Ренод Бойкий, церхэймер Болгар, рыцарь из лагеря, а также парень со своими товарищами выдвинулись в шахту после захода дневной звезды. С собой они прихватили несколько сумок, в которых беспорядочно покоились: еда, вода, разбавленное вино, запасные фонари, огниво, береста с измельчённым хворостом, верёвки, шахтёрские инструменты и средства для первой медицинской помощи.
Первым спуститься вниз вызвался парень. Один из фонарей закрепил на своей талии вместе с верёвкой, по которой его спустили. За ним спустился рыцарь, а дальше все остальные, кроме церхэймера, он должен остаться на непредвиденные случаи.
Группа оказалась в туннеле, который ввел глубоко вниз. Чем глубже они спускались, тем легче и чище становился воздух, что слегка смущало ланитов.
— Здесь дышать легче, чем на свежем воздухе, — говорил один из шахтёров, — Явно царство Мота. Не к добру это.
— Спокойно, — успокаивал парень товарища, — За отца мы должны отомстить. Бог или люди иного лангарда, они все ответят.
Туннель вышел в небольшое пространство, от которого шли в разные стороны другие проходы.
— Делайте явные засечки, — приказал ланир. Туннели уходили вглубь, разглядеть куда они ведут не удавалось, а тратить лишнее время, да и идти раздельно в стан врага глупо. Поэтому вся группа отправилась в проход, в который вели кровавые «крошки».
Из сердца шахты до ланитов донеслись странные звуки, которые сильно перепугали шахтёров. С трудом Ренод Бойкий убедил товарищей парня, что это с большей вероятностью люди, чем их мифическое божество. Шахтёры доверились и продолжили путь.
Проход завершался ярким бирюзовым светом, нарастал при приближении к нему.
— Вот вам и Мот, — усмехнулся ланир, — Огни горят. Уверен, что это подземное убежище таких же ланитов, как и вы.
К сожалению, ланир ошибался. Когда ланиты подошли к краю прохода, перед ними появилось огромных размеров помещение с тысячами туннелей. Свет издавала бирюзовая руда, которую таскали орды насекомых-существ.
Это были муравьиные многоножки — так называли насекомых, которые проживали под землёй возле гор, выстраивались в километровые ряды и несли жвалами руду. Панцирные существа складывали её в центре помещения, сооружая стены.
В самом центре сидело громадных размеров существо. Оно напоминало слизняка с щупальцами осьминога. К отросткам монстра присосались несколько других насекомых, которые отличались от муравьиных многоножек. По размерам они на глаз крупнее и имели панцирное шарообразное тело. Можно предположить, что это яйца, которые отложила матка. Но эти шарики имели тонкие паукообразные лапки, которые периодически двигались.
Один из натуралистов однажды сделает шокирующие заявление: «Горы — это муравейники тварей. Наш мир огромен и за стенами тумана есть другие миры.»
— Я же говорил, что это не Мот, — истерично пошутил ланир, — Медленно…уходим отсюда.
Ланиты прошли половину пути, как к ним в проём забрался один из представителей муравьиных многоножек. Прошла доля секунды, а насекомое уже оказалось рядом. Рыцарь, недолго думая совершил колющий удар в голову существа. Панцирь оказался крепким и гладким. Клинок вместо вхождения в плоть скользнул по панцирной голове. Рыцаря повело на насекомое, которое в свою очередь распаковало жвала и практически перерубило солдата пополам.
Брызги крови окотили ланитов и насекомое. Шахтёры в ужасе закричали и, расталкивая друг друга, помчались к выходу. Ренод Бойкий, недолго думая, схватил крепкого парня и, используя его как щит, опрокинул трёх шахтёров, устремился к выходу.
Реноду Бойкому и парню хватило времени только добежать до помещения. Насекомое расправилось с шахтёрами и неслось к ним. Ланиру оставалось только приготовить меч для последнего боя.
— Я задержу эту тварь, а ты беги и расскажи всё! — приказал военачальник. Парень, не раздумывая рванул к выходу, а Ренод Бойкий дождался выхода насекомого и отсёк ему одну ногу, которых имелось с несколько десятков.
Тварь оглушительно визгнуло и переключилось на военачальника, позволив парню убраться прочь. Постепенно тело многоножки заполнило помещение, а голова проводила лобовые удары или лязгала жвалами. Ланир уворачивался от натиска и не забывал наносить рубящие и колющие удары. Все атаки оказывались без успешными, тело насекомого имело довольно прочный панцирь.
— Да чтоб тебя, — ворчал Ренод Бойкий.
Насекомое тоже не сдавалось и провело успешную атаку. Левую руку существо отсекло чуть выше локтя. Фонтан украсил помещение. Однако потеря стоила того. Меч нашёл слабое место между головой и телом, вошёл как в масло и порвал трубки внутри тела, которые шли к сердцу насекомого. Тварь сдохла.
Кровь ланита хлестала с бешенной скоростью, правая рука отказалась слушаться, тряслась. Это являлось чудом, что руки позволили сразиться с невиданным чудовищем. Ланир гордился собой, ведь в последнем сражении он победил. Уходит, как подобает воину.
Братья и сестры убитого спешили на последний крик брата. Туннели заполнялись тушами насекомых и противными звуками. Тварей стало настолько много, что дышать было невозможно. Да и не нужно уже это.
