империя» никогда не означала государство только ханьцев. «Поднебесная» означает «под небом», под всем небом — то есть вся земля. Помните надпись на Ланьетайской стеле[42]:
На всем пространстве под обширным Небом
Император обуздал стремления и объединил помыслы.
Для орудий и оружья он установил единый образец
И единое написание для письменных знаков.
На всем пространстве, где светят солнце и луна,
Где плавают лодки или ездят повозки,
Все люди благополучно завершают свою жизнь
И нет никого, кто бы не осуществил своих желаний.
И «сы фан», четыре стороны, в «Шицзине»[43] означают Поднебесную. Помните:
Чжоу получило небесную благодать.
Четыре стороны пришли и поздравили ее.
Но и во времена чжоусского государя У-вана[44] и при последующих династиях Всемирная Империя была лишь иллюзией и самообманом. Только теперь это становится реальностью. И конечно ханьцы, народ с пятитысячной историей и величайшей культурой, займут в ней достойное место. Возможно, самое достойное. А император — всего лишь Сын Неба. У Неба нет национальности. Я ответил на ваши вопросы, дети мои?
— Да, Тянь-цзы[45], — сказал Вэй Ши и поклонился. Ли Сяо последовал его примеру. И китайцы повернулись, чтобы уйти.
— Я вас не отпускал, — заметил Эммануил и кивнул охране. Парламентеры напряглись. — Я хочу, чтобы для моих гостей принесли скамью и чайный столик. Мне нужно обсудить с ними некоторые дела.
— Но… — попытался возразить один из телохранителей.
— И еще! Мне больше не нужна охрана.
Началось чаепитие. Бывшие бунтовщики робко присели на низкую, но весьма изящную скамью, которую принесли охранники, и Ли Сяо недоверчиво взял чашечку и предостерегающе посмотрел на Вэй Ши. Тот тоже не торопился пить. Эммануил с удовольствием отпил чаю и с удивлением переводил взгляд с одного на другого.
— Это еще что такое? Неужели вы думаете, что я тратил на вас столько слов, чтобы потом отравить? Для того чтобы убивать, мне не нужно прибегать к подобным ухищрениям. Помните: «сила Дэ[46] совершенномудрого государя яростна, как ветер, и внезапна, как гром».
Господь поднял руку и протянул в сторону сосны-бонсай за спинами китайцев. И дерево мгновенно вспыхнуло, как факел, и через минуту превратилось в черный мертвый скелет. Китайцы отшатнулись от пламени и с ужасом посмотрели на Эммануила.
— Садитесь, пейте чай. «Благая сила Дэ императора разливается широкими потоками, и его милосердие проникает повсюду», — Господь улыбнулся. — Все успокоились. Сосредоточились. Мне нужны такие люди, как вы, образованные, инициативные, смелые и решительные. Ведь нужно было обладать недюжинной смелостью, чтобы прийти ко мне с «требованиями», — парламентеры опустили головы. Эммануил улыбнулся. — Забыто! Я хочу создать объединения таких людей, наделенные чрезвычайными полномочиями и особой властью. У них будут свои газеты, свой транспорт, право бесплатного проезда по железным дорогам и многие другие привилегии. Отряды верных. Как они будут называться?.. Ну, например, юйвейбины, благородные охранники. Вам, Вэй Ши, и вам, Ли Сяо, я поручаю сформировать первые отряды. Да, и не забудьте рассказать о нашей беседе.
Китайцы кивнули и преданно посмотрели на Эммануила.
Чай был допит, и Господь милостиво отпустил парламентеров. Когда они ушли, он сложил руки за головой и откинулся на спинку кресла, полуприкрыв глаза. Так продолжалось минут пять, и мы не осмелились ему мешать.
— Варфоломей, Марк, Пьетрос, Иоанн, — громко проговорил Эммануил, не открывая глаз. — Идите сюда. Хватит там прятаться.
Было уже около полудня. Мы вышли из павильона под палящее солнце. После полумрака зала оно жгло и слепило глаза. В воздухе еще стоял запах дыма от сожженного дерева.
— Ну, где вы пропадали?
Варфоломей подробно рассказал о наших приключениях.
Эммануил слушал, чуть подавшись вперед и ловя каждое слово, и пронзительно смотрел на нас. Под этим взглядом мы чувствовали себя, как дичь на сковородке.
— Пьетрос, что конкретно сказал тебе Гэ Хун? Попробуй вспомнить точную формулировку.
Я оглянулся на Марка и Варфоломея.
— Говори, вы сейчас все в одной упряжке, — «обнадежил» Господь.
«На одной сковородке», — поправил я про себя.
— Гэ Хун предостерегал против «Школы Небесных наставников». Они настроены против вас.
— «Небесные наставники» меня не особенно беспокоят. Все, на что они оказались способны — это создать карликовое теократическое государство, которое хоть и просуществовало семнадцать веков не представляет никакой опасности. Я даже готов сохранить его в качестве заповедника. Для разнообразия. Пусть в свое удовольствие очищают мир от старой скверны и собирают с подданных ежегодно по «пять доу риса». Меня гораздо больше интересует, что сказал Гэ Хун о бессмертных воинах.
— Что, если вы тот, кого они ждут, воины воскреснут, когда вы спуститесь в склеп.
— А кого они ждут?
— Не знаю, — я беспомощно развел руками.
— А, если я не тот?
— Как?
Эммануил улыбнулся.
— Иоанн, что тебе сказал тот нищий?
