В отличие от миссионерских путешествий Павла, описанных в Деяниях подробно и последовательно, путешествия Петра упоминаются в них лишь эпизодически, и восстановить полную картину его маршрутов на основании этих упоминаний невозможно. Дополнительный свет на передвижения Петра проливают послания Павла, однако и они дают весьма отрывочную информацию. Павел упоминает о пребывании Петра в Антиохии (Гал. 2:11–14) и о наличии партии его последователей в Коринфе (1 Кор. 1:10–17, 21–23). Присутствие Петра на Апостольском Соборе в Иерусалиме, где апостол рассказал об итогах своей миссии, зафиксировано и в 15-й главе Деяний, и у Павла (Гал. 2:1-10).
В настоящем разделе мы остановимся на миссионерской деятельности Петра вне Иерусалима, как она отражена в Деяниях. Сведения из других источников будут рассмотрены в 3-й главе нашей книги.
Миссия среди самарян
Действие первых семи глав Деяний разворачивается в Иерусалиме. При этом вторая половина 6-й главы и вся 7-я глава посвящены проповеди Стефана, его аресту и побиению камнями. Убийство Стефана стало лишь частью того «великого гонения на церковь в Иерусалиме», в результате которого «все, кроме апостолов, рассеялись по разным местам Иудеи и Самарии» (Деян. 8:1).
Одним из последствий исхода христиан из Иерусалима стало то, что «рассеявшиеся ходили и благовествовали слово». Между этими благовестниками был Филипп. Он «пришел в город Самарийский и проповедывал им Христа. Народ единодушно внимал тому, что говорил Филипп, слыша и видя, какие он творил чудеса. Ибо нечистые духи из многих, одержимых ими, выходили с великим воплем, а многие расслабленные и хромые исцелялись. И была радость великая в том городе». В результате проповеди Филиппа «крестились и мужчины, и женщины». Среди крестившихся был и упоминавшийся нами выше Симон-волхв (Деян. 8:4–8, 12–13).
Самария – регион, граничивший с юга с Иудеей, с севера с Галилеей, с востока с рекой Иордан, с запада со Средиземным морем. Жители Самарии в большинстве своем представляли потомков колен Ефрема и Манассии, смешавшихся в ходе истории с различными этническими группами, населявшими Ассирийскую и Римскую империи. Иудеи «не сообщались» с самарянами (Ин. 4:9), в том числе по той причине, что последние не сохранили чистоту крови.
Однако главным обвинением иудеев в адрес самарян было уклонение от чистоты веры. Как и иудеи, самаряне верили в единого Бога, но в их религиозной практике присутствовали элементы политеизма. При этом самаряне считали себя прямыми потомками ветхозаветного патриарха Иосифа и истинными хранителями Моисеева закона[274].
Подножие горы Гаризим
Кроме того, при Александре Македонском самарянам было разрешено построить свой храм на горе Гаризим. Он был разрушен около 128 года до Р. Х., но самаряне продолжали считать эту гору главным местом богопоклонения и, в отличие от жителей Галилеи и Иудеи, не ходили на большие праздники в Иерусалимский храм[275]. Как отмечает исследователь, взаимная антипатия самарян и иудеев, имевшая многовековые корни, под конец периода Второго храма была сфокусирована на отвержении самарянами Иерусалимского храма. Это отвержение носило не столько богословский, сколько эмоциональный характер, и было широко распространено в народной среде[276].
Священное Писание самарян ограничивалось Пятикнижием Моисеевым, причем они использовали свою собственную версию его, отличавшуюся от версии, принятой у правоверных иудеев[277]. Так, например, из десяти заповедей Моисеевых первые две у самарян считались за одну, а в качестве десятой было добавлено повеление поклоняться Господу на горе Гаризим. В книгу Исход самаряне добавили несколько мест из книги Второзаконие, например: «Когда перейдете Иордан, поставьте камни те, как я повелеваю вам сегодня, на горе Гевал, и обмажьте их известью» (Втор. 27:4). При этом гора Гевал была заменена горой Гаризим. Еще один текст, перенесенный самарянами из Второзакония в Исход – предсказание о Пророке, подобном Моисею (Втор. 18:18). В этом предсказании самаряне видели указание на пришествие Мессии.
При жизни Иисуса Христа Самария не входила в ареал миссионерского влияния Его учеников. Посылая их на проповедь, Он говорил: «На путь к язычникам не ходите, и в город Самарянский не входите; а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева» (Мф. 10:5–6). Словосочетание «дом Израилев», многократно встречающееся в книгах Ветхого Завета, обозначает здесь весь еврейский народ, за исключением самарян.
Сам Иисус, судя по Евангелиям, бывал в Самарии, однако лишь эпизодически. В Евангелиях от Матфея и от Марка Его посещения Самарии вообще не упоминаются. В Евангелии от Луки говорится о том, что незадолго до Своей смерти Иисус на пути из Галилеи в Иерусалим намеревался посетить Самарию, «и послал вестников пред лицем Своим; и они пошли и вошли в селение Самарянское; чтобы приготовить для Него; но там не приняли Его, потому что Он имел вид путешествующего в Иерусалим» (Лк. 9:52–53). Также упоминается, что на пути в Иерусалим Иисус «проходил между Самариею и Галилеею» (Лк. 17:11). Лишь из Евангелия от Иоанна мы узнаём о том, как на пути из Иудеи в Галилею Иисусу «надлежало проходить Самарию», как Он беседовал с женщиной у колодца (Ин. 4:4) и затем пробыл в ее городе два дня, благодаря чему многие самаряне уверовали в Него (Ин. 4:39–41). Из совокупности евангельских свидетельств следует, что Иисус бывал в Самарии лишь на пути из Галилеи в Иудею или обратно, но в отличие от этих двух областей Самария никогда не была объектом ни Его проповеди, ни миссии Его учеников.
Начало миссии среди самарян было первым выходом христианской проповеди за пределы традиционного иудаизма. Чтобы начать эту миссию, необходимо было переступить культурно-религиозный барьер, отделявший самарян от иудеев. Следующим этапом на пути расширения христианской проповеди станет обращение к язычникам, и рассказ Луки о проповеди среди самарян служит своего рода прелюдией к теме проповеди среди язычников – теме, которой будет посвящено основное внимание в других главах книги Деяний.
Ап. Филипп крестит евнуха. Миниатюра из Псалтири. IX в. (монастырь Пантократор на Афоне. Cod. 61)
Итак, первым, кто проповедовал самарянам, был Филипп, и его миссия имела очевидный успех. Однако она ограничивалась лишь одним городом. К тому же, Филипп не входил в число двенадцати апостолов. Возможно, именно по этой причине оставшиеся в Иерусалиме апостолы сочли необходимым не только санкционировать деятельность Филиппа, но и направить в Самарию своих делегатов для довершения начатого им дела:
Находившиеся в Иерусалиме Апостолы, услышав, что Самаряне приняли слово Божие, послали к ним Петра и Иоанна, которые, придя, помолились о них, чтобы они приняли Духа Святаго. Ибо Он не сходил еще ни на одного из них, а только были они крещены во имя Господа Иисуса. Тогда возложили руки на них, и они приняли Духа Святаго (Деян. 8:14–17).
Для того чтобы понять смысл этого события, приведенный отрывок следует сравнить с другим описанным в Деяниях случаем, произошедшим в Коринфе. Там под воздействием проповеди Павла двенадцать последователей Иоанна Крестителя «крестились во имя Господа Иисуса, и, когда Павел возложил на них руки, нисшел на них Дух Святый, и они стали говорить иными языками и пророчествовать» (Деян. 19:1–7).
В обоих случаях сошествие Святого Духа описывается как самостоятельное, отличное от крещения событие, и в обоих случаях оно происходит после возложения рук апостолов (или апостола). При этом во втором эпизоде упомянуты видимые признаки сошествия Святого Духа: говорение на языках и пророчество. Можно предположить, что и в первом случае сошествие Святого Духа имело подобного же рода очевидные признаки.
О широком распространении говорения на языках и пророчества в ранней Церкви свидетельствуют многочисленные места в посланиях Павла, в частности то, где он ставит один из этих духовных даров выше другого:
Достигайте любви; ревнуйте о дарах духовных, особенно же о том, чтобы пророчествовать. Ибо кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а Богу; потому что никто не понимает его, он тайны говорит духом; а кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещание и утешение. Кто говорит на незнакомом языке, тот назидает себя; а кто пророчествует, тот назидает церковь. Желаю, чтобы вы все говорили языками; но лучше, чтобы вы пророчествовали; ибо пророчествующий превосходнее того, кто говорит языками, разве он притом будет и изъяснять, чтобы церковь получила назидание (1 Кор. 14:1–5).
Из этого описания явствует, что говорение на языках было родом молитвы, тогда как пророчество скорее было разновидностью проповеди: первое обращено к Богу, второе – к людям.
Совокупность имеющихся данных позволяет утверждать, что с самого начала вхождение в Церковь представляло собой процесс, совершавшийся в два этапа. Обязательным в соответствии с заповедью Иисуса Христа было крещение (Мф. 28:19; Мк. 16:16). Однако полноценным членом Церкви крещеный становился после того, как на него сходил Святой Дух. Сошествие Святого Духа на крещаемого могло следовать сразу же за крещением, как это было в случае с евнухом царицы Эфиопской (Деян. 8:39), или после некоторого временного промежутка, как это было в описанном случае. Более того, оно могло предшествовать крещению, как явствует из эпизода, который будет рассмотрен ниже (Деян. 10:44–48).
В дальнейшей истории христианства практика двухэтапного вступления в Церковь будет сохранена, и таинство Крещения будет дополняться таинством Миропомазания, в котором верующему подается «печать дара Духа Святаго»[278]. Такая практика в православной и католической традициях сохраняется по сей день (при этом в Православной Церкви Миропомазание следует сразу же за Крещением, тогда как в католической традиции совершение двух таинств, как правило, разведено по времени).
К периоду пребывания Петра в Самарии относится рассмотренный выше эпизод с Симоном-волхвом (Деян. 8:18–24). Миссия Петра и Иоанна в Самарии завершилась тем, что они, «засвидетельствовав и проповедав слово Господне, обратно пошли в Иерусалим и во многих селениях Самарийских проповедали Евангелие» (Деян. 8:25). Таким образом, в разных местах Самарии возникли различные церковные общины.
Перечисляя области, в которых христианство распространилось на раннем этапе, Лука упоминает Галилею (Деян. 9:31). Однако это единственное упоминание о Галилее во всей книге Деяний, и никаких подробностей распространения там христианской миссии Лука не приводит.
Пётр в Лидде и Иоппии
Среди городов, которые посетил Пётр, упоминаются Лидда и Иоппия. В Лидде, как мы помним, он исцелил расслабленного (Деян. 9:32–35), а в Иоппии воскресил Тавифу (Деян. 9:36–42). И в том, и в другом городе к моменту прихода Петра уже существовали христианские общины. Об этом свидетельствуют слова Луки: «Случилось, что Пётр, обходя всех, пришел и к святым, живущим в Лидде» (Деян. 9:32). Под «святыми» понимаются местные христиане, и само посещение Петра описывается как обход уже существующих общин. В истории воскрешения Тавифы также упоминаются «ученики», «святые» и «вдовицы», что свидетельствует о наличии там немалочисленной общины.
Почему Лука считает необходимым упомянуть о посещении Петром этих двух городов? Прежде всего потому, что в обоих произошли чудеса. Однако могла быть и иная причина. Ни Лидда, ни Иоппия не упоминаются в Евангелиях, и можно предположить, что Иисус с учениками там никогда не бывал. Слова «на путь к язычникам не ходите» (Мф. 10:5) некоторые ученые понимают в том смысле, что Иисус запрещал ученикам посещать языческие города и селения, расположенные вдоль побережья Средиземного моря[279]. Оба города входили в указанный регион.
Иоппия[280] представляла собой один из главных портовых городов Палестины. По свидетельству Иосифа Флавия, «Иоппия не имеет природной гавани, так как она окаймлена неровным, круто спускающимся берегом, еле только загибающимся на обоих концах; но и эти последние состоят из высоких утесов и ниспадающих в море скал… Северный ветер, дующий здесь против берега и нагоняющий на противостоящие скалы свирепые волны, делает рейд еще более опасным, чем открытое море»[281]. Лидду[282] тот же историк называет «деревней», «которая, впрочем, по величине своей не уступала целому городу»[283].
Рассказ о воскрешении Петром Тавифы завершается словами: «И довольно дней пробыл он в Иоппии у некоторого Симона кожевника» (Деян. 9:43). На какое-то время этот дом, находящийся у моря (Деян. 10:6), становится прибежищем для Петра. Отсюда Пётр отправится в Кесарию, чтобы крестить римского сотника Корнилия.
Крещение ап. Петром язычников в доме сотника Корнилия. Роспись Троицкого собора Ипатьевского монастыря в Костроме. 1684 г. Артель Гурия Никитина и Силы Савина
Повествование о крещении Корнилия – одно из центральных в книге Деяний. О его важности для автора книги свидетельствует тот объем текста, который ему посвящен: из всех изложенных в Деяниях эпизодов он самый длинный[284]. История крещения Корнилия изложена в книге дважды: сначала в виде авторского текста Луки (Деян. 10:1-48), затем в прямой речи Петра (Деян. 11:5-17). Для сравнения можно привести историю обращения Павла: она изложена в книге трижды (Деян. 9:1-19; 22:1-21; 26:10–18), однако по общему объему посвященного ей текста уступает рассказу о крещении Корнилия.
Сотник Корнилий. Фрагмент композиции «Ап. Петр в доме сотника Корнилия». Фреска собора Св. Софии в Киеве. 40-е гг. XI в.
Этот рассказ является поворотным пунктом в книге, поскольку знаменует собой начало важнейшего этапа в истории христианской миссии, характеризующегося выходом за пределы иудаизма и обращением к проповеди среди язычников. С наибольшей полнотой тема проповеди среди язычников будет раскрыта на примере Павла, для которого эта проповедь станет делом всей жизни. Но для Луки, постоянно заботящегося о сохранении своего рода паритета между Павлом и Петром, крайне важно показать, что Павел не был единственным протагонистом расширения христианской проповеди на язычников: параллельно к этой же идее приходила вся Церковь, источником же ее было прямое вмешательство Бога.
В случае с Павлом это вмешательство выразилось в том, что Христос явился ему на пути в Дамаск и в одночасье превратил его из гонителя Церкви в ее ревностного поборника. При этом Павел получил от Христа прямое повеление: «Иди; Я пошлю тебя далеко к язычникам» (Деян. 22:21). Пётр получил аналогичное повеление в Иоппии, но в иной форме – через особого рода видение.
Рассказ об этом видении предваряется описанием того, что стало его главной причиной:
В Кесарии был некоторый муж, именем Корнилий, сотник из полка, называемого Италийским, благочестивый и боящийся Бога со всем домом своим, творивший много милостыни народу и всегда молившийся Богу. Он в видении ясно видел около девятого часа дня Ангела Божия, который вошел к нему и сказал ему: Корнилий! Он же, взглянув на него и испугавшись, сказал: что, Господи? Ангел отвечал ему: молитвы твои и милостыни твои пришли на память пред Богом. Итак пошли людей в Иоппию и призови Симона, называемого Петром. Он гостит у некоего Симона кожевника, которого дом находится при море; он скажет тебе слова, которыми спасешься ты и весь дом твой. Когда Ангел, говоривший с Корнилием, отошел, то он, призвав двоих из своих слуг и благочестивого воина из находившихся при нем и рассказав им всё, послал их в Иоппию (Деян. 10:1–8).
Кесария была населена преимущественно язычниками[285], и Корнилий принадлежал к их числу. Выражение «благочестивый и боящийся Бога» (ευσεβής καί φοβούμενος τον θεόν) не следует понимать в том смысле, что он был обращен в иудаизм: последующее повествование показывает, что он и его семья оставались язычниками. При этом, однако, он почитал Бога, что не входило в непримиримое противоречие с многобожием. Язычество представляло собой конгломерат различных верований, и почитание Бога Израилева наряду с другими богами вполне могло иметь место среди язычников, проживавших в Иудее.
Вообще язычество, по крайней мере с точки зрения ранних христиан, не было полностью непроницаемым для веры в единого Бога. Можно вспомнить о том, как в Афинах Павел обнаружил жертвенник «неведомому Богу». Такого рода жертвенник мог быть поставлен в честь некоего неизвестного божества – с той целью, чтобы оно не осталось без внимания и не наносило вред людям. Однако Павел однозначно истолковал наличие этого жертвенника как проявление латентной тяги язычников к почитанию единого Бога (Деян. 17:23). Не случайно он назвал их «особенно набожными» (Деян. 17:22), тем самым воздавая похвалу их религиозности.
Что-то подобное могло иметь место в религиозности сотника Корнилия: принадлежность к язычеству могла уживаться в нем с уважением к религиозным традициям евреев и с почитанием их Бога. Лука отмечает, что благочестие и богобоязненность Корнилия распространялись на весь его дом. Более того, она распространялась на его слуг и по крайней мере на некоторых из подчиненных ему воинов: один из них («благочестивый воин») упоминается в рассказе.
На протяжении всей книги Деяний Лука использует различные термины для указания на людей богобоязненных или набожных (Деян. 10:2, 22; 13:16, 26, 43, 50; 16:14; 17:4; 18:7). Поскольку некоторые из употребляемых им эпитетов применяются к язычникам, в научной литературе возникла дискуссия относительно того, имеет ли он в виду некую конкретную категорию лиц или же его терминология носит обобщенный и неконкретный характер[286]. Итоги этой дискуссии не подведены, однако на основании имеющихся источников, подкрепляемых археологическими данными, можно утверждать, что помимо прозелитов – лиц нееврейского происхождения, обращенных в иудаизм и принявших обрезание, – существовала еще и определенная прослойка людей, не принявших обрезание, но симпатизировавших иудаизму и даже заимствовавших некоторые его элементы, такие как почитание единого Бога.
Корнилий характеризуется как сотник Италийского полка. Термин έκαταντάρχης (сотник) буквально означает офицера, командующего сотней солдат; в описываемый период под командованием сотника было, как правило, меньшее число воинов[287]. Под Италийским полком обычно понимают так называемую Вторую военную италийскую когорту (Cohors II militaria italica), имевшую вспомогательный статус[288] (если обычные когорты состояли из римских граждан, то во вспомогательные когорты могли набираться лица, не обладавшие римским гражданством). Во главе когорты[289] стоял χιλίαρχος (тысяченачальник), которому подчинялись сотники. Десять когорт составляли легион, общее число солдат в котором колебалось от 5 до 6 тысяч человек.
Существуют различные гипотезы относительно того, почему полк назывался Италийским, с какой целью Лука упоминает его название и где он был расквартирован. По одной из гипотез, Италийский полк был расквартирован в Сирии, а Корнилий был отставным офицером, проживавшим в Кесарии в собственном доме[290].
Явление ангела Корнилию стоит в одном ряду с другими явлениями ангелов, описанными у Луки в Евангелии и Деяниях. Однако это единственный случай, когда ангел является язычнику. Слова ангела – «молитвы твои и милостыни твои пришли на память пред Богом» – напоминают то, что ангел из Евангелия от Луки сказал Захарии: «Не бойся, Захария, ибо услышана молитва твоя» (Лк. 1:13). Явления ангела в обоих случаях представлены как следствие молитвы. Однако благочестие Корнилия выражалось не только в молитве единому Богу, но и в делах милосердия и благотворительности.
Явление ангела сотнику Корнилию. Икона. 1760-е гг., под записью кон. XIX в. (Церковь сщмч. Климента, папы Римского, в Москве)
Корнилий реагирует на появление ангела испугом и вопросом τί έστιν, κύριε (букв. «что это, Господи?»). Эта реакция напоминает аналогичные реакции в других описанных Лукой случаях: Захария при виде ангела «смутился, и страх напал на него» (Лк. 1:12); Мария, увидев ангела Гавриила и услышав его приветствие, «смутилась от слов его» (Лк. 1:29); пастухи, когда предстал им ангел, «убоялись страхом великим» (Лк. 2:9).
