— Кстати, а что вы думаете о спасении души? — поинтересовалась журналистка и зажгла сигарету.
— Раньше спасения души и связанного с этим бессмертия могли достигнуть только истинно святые. Но теперь, в эпоху Третьего Завета, которая уже наступила, не надо подвергать себя аскезе, уходить в пустыню или запираться в монастыре. Теперь достаточно любить Господа своего и не творить ничего, противного моей воле. Всякий, верующий в меня, не увидит смерти вовек! Бессмертие для всех — вот моя…
Он побледнел, схватил нас за руки и бросился на пол. Послышался звон разбитого стекла. Я приподнял голову и увидел на окне круглую дырку от пули.
— Лежи! — прикрикнул на меня Учитель и был совершенно прав. Раздалось еще пара выстрелов. Одна пуля срикошетила и разбила стекло книжной полки.
Почти одновременно на столе зазвонил телефон. Но никто не посмел подняться.
Дверь комнаты распахнулась, и на пороге появился Матвей.
— Осторожно! — крикнул ему равви, и тот дернулся и прижался к дверному косяку. Но ничего не произошло. Только телефон не унимался.
— Выключи свет и задерни шторы, — уже спокойнее сказал Учитель.
Матвей выполнил приказание, и мы сели на полу, освещенные слабым светом из соседней комнаты. Тем временем телефон затих. Равви не успел взять трубку.
— Пусть Марк с ребятами выяснит, в чем дело. Пусть осмотрят соседние крыши, только осторожно! И выставят посты, — он вытер пот со лба.
Мария, которая лихорадочно копалась в своей сумочке, наконец, извлекла оттуда упаковку валидола и облегчением положила таблетку под язык. Учитель ласково посмотрел на журналистку.
— Извините, милая девушка, нам придется отложить на завтра ваше интервью. Видите, у нас некоторые проблемы. Вы можете переночевать здесь.
Как ни странно, «милая девушка» даже не возмутилась и покорно кивнула.
Вновь зазвонил телефон. Не вставая с пола, равви схватил трубку.
— Согласились? Замечательно!.. Когда? Немедленно! Я заеду за Филиппом.
Он встал и направился к двери. Мы последовали за ним.
В прихожей зашнуровывал ботинки Марк и двое рослых парней, вооруженных автоматами и обвязанных лентами с патронами. Марк поднял голову и кивнул мне, как старому знакомому.
— Отбой, Марк, — сказал Учитель. — Снайперами займется Яков. Вы едете со мной.
— Господи, это опасно, — возразил Марк. — Нас подстрелят, как кроликов.
— Теперь уже нет. Я знаю о них, а это значит, что они больше не опасны, по крайней мере для меня. Кстати во дворе не горит ни одного фонаря. Это им не освещенная комната. Со мной только Марк с ребятами. Остальные остаются. Марк, пошли!
Так я оказался один в совершенно незнакомой компании, в основном состоящей из чуждых мне воинственных молодых людей. К счастью, на помощь мне пришел Матвей.
— Пойдем покурим.
— Не курю.
— Так посидишь.
На вусмерть прокуренной грязной кухне, Матвей сел за стол и затянулся папиросой, по-моему, какой-то феноменальной дешевизны. Я кашлянул.
Матвей пожал плечами.
— Отрава не стоит того, чтобы на нее тратиться.
И замолчал. Похоже, мой собеседник ждал вопросов, и я решил воспользоваться случаем и выяснить, куда я все-таки попал.
— Слушай, Матвей, а ты давно знаешь Учителя?
— Кого?.. А-а, Господа! Да полгода где-то. Мы в Екатеринбурге познакомились, на «Ordo viae».
— Где???
— На «Ordo viae». Орден там такой есть. Точнее тусовка литературно-философская. Песни при свечах, стихи, легкий треп о высоких материях. Приятная компания, в общем. Александра Кулешова там тон задавала, Сашка, и друг ее Влад. Классные ребята.
— Слушай, мир до отвращения тесен!
— А что?
— Да знаю я их. Но самое печальное, что их знает Инквизиция. Как ты думаешь, откуда?
— А черт их знает! Теперь уже не важно. Ты лучше слушай дальше. Этой зимой, после Рождества, раздается у нас звонок. Парень какой-то спрашивает можно ли вписаться, называет общих знакомых. Ну, Сашка говорит: «Залетай!» «А нас двое». «Всем места хватит». Появились они где-то через час: Учитель и Иван, мальчишка белобрысый, увидишь…
— С ангелоподобной внешностью и ресницами, как у девушки?
— Угу.
— Я его уже видел возле Лубянки с парнем черноволосым, выправка у него военная.
— А, с Марком. О нем отдельная история. Но это позже… Ну, в общем, Сашка чайник поставила, разговорились. Гости оказались из Новосиба. Учитель преподом работал в тамошнем Универе, а этот Иван Штаркман — студент его.
— А что он преподавал?