— Какой нищий? — Иоанн побледнел. Вопрос был явно ему неприятен.
— Когда я спрашиваю — следует отвечать. Ты все прекрасно понял. Считай, что это — очная ставка.
— Нищий с флейтой?
— Именно. Не тяни!
— Я остановился на рынке послушать, как он играет. На редкость хорошо для нищего музыканта. Тогда он спел о том, что сановник Бо Ло Тоу в сговоре с Ма Кэн и Вэй Фо Ло Мэй замыслил убить императора, заманив его в склеп с бессмертными даосскими воинами, которые воскреснут, как только Тянь-цзы спустится к ним и убьют его.
— Так… — Эммануил внимательно посмотрел на нас.
Но меня теперь больше интересовал Иоанн.
— Ну, ты и сволочь! — шепнул я ему.
— Я бы не придал значения этому эпизоду, — пояснил Иоанн явно для нас. — Если бы у нищего не было в глазах по два зрачка.
— Все, что было, мы рассказали, — сказал я. — Мне больше нечего добавить.
— Хорошо, — заключил Эммануил. — Пьетрос, Марк, Варфоломей — с этого момента вы находитесь под домашним арестом. Из покоев никуда не выходить. Ослушаетесь — пеняйте на себя. Иоанн — то же самое.
— Но, Господи… — попытался возразить ангелочек.
— Так будет, пока я не спущусь в склеп.
— Но…
Господь с усмешкой посмотрел на Иоанна.
— И вы все спуститесь вместе со мной. Меня не так-то просто убить.
Глава пятая
Вечером я смотрел телевизор. Чем мне еще оставалось заниматься запертому в своей комнате и неспособному ни к какой полезной деятельности ввиду крайней неопределенности будущего?
По телеку показывали Вэй Ши, выступающего перед студентами.
— Императора таких достоинств и такой мощи Благой Силы Дэ у нас не было со времен Яо, — вещал бывший бунтовщик. — Он знает и ценит ханьскую культуру и цитирует наизусть «Ши цзин» и надписи на Ланьетайской стеле…
Студенты слушали благосклонно, и я подумал, что при таком раскладе Господь мог бы и не спускаться в даосский склеп. Да разве он меня послушает! Впрочем, ему-то что, он Господь. Ну убьют — ну воскреснет. В отличие от нас.
Правда, у него от этого очень портится характер…
И я вспомнил, как все начиналось. Мое освобождение, площадь с табличкой «Здесь танцуют!» и Господа с молотком и гвоздями в еще не осевшей пыли. Неужели не прошло и года? А кажется — целая жизнь. Определенно, Господь тогда был другим, лучше и светлее. А потом как-то все пошло не так, не в ту сторону, что ли. Может быть, он становился все менее человеком? Что-то давно он не сотворял глинтвейна, не играл на флейте и не прибивал на площадях прикольных табличек… Теперь он только приказывает и шутит редко и зло. Или это у меня от обиды? Умирать очень не хочется, знаете ли. В таких случаях приличные люди составляют завещание, но я уже скоро год, как не принадлежу себе. И все, что мое, принадлежит Господу.
За мной пришли утром двадцать восьмого апреля (любят они по утрам!). Господь уже ждал нас в «Линкольне» на последнем сиденье под охраной Филиппа и двух Рыцарей Стальной Розы. Этот орден любителей холодного оружия я помнил еще по московским событиям, когда они поддержали Эммануила и тут же оказались в его окружении. То, что Господь взял их с собой означало, что ситуация чрезвычайная. Из-за пояса у «рыцарей» торчали рукоятки мечей, Филипп держал катану на коленях. Я с удивлением посмотрел на это. Но Господь приказал мне взглядом сесть. Марк, Варфоломей и Иоанн тоже были здесь. Господень автомобиль сопровождали две полицейские машины и грузовичок с солдатами, вооруженными автоматами и (я готов поклясться!) тоже мечами. Я обратил на это внимание, когда они залезали в машину.
— Там все равно негде развернуться, — заметил Марк. — А зачем мечи?
— Возможно, они не понадобятся, но в эффективность огнестрельного оружия против бессмертных сяней[47] я совершенно не верю, — ответил Эммануил. — Мечами можно хотя бы защищаться. Кстати, Филипп, ты принес то, что я просил?
— Да, Господи, — и он достал из-под сиденья еще две катаны в ножнах.
— Это для вас, Марк и Варфоломей, вы пойдете первыми. Возьмите. Мне они не могут причинить вреда. Но, если обвинения против вас имеют под собой основания и вам придет в голову воспользоваться оружием против меня — буду судить как за убийство. По-моему, это очевидно. Так. Пьетрос и Иоанн пойдут за вами.
В даосском храме ничего не изменилось за время нашего отсутствия. Я отпер дверь, мы спустились вниз и вошли в подземный зал с яшмовыми колоннами. Теперь он был ярко освещен электрическими фонарями, которые несли солдаты, и производил еще более величественное впечатление. Только сейчас я заметил, что зал имеет форму правильного круга, а ложа с мертвыми воинами расположены в строгом порядке. Одно, кажется, чуть выше других — в самом центре круга, от него, как лепестки цветка, строго под углом сто двадцать градусов друг к другу, отходят три следующих, затем — пять, семь, девять, одиннадцать, тринадцать, пятнадцать и семнадцать. Всего девять рядов, если считать одно ложе в середине. Я проверил еще раз. Все правильно.