От чего умер ланир Ренод Бойкий? Вот это вопрос. Возможно, потерял сознание. Возможно, умер от быстрой кровопотери, а может добит жвалами или лобовыми атаками насекомых, да и вовсе его могли растоптать. Но мне хотелось бы верить, что боги его не бросили. Но кинули ли они в нужный момент взор? И могут ли посмотреть, что происходит под землёй?…
Шахту временно закрыли. Управителя народ выгнал из города. Простым умам нужен виновный, и они его нашли. Сначала зашла речь о казни, но мэр смог убедить народ заменить плаху на изгнание.
Лангарду Амеди Верховному спешно отправили ворона с подробностями о произошедшем. Церхэймер Жюст Статый временно занял пост ланира, чему не сильно обрадовались рыцари.
Погибшим отдали дань почестей. Во время церемонии, весьма кстати, прибыл второй марш. Певчие тут же принялись за свою работу, отпели павших и подарили титул героев, даже шахтёрам.
Лагерь решили свернуть и разместить армию в городе.
Стены Улграда незамедлительно принялись укреплять и готовиться к вторжению насекомых.
Мэри Клайминг, как и её отец, выступила с речью, а после помогала семьям потерявших кормильцев. За это ей дали титул «Дева Милосердия». Этим регалиям может окрестить народ. Во времена первых царей, земли Глаи часто сталкивались с голодом. Тогда и появились девы, которые жертвовали свои тела для выживания народа. Позднее этот титул стали давать девам, которые, несмотря на свой статус, приравнивали себя к простолюдинам, помогали в трудные времена.
Улград утопал в сплетнях. Новая версия в разы отличалась от старой, а спустя несколько дней, дошла до абсурда. Парень — единственный свидетель ужасных событий в шахте, потакал слухам и являлся одним из новаторов пугающих идей. День для него начинался на холодной земле улиц, оттуда он устремлялся в кабак и за кружку мёда выдумывал новую версию.
Лишь певчих не волновало творчество шахтёра. Круг малых дев пел богам три раза в день. Их голоса нежны и наполнены любовью, заботой. Пьяные шахтёры ни один раз пытались завоевать сердца дев, но всё оказывалось бесполезно.
Певчие всю жизнь хранили свою девственность. Они считали, что, совершив прелюбодеяние, падут в глазах богов. Их голоса утратят силу, а души отправятся прямиком в Бездну.
Конечно, место находили случаи, когда певчие заводили семьи. Такие романтические истории пользовались популярностью среди мужчин. Ведь за покровом вуали прятались неписанной красоты девы, а корсеты подчёркивали популярную в те времена фигуру — песочные часы.
Равнодушными не оставались и рыцари. Их вульгарное поведение способствовало отсутствие близости. Любовные дела в «долге» прописать не посчитали нужным. Даже наоборот — сурово карались. Церхэймеры считались ярыми блюстителями долга, большую часть времени им приходилось следить за инстинктами своих подчинённых.
«Секс и любовь — награда рыцарям после похода. Сражайтесь яростно и получите женское тепло.» — вечная фраза Жюста Статого.
Дом мэра не остался в стороне от суеты жителей Улграда. Каждый вечер с третьего этажа доносились девичьи крики, которым подпевала бьющаяся посуда. Народ поддерживал и жалел бедную девочку. На её хрупкие плечи выпала тяжёлая ноша. Мэри Клайминг без устали помогала горожанам, а её сердце разрывало от скорби по убиенным.
— ТВАРЬ! МРАЗЬ! СКОТИНА! СЫН ШЛЮХИ!
Леон Клайминг долго не решался подняться на третий этаж к дочери. Последний раз его попытки успокоить девочку закончились полётом в него вазы. Когда шум утихомирил свои обороты, мэр города отправился в комнату к Мэри. Его шаги в дуэте со скрипом ступеней оповещали дом о храбром поступке мэра. Дворецкий молча качал головой, а его презренный взгляд провожал силуэт хозяина дома.
— Разрешите? — вежливо обратился мэр к смотрящей в окно девочке. Леон Клайминг пристально наблюдал за дочерью, готовился увернуться от летящих предметов. К его счастью, руки кареглазки слабо сжимали один лишь спёртый воздух.
— Да, — устало промямлила Мэри. Она не обращала внимания на отца, её взор хищно направлялся на слоняющихся шахтёров.
Леон Клайминг закрыл за собой дверь. Силы мужчины закончились, что-то сказать или подойти не хватало духа.
— Работы в шахте нужно восстановить, — нарушила минутное молчание девочка.
— Люди боятся, — сказал мэр себе под нос.
— А мне есть до этого дело? — девочка повернулась к Леону Клаймингу. Её лицо создавалось нитями морозного гнёта. От взгляда Мэри стыла кровь в жилах.
— Угроза…
— Я здесь угроза, — перебила мэра девочка, — Я здесь богиня и мать! Мой приказ ты услышал! Так захлопни рот, жалкое создание!
— Да, — мэр приклонил колено. Если бы взгляд мог пробивать деревянный пол… Страх сковал грудную клетку и ударял в мозг безумными идеями. Леон Клайминг тысячу раз пожалел о своём решении подняться наверх, но это его долг, шанс изменить свою жизнь.