— Выведите их на тюремный двор, — приказал Эммануил охране.
Потом повернулся ко мне.
— Теперь ты.
Во всем происходящим мне чудилось какое-то несоответствие, морок, обман. Причастие Третьего Завета здорово вышибало из головы подобные мысли, и я принял его с радостью и облегчением. Правда, последнее время эта радость и облегчение длились все меньше и меньше.
— А теперь подпиши.
Это был смертный приговор этим пятнадцати. Подпись Великого Инквизитора необходима. И я подписал.
— Пошли.
Мы вышли на тюремный двор под серое небо. Каменные стены, чахлая трава, два с половиной куста у стен. Унылое место.
Осужденные стояли на коленях примерно в метре друг от друга. За ними я увидел шестнадцатого. В руках у него был меч.
— Господи, разреши мне уйти!
— Не стони, Пьетрос. Мы ведем священную войну. Воин не должен боятся крови.
Кровь! Пятнадцать голов. Это только начало. Этим не кончится.
Я уходил с места казни, словно карабкался в гору. Сердце у меня стучало. Эммануил спокойно шествовал впереди. Ничего в нем не изменилось. Ни походка, ни манеры. Только подол белой туники был чуть-чуть забрызган кровью.
Почему я до сих пор с ним, кто бы он ни был?! Точнее, кто я без него? Безвестный служащий в мелкой конторе. После окончания колледжа с моей карьерой что-то случилось. Все пошло наперекосяк. Тогда иезуиты предлагали мне вступить в орден. Я отказался. Не то, чтобы я что-то имел против них или проповедуемых ими идей. Просто, я — вольный человек. Военная дисциплина не для меня. И отречение от своего ума не по мне. Я слишком дорожу своим интеллектом, чтобы от него отказываться.
Но не влип ли я в то же самое, связавшись с Эммануилом? Отказался от рабства, чтобы тут же попасть в другое, возможно, куда более жестокое.
— Ты опять сомневаешься, — сказал Эммануил, когда мы сели в машину.
Я промолчал. Возражать бесполезно. Более того, опасно.
— Достань блокнот и ручку.
Я подчинился.
— Пиши.
— В тайном ордене иезуитов состоят следующие люди…
Он назвал штук пять имен. Я записал.
— Все эти люди из одной резиденции. Подчиненные Нагаи. Связь была через Ансельмо. К сожалению, теперь этот канал обрублен.
— Откуда?..
Эммануил вздохнул.
— Я считал память Нагаи Тору. К сожалению, это убивает.
— Но как вы его вычислили?
Он улыбнулся.
— Решил взять одного новенького. Его же только вчера арестовали. Значит, еще не успели проверить. Интересно.
— Но, почему именно его?
Эммануил поднял глаза к небу (точнее к крыше автомобиля).
— У меня есть осведомители.
Он помолчал.
— Иезуиты создали параллельную иерархию, Пьетрос. И вершина ее в Европе. Точнее в одной баскской провинции неподалеку от Памплоны. Я в этом уверен. За домом Лойолы следят по моему личному приказу. Пока хозяин на месте. Но медлить больше нельзя. Ты должен приказать арестовать Лойолу, Пьетрос.
Я кивнул. Я и сам понимал, что этого не избежать.
— Хорошо, что не возражаешь. И еще ты должен казнить, по крайней мере, по пять человек каждый день.
— Зачем?!
— Не нервничай. Возможно, тебе не придется этого делать. Если придет человек с интересной информацией — немедленно выпускай осужденных, но после причастия Третьего Завета. Уверяю тебя, информация потечет к нам широким потоком. Сыграем на их милосердии.
— Но…
— Бесчестно играть на лучших чувствах людей, чтобы заставить их совершить предательство? Так?
Я вздохнул.
— Есть только одно истинное предательство — предательство Бога. Если мы вынуждаем кого-то предать предателя — это благое дело. И на чем же еще играть для этого, как ни на лучших чувствах?
Глава шестая
Как только мы вернулись во дворец, я немедленно отдал приказ об аресте Игнатия Лойолы. Уже вечером мне сообщили, что все исполнено.
На что он надеялся? Сохранить тайный орден, обманывая нас и дальше? Впрочем, мне сообщили, что в доме Лойолы все готово для побега. Значит, знал о слежке и не решался. Ждал случая.
Мы допрашивали его в той же комнате, где вчера проходило последнее причастие осужденных. Эммануил и я. Охрана стояла у входа. Только ответчик был один — Игнатий Лойола.
Когда его ввели, я невольно опустил взгляд. Не могу смотреть в глаза святым. Не умею!
Эммануил же с легкой усмешкой молча рассматривал его.
— Ну, что, господин теневой генерал, — наконец сказал он, — мне нужны списки руководства тайного ордена иезуитов.
— И только? — усмехнулся Лойола.
— Можно списки всего ордена.
— Ищите.
Уже искали! Весь дом перерыли. Пусто!
— Сегодня приговорены к смерти пять человек. Если я не получу списки — они умрут.
— Что ж, они встретятся с тем, кто их утешит. Смерть временна.
— Да, конечно. Они умирают, приняв причастие Третьего Завета.
Я решился поднять глаза. Лойола слегка побледнел.
— Не все.