Видение произошло «около девятого часа»: это упоминание может быть не случайным и указывать на то, что ангел явился сотнику, когда тот молился (девятый час, или 15 часов по современному счету, был часом молитвы и вечернего жертвоприношения в храме).
Слова «спасешься ты и весь дом твой» отражают распространенный в древности обычай обращения в ту или иную веру всей семьей: как правило, домочадцы должны были исповедовать ту же веру, что и глава семейства. Иногда эти слова воспринимают как имплицитное указание на то, что вместе с Корнилием были крещены его дети[291]. Однако в рассказе Луки ни дети, ни жена Корнилия не упоминаются, и мы можем лишь строить предположения относительно точного содержания понятия «дом» применительно к его семье.
Получив от ангела имя и адрес человека, к которому он должен обратиться, Корнилий призывает двух слуг и сотника, чтобы направить их в Иоппию. Тот факт, что он сообщает им о видении ангела, свидетельствует о высокой степени доверия, с каким он к ним относился.
Иоппия отстояла от Кесарии на 48 километров, и посланным понадобилось меньше суток, чтобы приблизиться к городу. Их приход в дом Симона-кожевника был предварен событием, имевшим большое значение для Петра:
На другой день, когда они шли и приближались к городу, Пётр около шестого часа взошел на верх дома помолиться. И почувствовал он голод, и хотел есть. Между тем, как приготовляли, он пришел в исступление и видит отверстое небо и сходящий к нему некоторый сосуд, как бы большое полотно, привязанное за четыре угла и опускаемое на землю; в нем находились всякие четвероногие земные, звери, пресмыкающиеся и птицы небесные. И был глас к нему: встань, Пётр, заколи и ешь. Но Пётр сказал: нет, Господи, я никогда не ел ничего скверного или нечистого. Тогда в другой раз был глас к нему: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым. Это было трижды; и сосуд опять поднялся на небо (Деян. 10:9-16).
Дома в Палестине тех времен, как правило, были с плоской крышей, имевшей ограждение и водостоки. Там могли есть, спать, принимать гостей, развешивать белье, хранить сушеные овощи; туда поднимались, чтобы обозреть окрестности[292].
Видение на крыше ап. Петру сосуда с нечистой пищей. Роспись Троицкого собора Ипатьевского монастыря в Костроме. 1684 г. Артель Гурия Никитина и Силы Савина
Пётр поднялся на крышу для молитвы и пришел в состояние, которое Лука обозначает словом εκστασις (исступление, экстаз). В других случаях это слово обозначает удивление (Мк. 5:42; 16:8; Лк. 5:26; Деян. 3:10), однако здесь оно указывает на особое духовное состояние, в которое человек может прийти на высших стадиях молитвенного опыта. В том же значении это слово употреблено в рассказе Павла о том, как ему явился Христос: «Когда же я возвратился в Иерусалим и молился в храме, пришел я в исступление, и увидел Его…» (Деян. 22:17–18)[293].
Чтобы понять содержание рассматриваемого отрывка, мы должны вспомнить, что в Ветхом Завете содержатся конкретные предписания, касающиеся нечистой пищи. В частности, запрещены к употреблению некоторые виды животных (верблюд, тушканчик, заяц и свинья), определенные виды птицы, морепродукты (дозволяется только рыба с чешуей и плавниками), почти все пресмыкающиеся и насекомые (Лев. 11:1-31). Все эти виды пищи считались оскверняющими человека. Кроме того, нечистыми считались некоторые люди, например женщины в послеродовой и менструальный период, мужчина после истечения семени, а также лица, имеющие кожные болезни, и прокаженные (Лев. 12–15).
Следование предписаниям касательно нечистой пищи для иудея имело особое значение. Об этом свидетельствуют, в частности, слова из 1-й Маккавейской книги, описывающей события времен сирийского царя Антиоха Епифана (175–164 гг. до Р. Х.), когда иудеев пытались принудить к языческим нравам: «многие в Израиле остались твердыми и укрепились, чтобы не есть нечистого, и предпочли умереть, чтобы не оскверниться пищею и не поругать святаго завета, – и умирали» (1 Макк. 1:62–63). Во 2-й Маккавейской книге повествуется о семи братьях, которых царь принуждал есть недозволенное свиное мясо, но один из них от имени всех сказал: «Мы готовы лучше умереть, нежели преступить отеческие законы». Все семь братьев проявили непоколебимость и один за другим, на глазах матери, приняли жестокую смерть. Вслед за ними скончалась и мать (2 Макк. 7:1-41).
Воспитанный на этих рассказах, Пётр не мог ответить иначе, когда получил столь неожиданное повеление заколоть и есть то, что считалось нечистым. Ответ Петра на призыв, с которым к нему обращается Бог, выявляет в нем человека, строго соблюдающего иудейские предписания касательно нечистой пищи. Однако Бог трижды произносит слова, которые должны радикально изменить представления Петра о чистоте и нечистоте: «Что Бог очистил, того ты не почитай нечистым».
Чтобы понять смысл этих слов, мы должны вспомнить, что святость и чистота в Ветхом Завете понимались прежде всего как отделенность от всего, что является нечистым, несвятым. Фарисеи считали себя «отделенными» от обычных людей, не такими, как прочие (Лк. 18:11). Они прилагали особые усилия для соблюдения ритуальной чистоты, остерегались любых форм осквернения от соприкосновения с чем-либо нечистым, следили за строгим соблюдением гигиенических правил. Евангелист отмечает: «Ибо фарисеи и все Иудеи, держась предания старцев, не едят, не умыв тщательно рук; и, придя с торга, не едят не омывшись. Есть и многое другое, чего они приняли держаться: наблюдать омовение чаш, кружек, котлов и скамей» (Мк. 7:3–4).
Омовения, о которых идет речь, продиктованы не только гигиеническими требованиями: в первую очередь омывались для того, чтобы очиститься от осквернения, которое могло произойти вследствие прикосновения к чему-либо ритуально нечистому. Обычай омывать предметы быта восходит к предписаниям книги Левит, которая, в частности, требует погружать в воду и держать в ней до вечера сосуд, в который упала дохлая ящерица, крот или мышь (Лев. 11:29–32); омыт водою должен быть деревянный сосуд, к которому «прикоснется имеющий истечение» (Лев. 15:12). К указаниям закона Моисеева в «предании старцев» добавились многочисленные другие предписания, превратившие религиозность фарисеев в мелочное, скрупулезное соблюдение тысяч неписаных правил.
Представление Иисуса о нечистоте было иным. Он подчеркивал: «Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но что исходит из него, то оскверняет человека». Источник нечистоты Иисус видел не вне человека, а внутри его: «Ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство, все это зло извнутрь исходит и оскверняет человека» (Мк. 7:15–23).
Учению фарисеев о том, что святость состоит исключительно в соблюдении внешних предписаний, будь то гигиенических, диетических или иных, Иисус последовательно противопоставлял учение о святости как совокупности внутренних качеств. Будучи, с одной стороны, глубоко укоренены в ветхозаветной традиции, наставления Иисуса, с другой, по сути означали радикальный разрыв с тем пониманием святости, которое на основе извращенного толкования Ветхого Завета закрепилось в предании фарисеев и книжников. Если рассматривать слова Иисуса Христа в сравнении с иудейской традицией Его времени, выраженной в учении фарисеев и книжников, то они были для нее революционными.
Именно в данном контексте следует понимать видение Петра в Иоппии. Смысл этого видения отнюдь не в отмене ветхозаветных предписаний касательно нечистой пищи. Различные животные, пресмыкающиеся и птицы – символы людей, которых иудеи считали нечистыми. Видение должно было подготовить Петра к новому роду миссии: ему предстояло войти в дом язычника, общаться с ним и его семьей. И Пётр должен был внутренне и психологически освободиться от представления о язычниках как людях, соприкосновение с которыми является источником осквернения.
Смысл видения не сразу дошел до Петра. На это указывают глаголы διαπαρέω (недоумевать), διενθυμέω (размышлять) и διακρίναμαι (сомневаться)[294], употребляемые Лукой в дальнейшем повествовании:
Когда же Пётр недоумевал (διηπόρει) в себе, что бы значило видение, которое он видел, – вот, мужи, посланные Корнилием, расспросив о доме Симона, остановились у ворот, и, крикнув, спросили: здесь ли Симон, называемый Петром? Между тем, как Пётр размышлял (той δε Πέτρου διενθυμουμένου) о видении, Дух сказал ему: вот, три человека ищут тебя; встань, сойди и иди с ними, нимало не сомневаясь (μηδέν διακρινόμενος); ибо Я послал их. Пётр, сойдя к людям, присланным к нему от Корнилия, сказал: я тот, которого вы ищете; за каким делом пришли вы? Они же сказали: Корнилий сотник, муж добродетельный и боящийся Бога, одобряемый всем народом Иудейским, получил от святаго Ангела повеление призвать тебя в дом свой и послушать речей твоих. Тогда Пётр, пригласив их, угостил. А на другой день, встав, пошел с ними, и некоторые из братий Иоппийских пошли с ним (Деян. 10:17–23).
Святой Дух – движущая сила многих событий, происходящих на протяжении всей книги Деяний, начиная с Пятидесятницы (Деян. 2:4). Однако описанный случай – единственный, в котором Он выступает с прямой речью: в других эпизодах (например в Деян. 16:7) упоминается лишь общее содержание Его повелений, и мы не знаем, передавались ли эти повеления в словесной или в какой-либо иной форме.
По повелению Святого Духа Пётр спускается с крыши, чтобы встретить гостей. Рассказывая ему о Корнилии, они особо отмечают уважение, которым он пользуется среди иудеев за то, что, будучи язычником, почитает единого Бога. Пётр приглашает гостей к столу и, надо полагать, сам садится вместе с ними. Вероятно, впервые в жизни он ест с необрезанными. В дальнейшем такая практика станет для него обычной, однако христиане из числа обрезанных еще долго будут упрекать его за это (Деян. 11:3; Гал. 2:11–12).
Пётр не сразу отправляется в путь, но решает дождаться утра: путешествовать ночью было не принято. С собой он берет нескольких членов Иоппийской христианской общины: из дальнейшего повествования мы узнаем, что их было шесть (Деян. 11:12). По всей видимости, в Кесарию группа из десяти человек (Пётр, его шесть спутников и трое посланных от Корнилия) идет пешком.
Пётр в Кесарии
Кесария Приморская (Caesaria maritima), находившаяся на берегу Средиземного моря[295], была основным форпостом римского присутствия в Палестине: в городе располагались резиденция прокуратора и дворец царя Иудеи, здесь же были расквартированы солдаты[296]. Приход Петра в этот город означал серьезное отступление от традиционных для членов апостольской общины маршрутов, пролегавших преимущественно через города и деревни, населенные иудеями.
Корнилий подготовился к приходу высокого гостя и встретил его как Божьего посланника:
В следующий день пришли они в Кесарию. Корнилий же ожидал их, созвав родственников своих и близких друзей. Когда Пётр входил, Корнилий встретил его и поклонился, пав к ногам его. Пётр же поднял его, говоря: встань; я тоже человек. И, беседуя с ним, вошел в дом, и нашел многих собравшихся. И сказал им: вы знаете, что Иудею возбранено сообщаться или сближаться с иноплеменником; но мне Бог открыл, чтобы я не почитал ни одного человека скверным или нечистым. Посему я, будучи позван, и пришел беспрекословно. Итак спрашиваю: для какого дела вы призвали меня? (Деян. 10:24–29).
Если исходить из того, что Пётр со спутниками покинули Иоппию на рассвете и шли пешком со средней скоростью 5 километров в час, они могли дойти до Кесарии часов за 10–12. Если они передвигались на лошадях (что менее вероятно, учитывая количество людей в группе), то времени на преодоление расстояния ушло значительно меньше. И в том и в другом случае у них было достаточно времени, чтобы прийти засветло. К девятому часу они уже были в доме сотника[297].
Кесария Палестинская
Корнилий хорошо подготовился к приходу Петра. Он решил не только сам познакомиться с ним и представить ему своих домочадцев, но и созвать родственников, проживавших в других домах, а также друзей. Наличие у Корнилия многочисленных родственников в городе свидетельствует либо о том, что он был его коренным жителем, либо о том, что он был женат на уроженке Кесарии. Римские офицеры нередко брали себе жен из местного населения. Если жена Корнилия была иудейкой, этим отчасти может объясняться его благочестие и тот авторитет, которым он пользовался у местных иудеев.
При виде Петра Корнилий падает к его ногам. Обычай кланяться до земли многократно зафиксирован в Ветхом Завете (Быт. 18:2; 19:1; 24:52; 33:3; 37:10; 42:6; 43:26; 48:12 и мн. др.), однако для римского сотника такое поведение было необычным: рядовой офицер римской армии мог кланяться до земли императору, или его статуе, или статуям языческих богов при жертвоприношениях, но не пришельцу-еврею.
Останавливая Корнилия словами «встань, я тоже человек», Пётр, возможно, имеет в виду языческий обычай обожествлять людей. В Деяниях описывается случай, когда в Листре местные язычники приняли Павла за Гермеса, а Варнаву – за Зевса и хотели совершить им жертвоприношение, но апостолы остановили их словами: «Мужи! что вы это делаете? И мы – подобные вам человеки…» (Деян. 14:11–15). Не исключено, что Пётр увидел в поведении Корнилия признаки подобного рода суеверия.
В своем обращении к собравшимся Пётр первым делом указывает на причину, по которой он пришел: иудеям запрещено общаться с язычниками, но ему Бог открыл, что ни одного человека нельзя считать скверным или нечистым. Пётр здесь говорит о видении, которое имел накануне. Если сначала он не понял смысл этого видения, то к моменту, когда он переступил порог дома Корнилия, в его голове сложилось ясное понимание того, что Бог хотел ему сказать.
На вопрос Петра о цели, с которой он был приглашен, Корнилий отвечает рассказом о явлении ангела:
…Четвертого дня я постился до теперешнего часа, и в девятом часу молился в своем доме, и вот, стал предо мною муж в светлой одежде и говорит: Корнилий! услышана молитва твоя, и милостыни твои воспомянулись пред Богом. Итак пошли в Иоппию и призови Симона, называемого Петром; он гостит в доме кожевника Симона при море; он придет и скажет тебе. Тотчас послал я к тебе, и ты хорошо сделал, что пришел. Теперь все мы предстоим пред Богом, чтобы выслушать всё, что повелено тебе от Бога[298] (Деян. 10:30–33).
Данный рассказ содержит дополнительный штрих к тому, что мы уже знаем об обстоятельствах, при которых ангел явился Корнилию: этому явлению предшествовала не только молитва, но и пост. Под постом (евр. oic som) в еврейской традиции понималось полное воздержание от пищи и воды от рассвета до заката: именно такой смысл вкладывается в Ветхом Завете в выражение «поститься весь день до вечера» (Суд. 20:26). Пост мог быть как общим, так и индивидуальным: Моисей постился «сорок дней и сорок ночей, хлеба не ел и воды не пил» (Исх. 34:28; Втор. 9:9, 18); царь Давид в знак покаяния постился семь дней (2 Цар. 12:16–20); пророк Даниил постом сопровождал молитву (Дан. 9:3). Согласно Евангелию от Матфея, Иисус Христос постился в пустыне сорок дней и сорок ночей (Мф. 4:2); Лука говорит, что в течение этого времени Он «ничего не ел» (Лк. 4:2)[299].
Пересказав содержание откровения, полученного от ангела, Корнилий завершает свою краткую речь словами, которые ясно демонстрируют его веру в единого Бога. Встречу с Петром он воспринимает как происходящую перед лицом Бога и надеется услышать от Петра то, что Бог хочет ему сказать.
Пётр в ответ выступает с речью, в которой суммирует суть проповедуемого им и другими апостолами учения:
…Истинно познаю, что Бог нелицеприятен (ούκ εστιν προσωπολήμπτης о θεός), но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему. Он послал сынам Израилевым слово, благовествуя мир чрез Иисуса Христа; Сей есть Господь всех. Вы знаете происходившее по всей Иудее, начиная от Галилеи, после крещения, проповеданного Иоанном: как Бог Духом Святым и силою помазал Иисуса из Назарета, и Он ходил, благотворя и исцеляя всех, обладаемых диаволом, потому что Бог был с Ним. И мы свидетели всего, что сделал Он в стране Иудейской и в Иерусалиме, и что наконец Его убили, повесив на древе. Сего Бог воскресил в третий день, и дал Ему являться не всему народу, но свидетелям, предызбранным от Бога, нам, которые с Ним ели и пили, по воскресении Его из мертвых. И Он повелел нам проповедовать людям и свидетельствовать, что Он есть определенный от Бога Судия живых и мертвых. О Нем все пророки свидетельствуют, что всякий верующий в Него получит прощение грехов именем Его (Деян. 10:34–43).
Эта речь содержит пятое по счету изложение сути христианского благовестия, исходящее из уст Петра. Первым была его речь на Пятидесятницу (Деян. 2:14–36), вторым – речь после исцеления хромого (Деян. 3:12–26), третьим – выступление перед первосвященниками (Деян. 4:8-12), четвертым – выступление в синедрионе (Деян. 5:29–32). Во всех этих речах Пётр говорит о смерти и воскресении Иисуса Христа. Однако если предыдущие четыре речи были адресованы иудеям, то нынешняя обращена к язычникам. По этой причине Пётр считает нужным начать с темы единого Бога и затем уже перейти к рассказу об Иисусе Христе.
Слова «истинно познаю, что Бог нелицеприятен», отражают ветхозаветное представление о Боге, «Который не смотрит на лица» (Втор. 10:17), у Которого нет «неправды, ни лицеприятия, ни мздоимства» (2 Пар. 19:7), Который «не смотрит на лица князей и не предпочитает богатого бедному, потому что все они дело рук Его» (Иов. 3–4:19). Мысль о том, что у Бога нет лицеприятия, была подхвачена и раннехристианской литературой: она присутствует в посланиях Петра (1 Пет. 1:17) и Павла (Рим. 2:11; Еф. 6:9).
В Ветхом Завете также говорится, что Господь благословляет боящихся Его (Пс. 113:21), что Он «праведен, любит правду; лице Его видит праведника» (Пс. 10:7). Однако ветхозаветные утверждения, касающиеся богобоязненности и праведности, относились к представителям народа Израильского, тогда как Пётр в своей речи распространяет их на все народы.
Христологическая концепция, изложенная в речи Петра перед Корнилием, напоминает ту, что была раскрыта им в предыдущих речах: Иисус Христос – это «Господь всех» (πάντων κύριας); Бог «Духом Святым и силою» помазал Его; Бог был с Ним, когда Он творил чудеса; после того как Его убили, Бог воскресил Его в третий день; Он – определенный от Бога Судия живых и мертвых. Подчеркивается, как и в других речах, действие Божие во всей истории жизни, смерти и воскресения Христа.
О себе и других апостолах Пётр говорит как о свидетелях того, что сделал Иисус: свидетелях, предызбранных от Бога. Эта тема звучит во всех речах Петра. Уже в речи на Пятидесятницу Пётр говорил: «Сего Иисуса Бог воскресил, чему мы все свидетели» (Деян. 2:32). Затем та же мысль была повторена в речи в притворе Соломоновом: «Сего Бог воскресил из мертвых, чему мы свидетели» (Деян. 3:15). Обращаясь к первосвященникам, Пётр заявлял: «Мы не можем не говорить того, что видели и слышали» (Деян. 4:20). Наконец, выступая перед синедрионом и говоря о том, что Бог возвысил Иисуса в Начальника и Спасителя, Пётр подчеркивал: «Свидетели Ему в сем и мы и Дух Святый, Которого Бог дал повинующимся ему» (Деян. 5:32).
Реальность воскресения Христа иллюстрируется с помощью выражения «нам, которые с Ним ели и пили, по воскресении Его из мертвых». О том, что Иисус после воскресения ел и пил с учениками, ничего не говорится в Евангелиях от Матфея и от Марка. У Луки воскресший Иисус возлежит с двумя учениками, однако в момент преломления хлеба становится невидимым (Лк. 24:30–31). Из рассказа Иоанна о явлении Иисуса ученикам на море Тивериадском явствует, что Он разложил рыбу на огне, приказал ученикам принести пойманную ими рыбу, взял хлеб и дал им, также и рыбу (Ин. 21:9-13). Само по себе всё это еще не доказывает, что Иисус ел вместе с ними. Однако употребленное Иоанном выражение «когда же они обедали» (Ин. 21:15), очевидно, указывает не на апостолов, а на Иисуса вместе с апостолами.
Слова Петра в рассматриваемом эпизоде – наиболее четкое и недвусмысленное указание на то, что воскресший Иисус не только угощал учеников и смотрел, как они ели, но и Сам ел вместе с ними. Судя по рассказам Евангелистов, внешний облик Иисуса изменился после воскресения, так что Его не узнавали (Лк. 24:16) или узнавали не сразу (Ин. 20:15–16). Кроме того, Его тело приобрело особые свойства: Он мог, например, входить через закрытые двери (Ин. 20:26). Тем не менее способность есть и пить воскресший Иисус сохранил, и для Петра это важнейшее доказательство того, что Он воскрес не просто в каком-то духовном теле, не в виде ангела или призрака: воскресший Иисус обладал всеми признаками реального человека.
Начало и конец речи Петра образуют тематическую арку: вначале Пётр говорит о Боге – что «во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему», а в конце – о Христе – что «всякий верующий в Него получит прощение грехов именем Его». Оба утверждения призваны подчеркнуть равенство иудеев и язычников перед лицом Бога, их равные права на спасение через Иисуса Христа.
Эта идея – лейтмотив всей раннехристианской проповеди. С наибольшей последовательностью она развита в Послании к Римлянам, где Павел пишет: «Ибо я не стыжусь благовествования Христова[300], потому что оно есть сила Божия ко спасению всякому верующему, во-первых, Иудею, потом и Еллину»[301] (Рим. 1:16). Далее Павел пишет о правде Божией «через веру в Иисуса Христа во всех и на всех верующих, ибо нет различия, потому что все согрешили…» (Рим. 3:22–23). Фраза из Ветхого Завета «верующий в Него, не постыдится» (Ис. 28:16), так же как и слова «всякий, кто призовет имя Господне, спасется» (Иоил. 2:32), Павел трактует применительно к иудеям и язычникам: «Здесь нет различия между Иудеем и Еллином, потому что один Господь у всех, богатый для всех, призывающих Его» (Рим. 10:12)[302].
Спасительное действие благодати Божией, согласно Павлу, начинается с богоизбранного народа, но должно распространиться на всех, включая язычников. На вопрос о том, «какое преимущество быть иудеем», Павел дает четкий ответ: «Великое преимущество во всех отношениях, а наипаче в том, что им вверено слово Божие» (Рим. 3:1–2). Однако через несколько стихов, сравнивая иудеев с язычниками (эллинами), Павел пишет: «Итак, что же? имеем ли мы преимущество? Нисколько. Ибо мы уже доказали, что как Иудеи, так и Еллины, все под грехом» (Рим. 3:9). Смысл этих кажущихся противоречивыми утверждений следующий: преимущество иудеев состоит в том, что они наследники обетования, данного Аврааму и пророкам, но в спасении они нуждаются не меньше, чем язычники. Христос является Спасителем для тех и других, хотя к иудеям Он пришел сначала, а к язычникам – во вторую очередь.
Учение Павла, изложенное в Послании к Римлянам, представляет собой плод богословского осмысления итогов первых двух десятилетий христианской миссии среди язычников. В речи Петра нет столь же развернутой апологии этой миссии, однако мы не должны забывать, что встреча Петра с Корнилием – один из самых первых шагов на пути проповеди среди язычников. Еще вчера Пётр недоумевал, что означало ниспосланное ему видение, а сегодня он, наученный Духом Святым, излагает стройное учение о Боге, Который через Иисуса Христа посылает прощение грехов всем без различия, будь то иудеи или язычники.
Неожиданное сошествие Святого Духа не позволяет Петру завершить речь, и он предлагает перейти от слов к делу:
Когда Пётр еще продолжал эту речь, Дух Святый сошел на всех, слушавших слово. И верующие из обрезанных, пришедшие с Петром, изумились, что дар Святаго Духа излился и на язычников, ибо слышали их говорящих языками и величающих Бога. Тогда Пётр сказал: кто может запретить креститься водою тем, которые, как и мы, получили Святаго Духа? И велел им креститься во имя Иисуса Христа. Потом они просили его пробыть у них несколько дней (Деян. 10:44–48).
Выше мы отмечали, что сошествие Святого Духа в практике ранней Церкви, отраженной в Деяниях, могло следовать сразу же за крещением (Деян. 8:39) или по прошествии некоторого времени, при возложении рук апостолов (Деян. 8:14–17). В речи на Пятидесятницу Пётр говорит о сошествии Святого Духа как о прямом следствии крещения (Деян. 2:38). Рассматриваемый случай – единственный из упоминаемых в Деяниях, в котором Дух Святой сходит не после, а до крещения, и именно его сошествие становится побудительной причиной того, чтобы совершить крещение, не откладывая.
Действие Святого Духа, как и в других описанных случаях, выражается в говорении на языках. Пришедших с Петром удивляет не сам этот феномен, с которым они могли быть хорошо знакомы, а тот факт, что на языках заговорили необрезанные. Это становится дополнительным подтверждением того, что на благодать Святого Духа уверовавшие во Христа язычники имеют такие же права, как уверовавшие иудеи.
Ап. Пётр. Фрагмент композиции «Сошествие Св. Духа на апостолов». Мозаика собора Сан-Марко в Венеции. XII в.
Выражение «креститься во имя Иисуса Христа» напоминает сходные выражения в Деян. 2:38 («да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа»), 8:16 («а только были они крещены во имя Господа Иисуса»), 19:5 («крестились во имя Господа Иисуса»), 22:16 («крестись и омой грехи твои, призвав имя Господа Иисуса»), а также в Рим. 6:3 («крестившиеся во Христа Иисуса») и Гал. 3:27 («во Христа крестившиеся»). Из этих формулировок ученые нередко делают вывод, что в раннехристианской Церкви крещение совершалось во имя Иисуса Христа (или во имя Господа Иисуса) и лишь на более позднем этапе – в связи с развитием тринитарного учения – появилась формула «во имя Отца и Сына и Святаго Духа», отраженная в Евангелии от Матфея (Мф. 28:19).
Автором этой формулы, считают ученые, придерживающиеся такого мнения, является не Иисус Христос, а Матфей, заимствовавший ее из литургической практики своей общины[303]. Одни исследователи полагают, что крещение во имя Отца и Сына и Святого Духа существовало в сирийской Церкви, к которой принадлежал Матфей[304]. Другие, напротив, считают, что в словах из Евангелия от Матфея не следует видеть крещальную формулу: они лишь описывают то, что совершалось в крещении[305].
Между тем тринитарная формула зафиксирована во всех известных памятниках, отражающих крещальную практику древней Церкви[306]. Рукописная традиция Евангелия от Матфея, в свою очередь, не дает никаких оснований для предположения о том, что тринитарная формула была кем-то добавлена к первоначальному тексту: она содержится во всех известных рукописях этого Евангелия. Есть веские основания считать, что с самого начала бытия Церкви крещение совершалось, по заповеди Иисуса, во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Что же касается упоминаний о крещении «во имя Господа Иисуса» в Деяниях, то их-то как раз совсем не обязательно интерпретировать в смысле крещальной формулы: это выражение может означать вступление в число учеников Христа через принятие заповеданного Им крещения.
Несколько дней, которые Пётр пробыл у Корнилия, были посвящены послекрещальной катехизации. Судя по рассказу Луки, предкрещальная катехизация была в данном случае весьма краткой, и Петру необходимо было остаться в доме Корнилия, чтобы более подробно рассказать о Христе и преподать всем крестившимся основы Его учения.
Возвращение в Иерусалим
Миссионерский успех Петра поначалу не вызвал никакого энтузиазма у членов Иерусалимской общины. Наоборот, на Петра набросились с упреками и потребовали от него отчета. Будучи воспитаны в строгих иудейских традициях и продолжая их придерживаться, другие апостолы усмотрели в общении Петра с язычниками серьезное отклонение от вероучительной ортодоксии:
Услышали Апостолы и братия, бывшие в Иудее, что и язычники приняли слово Божие. И когда Пётр пришел в Иерусалим, обрезанные упрекали его, говоря: ты ходил к людям необрезанным и ел с ними. Пётр же начал пересказывать им по порядку, говоря: в городе Иоппии я молился, и в исступлении видел видение: сходил некоторый сосуд, как бы большое полотно, за четыре угла спускаемое с неба, и спустилось ко мне. Я посмотрел в него и, рассматривая, увидел четвероногих земных, зверей, пресмыкающихся и птиц небесных. И услышал я голос, говорящий мне: встань, Пётр, заколи и ешь. Я же сказал: нет, Господи, ничего скверного или нечистого никогда не входило в уста мои. И отвечал мне голос вторично с неба: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым.
Это было трижды, и опять поднялось всё на небо. И вот, в тот самый час три человека стали перед домом, в котором я был, посланные из Кесарии ко мне. Дух сказал мне, чтобы я шел с ними, нимало не сомневаясь. Пошли со мною и сии шесть братьев, и мы пришли в дом того человека. Он рассказал нам, как он видел в доме своем Ангела (святого), который стал и сказал ему: пошли в Иоппию людей и призови Симона, называемого Петром; он скажет тебе слова, которыми спасешься ты и весь дом твой. Когда же начал я говорить, сошел на них Дух Святый, как и на нас вначале. Тогда вспомнил я слово Господа, как Он говорил: «Иоанн крестил водою, а вы будете крещены Духом Святым». Итак, если Бог дал им такой же дар, как и нам, уверовавшим в Господа Иисуса Христа, то кто же я, чтобы мог воспрепятствовать Богу? Выслушав это, они успокоились и прославили Бога, говоря: видно, и язычникам дал Бог покаяние в жизнь (Деян. 11:1-18).
Как явствует из этого рассказа, Пётр должен был давать отчет о своих действиях другим членам общины, обозначенным как «апостолы и братия». Их главная озабоченность заключалась в том, что Пётр сидел за одним столом с язычниками. В рассказе не упоминается Иаков, однако по аналогии с Деян. 15:13–21 можно предположить, что во главе собрания находился он. Пётр же выступал в роли обвиняемого.
О том, что иудеи не садятся за стол с язычниками, было известно всем. У язычников этот обычай вызывал негодование. В 3-й книге Маккавейской рассказывается о том, как против иудеев был распущен слух, «что эти люди не допускают общения трапезы ни с царем, ни с вельможами, что они завистники и великие противники государства» (3 Макк. 3:4). Римский историк Тацит в своем весьма карикатурном описании иудеев утверждает, что они «охотно помогают друг другу, зато ко всем прочим людям относятся враждебно и с ненавистью». Историк специально отмечает, что иудеи «ни с кем не делят ни пищу, ни ложе», то есть не садятся за стол с представителями иной веры и не вступают с ними в брак[307].
Церковь ап. Петра в Галликанту, Иерусалим. 1920-е гг. Архитектор Этьен Бубэ
Несмотря на то что следование своим обычаям дорого обходилось иудеям, которых за это подвергали оскорблениям и насмешкам, они продолжали их ревностно соблюдать. Это в меньшей степени касалось иудеев диаспоры, но к жителям Иерусалима относилось в полной мере. В первохристианской общине Иерусалима иудейские традиции строго соблюдались, и поведение Петра показалось «апостолам и братиям» грубейшим нарушением установившегося порядка.
Пётр в ответ на выдвинутое обвинение терпеливо разъясняет все, что с ним произошло. Помимо отчета о событиях, рассказ Петра содержит и их интерпретацию. Он апеллирует к авторитету Самого Бога, ссылаясь также на Иисуса Христа и Иоанна Предтечу. Главным аргументом в пользу правильности своих действий Пётр объявляет излияние Святого Духа на язычников. Именно в этом он усматривает указание на то, что язычников надо принимать в Церковь наравне с иудеями и что гнушаться общением с ними за трапезой не следует.
Данный вопрос имел для первых христиан не только бытовое значение. Важнейшим элементом их религиозной жизни были евхаристические собрания, которые представляли собой не богослужения, а именно трапезы. Начинаясь как обычный ужин, евхаристическая трапеза затем перерастала в благодарение Богу, сопровождавшееся преломлением хлеба. Если бы христиане, обратившиеся из язычества, не допускались к подобного рода трапезам, это исключило бы для них возможность участвовать в Евхаристии, а значит, по сути, поставило бы непреодолимое препятствие для их вхождения в Церковь.
В этом контексте можно говорить о том, что от ответа на вопрос, позволительно ли христианам из числа иудеев садиться за стол с язычниками, зависело будущее христианской Церкви: останется ли она маргинальной группой внутри иудаизма или откроет свои двери для представителей других религиозных традиций и иного этнического происхождения. Пётр ответил для себя на этот вопрос после того, как получил от Бога прямое указание. Теперь очередь была за прочими «апостолами и братиями».
Как явствует из повествования Луки, последние «успокоились», услышав рассказ Петра. Их ремарка – «видно, и язычникам дал Бог покаяние в жизнь» – свидетельствует о том, что они восприняли услышанное с удивлением, однако доверие к Петру пересилило, и его аргументация была принята.
Для автора книги Деяний этот эпизод важен не только сам по себе, но и потому, что он служит прелюдией к дальнейшему повествованию, в котором на первое место выйдет Павел с его миссионерскими путешествиями и проповедью среди язычников.