— Да что-то заумное. То ли «Квантовую механику», то ли «Тензорный анализ», то ли и то, и другое вместе. От него вполне можно ожидать. Знаешь, Влад любит гостей тестировать на эрудицию и выдал вновь прибывшим длинную фразу на древнегреческом. Так Учитель ответил на нее целым абзацем, так что все опешили, я ни фига не понял, а у Влада сделались глаза по семь копеек, я не преувеличиваю. В общем, он сразу проникся к гостю уважением… Ну, дальше. Ждем мы чайник. Сашка гитару взяла и начала петь. Что-то про Христа. Ну, у нее все такое, сам знаешь. Тогда Господь улыбнулся, вынул блок-флейту из кармана рюкзака и начал ей подыгрывать. А у нас свечки незажженные по всей комнате: в паре подсвечников, на комоде, на телевизоре… Так вот, он играет, а свечки загораются, по одной, поочередно, везде. К концу песни все горели, а свет погас. Сам собой. Ну, всем как-то не по себе. Не то что-то происходит, сам понимаешь. А он как ни в чем не бывало, спрашивает: «Ребят, а вы глинтвейн любите?» «Еще бы», — отвечаем. — «Только нет у нас. Корица одна. И то остатки». «Ну, ничего», — говорит. — «Чайник-то несите, вскипел давно». Ну, приносит Сашка чайник, разливает чай, а он неправильный какой-то, густой больно и темно-красный. И по комнате аромат плывет: мускатный орех, лимон, корица. Попробовали — глинт! Натуральный! Высший класс! А Он улыбается и спрашивает, будто и не произошло ничего: «Ну, как?» А мы-то уж не знаем: спим что ли, или крыша едет. Первым Влад опомнился. «Спасибо», — говорит. — «Очень вкусно. Но прежде, чем внушением заниматься, следует поинтересоваться, хотят ли этого собеседники. Мы не подопытные кролики. Это ведь гипноз?» «Нет», — отвечает. — «Это не гипноз, это глинтвейн. Вы сказали, что вы его любите. Но если хотите, я опять могу сделать чай». Но эту идею как-то никто не поддержал. «Ну и пусть гипноз», — думаем. — «Зато вкусно». Да и не хочется вовсе с этим парнем препираться-то. Харизма, знаешь, зашкаливает. В общем, все в него влюбились. Ну, только кроме Люськи, крысы Сашкиной. Она почему-то пискнула, как только Он вошел, залезла Владу за пазуху и носа оттуда не казала весь вечер. Странная зверюга!
— Э-э, да ваш Господь сорит чудесами, как иные деньгами!
— Он и твой Господь, — холодно заметил Матвей. — Только ты этого еще не понимаешь. Ну, ничего, поймешь.
— А, кстати, ты говоришь: Иван — студент?
— Да.
— Так ему же лет пятнадцать, ну максимум шестнадцать!
— Шестнадцать. Он — вундеркинд. В пятнадцать лет школу кончил. Из первого класса сразу в четвертый перевели… Да! Я же не рассказал тебе про Марка!
— Давай!
— Он брат Сашкин, двоюродный, кажется. Впрочем, она не любит это афишировать. Он на игле сидел. Офицер бывший, спецназовец. Воевал во всяких региональных войнах. В общем, там пристрастился. А у Сашки деньги клянчил все время. Учитель у нас уже с месяц жил, ребят грузил, на флейте играл, притчи рассказывал, когда Марк позвонил. Сашка, как с ним поговорила, злая стала, губы кусает — мы сразу и поняли, кто звонил и зачем. А Господь у нее и спрашивает: «Сашенька, что случилось?» «Ничего», — говорит, а сама расплакалась. Потом меня выгнала и видно все ему рассказала. И они к Марку поехали. Не знаю уж, что Он с ним делал, да только как рукой сняло. Теперь таскается за нами повсюду. И ведь не скажешь, что кололся! Ты его видел. Разве он похож на наркомана?
— Не знаю, — честно ответил я. За свою жизнь я так и не увидел ни одного живого наркомана, хотя газеты упорно утверждали, что этим занимается, по крайней мере, каждый второй.
Равви вернулся где-то около двух и выглядел очень усталым.
— Все в порядке, — уверенно сказал он. — Яков не возвращался?
— Нет.
— Марк, пойди помоги. Так, Матвей, сейчас я хотел бы отдохнуть, и пусть меня до утра не беспокоят.
— Да, Господи.
— Только не в той комнате, которая простреливается снайперами, — заметил Марк.
— Мы постелем в другой комнате.
— Да, это, пожалуй, разумно.
Надо сказать, что «другая комната», была значительно больше той каморки, где мы разговаривали, так что господню воинству пришлось потесниться, расположившись на полу в гостиной. Вскоре дверь за Учителем закрылась, и из-за нее донеслись звуки флейты. По-моему, «Зеленые рукава». Приятно, конечно, но если это на всю ночь! А поспать хотелось. К счастью, Матвей великодушно поделился со мной спальником, который мы расстелили прямо на полу, накрывшись еще чьим-то. Оный спальник нес на себе следы многолетней тусовочно-походной жизни, пропах лесом и дымом костра и не был стиран, похоже, с момента покупки, но, как говориться, дареному коню… Кстати, хозяин сего «коня» был под стать своему имуществу. Щеки и подбородок в недельной щетине и не слишком чистая одежда. Картину дополняли серо-голубые глаза на выкате и давно не мытые темно-русые волосы.
Выключили свет. Но мой сосед, похоже, не собирался быстро отрубиться, и я часов до трех рассказывал ему о своих лубянских приключениях.
Звуки флейты давно затихли. Уже сквозь сон я слышал скрип входной двери и глухие разговоры в прихожей. Что-то готовилось.
Глава третья
На следующее утро все были на ногах уже часов в шесть. Когда я, наконец, выбрался из-под спальников и вылез в коридор, Учитель выходил с кухни, дожевывая бутерброд. В этот момент дверь комнаты, где он ночевал, открылась, и на пороге показалась Мария Новицкая, имевшая вид весьма довольный. Она по-кошачьи потянулась, взглянула на нас огромными черными глазами и кокетливо поправила пышную прическу.