— Да, у тех, кто отказывается, я забираю души. Я не могу допустить их гибели.
— Ты сказал, — Лойола перевел взгляд на меня. — А ты слышал.
Эммануил тоже смотрел на меня.
— Я не могу допустить их гибели, — раздельно сказал он.
— Врешь! — крикнул святой. — Ты ведешь их к гибели.
— Замолчи! Мне не до богословского спора. Списки!
— Списки? Да я гонял вашего брата палкой еще четыре века назад!
Господь улыбнулся.
— Считаешь меня бесом?
— Нет, всего лишь Антихристом.
Это слово хлестнуло меня, как пощечина. Второй Франциск Ассизский! Да, что вы понимаете, святоши! Эммануил столько сделал для Человечества, что вам и не снилось, организаторам бесполезных орденов. Пару больниц построили? И тысячу колледжей, отучающих мыслить свободно! И десяток войн за Веру. Господь тоже ведет войну. Но я вижу смысл и результат.
— Господи, давай допросим его по-другому, — тихо посоветовал я.
— Нет. Я не унижу этим святого.
— Не унизишь? — Лойола усмехнулся. — Ты просто бессилен против меня!
— Ты принес присягу.
— Только устами. Господь видел в моем сердце. Он знал, зачем я это делаю. Мой адмонитор[86] отпустил этот грех.
— Кто адмонитор тайного ордена?
Лойола улыбался. Победной улыбкой. Сам огонь. Сгусток энергии. Казалось, что ему не пятьсот лет, и не шестьдесят, на которые он выглядел — двадцать! Юный рыцарь у стен Памплоны[87] защищает своего единственного истинного сюзерена — Христа!
Я поразился своей мысли. Какой Христос?! Христос сидит рядом, по левую руку от меня и судит изменника.
— Подумай о тех, кто умрут сегодня, — устало сказал Эммануил. — Ты можешь их спасти.
— Их может спасти только Бог.
— Грош цена твоему милосердию.
Разговор пошел по кругу. Они просто не слышали друг друга. Эммануил встал. Я, было, последовал его примеру, но он взглядом приказал мне сидеть.
— Пусть человеки решают судьбу человеков. Пьетрос! Его судьба — в твоих руках.
И направился к выходу.
Игнатий рассмеялся.
— Бежишь, поджав хвост!
Эммануил не прореагировал.
Он был уже у дверей, когда Лойола снова окликнул его. Совсем по-другому. Очень мягко. Как милосердный священник на исповеди.
— Постой! Ты ведь человек… Наполовину. Ты можешь спастись.
Эммануил резко обернулся. Почти крикнул:
— Что, велика честь спасти Антихриста?!
Вышел и хлопнул дверью.
Я остался наедине с Лойолой. И снова почувствовал холодные ветры вершины. Я прекрасно понимал, что от меня хочет Эммануил. Я уже научился слышать невысказанные приказы.
Лойола подошел ко мне. Сел рядом. Я понял, что смотрю в пол.
— Что трудно, мальчик? Выбирай. Ты-то точно можешь спастись.
— Поздно. Я слишком далеко зашел.
— Поздно не бывает. Когда-то я стоял у окна, у которого молился, и думал о смерти, потому что мои грехи невозможно искупить.
— Какие ваши грехи!
— Считать себя величайшим из грешников — форма гордыни.
— Вы напрасно тратите слова. Я верен ему. Он — великий человек.
— «Человек»! Ты сам сказал. А выдает себя за Бога.
— Он способен на то, что невозможно для человека.
— Да, у нас сильный враг. Но ему недолго осталось.
— Он вам враг, не мне.
— Тебе тоже. В том-то и дело! Ты не понимаешь! Он погибнет, и вы все погибнете вместе с ним.
— Пусть. Я уже выбрал.
Какой у меня выбор! Что? Пойти с тобой? Босиком по пустыне? Я — Великий Инквизитор огромной Империи. От таких должностей не отказываются! Вы сами виноваты. Я помню ваш колледж. Эти бесконечные соревнования классов, эти списки лучших учеников. Как я радовался, когда попадал на вершину списка!
Я попал на вершину списка, святой Игнатий! И я с нее не сойду!
Он вздохнул.
— Тогда пошли. Или ты убьешь меня прямо здесь?
— Пошли.
В последнее время вошло в моду оправдывать предателей. Иуда, Брут, Ганелон[88]… Как можно совершить такое ради денег, карьеры или власти? Тут более благородные причины: самопожертвование, любовь к свободе, даже преданность.
Бред! Все проще и грубее: деньги, карьера, власть. Оправдания придумываем мы сами.
Мы вышли на тюремный двор. Погода прояснилась. По небу неслись облака, и в разрывах сияло солнце. На траве чернела вчерашняя кровь.
— Ты позволишь мне помолиться?
— Да.
Лойола преклонил колени.
— Душа Христова, освяти меня[89].
Тело Христово, спаси меня.
Кровь Христова, напои меня.
Вода ребра Христова, омой меня,
Страсти Христовы, укрепите меня.
Я достал пистолет, который последнее время всегда носил с собой. Взвел курок. Лойола, казалось, не услышал. Он продолжал, уверенно, страстно:
— О благий Иисусе, услыши меня: