Апостол: Жизнь есть счастье непрерывного общения с Богом. С моим Создателем. С моим Отцом. Когда я чувствую Его Дух, я полон сил, находчив, умен, решителен, удачлив. Другими словами, я такой, как в свои лучшие дни, и другого мне не надо. Когда же Всевышний отринет лицо от меня — печаль, пустыня, одиночество. Конец всему. Конец всего.
Финикиец: А что делать тому, кто вне родины существовать не может?
Апостол: Искать Бога.
Финикиец: Для чего?
Апостол: Чтобы иметь долю не только на земле, но и на небесах.
Финикиец: Разве это разные вещи?
Апостол: Конечно. Никогда не надо путать земное с небесным.
Финикиец: Что есть одно, что есть другое?
Апостол: Посмотри на эти росточки.
Дак: Можжевельник. Ягода кислая, но полезная.
Апостол: Кто спорит, что этому кустику жилось бы свободнее, вольготнее где-нибудь на опушке леса, среди своих. Там и хорошей землицы полно, там птицы, дожди, близкая и дальняя родня. Судьба, однако, закинула его в расщелину этой скалы.
Женщина: Не приведи Господь!!
Апостол: Теперь, если бы этот кустик отдавался тоске по родному лесу, давно усох бы. Инстинкт выживания заставляет его всем своим существом, всей своей болью тянуться к свету, ибо в этом жизнь. Свет — это и есть наша небесная родина.
Финикиец: Я, конечно, ниже всех вас, будучи рабом, но я все-таки не куст можжевельника.
Апостол: Дорогой мой брат, и ты, и этот кустик — творение рук Господних. У вас один Создатель. Одним светом питаетесь, одним солнцем прогреваетесь, и временами от дерева к человеку ближе, чем от человека к человеку.
Скиф: Мерзавец! Он владеет тайнами слов. Волнует и мучает так, что сил моих больше нет!
Дак: А мне, вот, от его слов светло и хорошо, только мне нужна женщина.