Еллин: Не говоря уже о том, что все мы, вместе взятые, презираем иудеев за живучесть и способность пустить корни где угодно; вы же ни во что не ставите остальной мир, считая его топливом для преисподней, а потому мы — не-сов-мес-ти-мы!!
Апостол: Да совместимы же!!
Еллин: Но, каким образом?
Апостол: Через Господа Бога, Отца нашего, мы — единое древо, и если то древо полно жизни, плодоносит, нельзя при этом вести разговоры о том, что, вот, нижняя ветка несовместима с верхними ветками, а корни не совсем одобряют плоды, которые они же сами и питают. Господь животворит, и чудеса животворения происходят каждый день, на каждом шагу.
Еллин: Где ты тут, на этой поляне, видел чудо животворения?
Апостол: Оно было только что сотворено, причем твоими же руками...
Еллин: Я свершил чудо, потому что ты меня заставил, но ведь ты и есть среди нас самый несовместимый. Ты не то что из другого мира, ты точно с другой планеты свалился!
Апостол: Хорошо. Начнем с меня, как с самого что ни на есть несовместимого. Я иудей из иудеев, из колена Вениаминова.
Еллин: Был.
Апостол: Почему — был?
Еллин: Ты же от своих отрекся.
Апостол: Я от своих никогда не отрекался. Как можно отречься от самого себя? Просто удалился от них.
Дак: По какой причине?
Апостол: Как я уже говорил, мой народ — это народ избранный Богом. Но ведь остальные народы, тоже творение рук Господних! От одной крови Бог произвел весь род человеческий,
Еллин: Ты говорил это там, в Иудее?
Апостол: Говорил.
Еллин: И тебя не убили?
Апостол: Четыре раза мне было по сорок ударов без одного, три раза побивали камнями, два раза я был в узах. Вот свидетельства перенесенного мною. Многое еще не зажило, уж вы простите.
Женщина (потрясенная): Боже! На человеке, который делает одно добро, живого места нет!
Варвар: С чего ты взяла, что Апостол делает добро?
Женщина: Как иначе назвать то, что он сегодня сотворил?
Варвар: А что он такого сотворил?
Женщина: Мне, вот, вернул родительский дом и взял в сестры; вырвал Скифа с того света; Даку подарил надежду на лучшие времена, просветил печаль Финикийцу, и все мы, свершив обряд омовения, как-то породнились, стали единым домом. Можно ли так казнить за добро?!
Апостол: Сестра моя возлюбленная! За один этот день, который я провел тут с вами, по закону моего народа, я по меньшей мере трижды должен быть побит камнями.
Женщина: Трижды!! Но почему именно трижды?!
Апостол: Во-первых, общаюсь, вот, с неиудеями. Во-вторых, побратался и поцеловался с иноплеменником. В-третьих, увлекся язычницей и в помыслах согрешил с ней.
Женщина: Не волнуйся. Они никогда не узнают, что между нами было.
Апостол: А им большего и не нужно. Они меня уже приговорили.
Женщина: К чему приговорили?
Апостол: К смерти. Вот тут, в низине, на окраине городка, синагога. Как и во множестве других иудейских храмов, там сидят и молятся мои единоплеменники, поклявшиеся не принимать пишу, пока не убьют меня. Спуститесь к ним, это тут рядом. Скажите им, что тарсянский еретик, которого они ищут, тут на поляне проводит день с неиудеями. Они тут же прибегут казнить меня.
Еллин: Ты учишь нас, как предавать тебя?!
Апостол: Раз мы несовместимы, а я несовместимей всех, кто-то от кого-то должен избавляться! Вас много, я один. Камни уже собраны. Каратели готовы. А пока вы за ними сбегаете, я взойду на скалу, в последний раз помолюсь и исповедуюсь моему Господу.
Отойдя, поднялся на скалу и, преклонив колени, долго, подобно былинке, качался из стороны в сторону.
Варвар: Ну, чего замешкались?
Дак: Как ты мог об этом подумать!
Скиф: Воин знает, что такое бой. Предательства не приемлет.
Женщина: Сестры братьев своих никогда, сроду...
Финикиец: Кому еще, как не рабам, знать цену истинной свободы...
Варвар: Ну, что до меня, торговля всегда была вне политики...
Отмолившись, Апостол вернулся, обошел всех, подолгу вглядываясь в их лица.
Апостол: Ну, что ж... Если не решаетесь избавиться от меня, значит, мы зеленое, плодоносящее древо, и, стало быть, совместимы. А если это так, пора собираться на совместную трапезу. Сестра, покрой стол покрывалом, чтобы наш брат Дак смог принести жертвенные хлеба.
Еллин: Женщина не может восседать за одним столом с мужами!
Апостол: В семье сестры всегда находятся при своих братьях. Возглавит же стол труженик-пахарь, взрастивший своими руками...
Дак: Нет-нет, я не могу во главе стола; я очень стеснителен.
Апостол: Тогда тебя, Еллин, хозяина этих чудесных гор, мудрого и седого, как и эти горы...
Еллин: Я не могу видеть эту компанию.
Апостол: Это — достойные люди. Творение рук Всевышнего.
Еллин: Они некрасивы.
Апостол: Я тоже некрасив, однако ты, вот, смотришь на меня, беседуешь со мной.
Еллин: Ты некрасив, но умен, даже мудр, общаешься с небесами, сотрясаешь глубины земли, это компенсирует твой внешний вид, а они некрасивы — и только.
Апостол: Они обаятельны, простодушны, артистичны, в них множество талантов, это артисты, которые еще не утвердились!
Еллин: Не дай бог, чтобы они утверждались.
Апостол: Умеющий лечить, должен уметь преодолевать отвращение.
Еллин: Какое отвращение?
Апостол: У тебя шок от запущенных ран Скифа. На нем действительно гнило мясо. Спасти такого больного было немыслимо, но ты это сделал! Ты спас его!
Еллин: Он меня даже не поблагодарил.
Апостол: Прости его. Очень прошу тебя... (Становится перед ним на колени.)
Еллин: Нет и тысячу раз нет!!
Тяжело вздохнув, Апостол оглянулся, увидел скалу. Поднялся, простоял некоторое время, держа небеса на своих руках. “Вам, Ефесянам! Благодать Господа нашего Иисуса Христа да пребудет со всеми вами”. И был гул далеких миров, и снова качнулись земные глубины. Вся поляна, весь мир смотрели на Еллина, и Еллин наконец поднялся, подошел к столу. Апостол, отмолившись, спустился.
Апостол (Скифу): А ты чего стоишь? Иди, подкрепи сердце хлебом.
Скиф: Боли... адские... Если шевельну членом каким... упаду...
Еллин: Двигайся. Рядом с лекарем умирают, но не сразу.
Апостол: Теперь самое время нашему другу пахарю.
Дак: Что, опять рядом со Скифом? Вы что, с ума посходили? Тысячу лет и всё бок о бок?
Апостол: Ну, раз вы соседствуете землями и в каком-то смысле родня...
Дак: Какая там родня! Его соленое море питается пресными водами наших рек, вот и всё наше родство...
Апостол: Реки и моря породнены Господом, и вас тоже Всевышний посеял рядом, так что не надо противиться воле Отца. Около пахаря будет наша сестра...
Женщина: Он слишком стар для меня.
Апостол: Вырастивший пшеницу не может быть слишком стар для той, которая испекла хлеба. Рядом с тобой встанет тот, кто услаждал наш слух печальными песнями о Картагене...
Финикиец: Да позволено мне будет сказать.
Варвар: Говори.
Финикиец: Рабы не могут восседать за одним столом со свободными.
Еллин: Ты рожден в неволе, или тебя обратили в рабство?
Финикиец: Обратили.
Еллин: Кто?
Финикиец: Сам себя продал.
Еллин: Что тебя вынудило продать самого себя?
Финикиец: Погибал в горах, как и этот воин. Лихорадка вытрясла из меня всё. Чтобы спастись, вынужден был продать себя за кувшин горячего вина.
Женщина: Кому?
Финикиец: Продающему горячее вино в горах.
Апостол (Варвару): Брат мой, Варвар, отпусти нам своего раба.
Варвар: Для каких надобностей?
Апостол: Чтобы исполнить совместную трапезу.
Варвар: Обойдетесь. Он мне самому может понадобиться. Вдруг клиент нагрянет, а веселить будет некому. Вино без кифары, всё равно что невеста без жениха.
Апостол: Мечтаешь разбогатеть?
Варвар: Об этом помышляют все.
Апостол: Зачем тебе много?
Варвар: Долго жить хочу. В свое удовольствие.
Апостол: Тебе это не дано.
Варвар: Почему?
Апостол: Не умеешь наживать добро. В твои-то годы торчать у трех прокуренных котлов!
Варвар: Научи, как это сделать лучше. Войди со мной в долю.
Апостол: В долю с тобой я не войду, но научить могу. Вот, ты купил этого раба за бесценок, воспользовавшись его отчаянным положением.
Варвар: Я его спас. Он должен дважды в день руки мне целовать.
Апостол: Спас для чего? Чтобы было кому таскать амфоры по горам?
Варвар: Это когда переезд. А так он у меня при кифаре.
Апостол: Но играть ты ему тоже не даешь! Всё время обрываешь. Почему?
Варвар: Воспитываю. Даю новое направление. Сколько можно про Картагину. О Картагина...
Финикиец: Не Картагина, а Картагена!..
Варвар: Ты, раб ничтожный... Не смей вступать в разговор мудрецов, не получив на то мое позволение.
Апостол: Во-первых, раб — он тоже человек. Во-вторых, твой раб — человек особенный, отмеченный Богом.
Варвар: Чем?
Апостол: Талантом.
Варвар: Если хочешь знать, я пою лучше его.
Апостол: Может, ты и поешь лучше, но ты не избран Богом, а он — избран, и потому он — великий музыкант.
Варвар: Не смеши людей. С чего ты взял, что он великий музыкант? И что такое великий музыкант?