Евнух завыл удивительно тонким голоском и склонился, чтобы схватить девицу. Та же находилась у него за спиной, с лицом на высоте ягодиц. Турку пришлось согнуться и сунуть голову себе между ног, в чем ему сильно мешало выпирающее пузо. Какое-то мгновение ситуация была патовая, но тут Генриетта стиснула зубы и рванула еще сильнее.
Точно так же, как ранее разорвала цепь, теперь с той же легкостью она оторвала мужское достоинство турка, вместе со шматком кожи низа живота и шароварами. После чего отвесила добрый пинок в громадный зад и кинула Хакки в лицо его же собственный пенис. Как только евнух увидел это, глаза у него закатились, обнажая одни белки. И он сомлел.
Для верности Генриетта отвесила еще один пинок по виску, а поскольку никакой реакции не последовало, глубоко вздохнула. Пальцами она завернула головку винта на лбу, но не дожимая до конца. Генриетта отстегнула пучок ключей с пояса толстяка и кинула его выглядывающей из-за решетки Зузанне.
— Освободи остальных девушек, — коротко приказала она. — Пошли!
Пруссачка помогла Игнацию вырваться из клещей железных прутьев. Большая часть костей музыканта была переломана, голова же держалась исключительно на частично перерезанной коже.
Игнаций пошевелил губами, но, к сожалению, рояльная струна, которой душил его евнух, перерезала ему гортань. Так что Генриетта уже не могла с ним общаться. Музыкант похлопал ее по плечу и бледно усмехнулся. От него страшно несло гарью, флогистон с каждым мгновением вытекал из несчастного. Похоже, он понимал, что ему уже недолго осталось, тем не менее, он, вроде бы, даже был доволен этой своей псевдо-жизнью: он ведь нашел свою музыку, вспомнил, кто он такой. Ну а со своими убийцами планировал посчитаться чуточку позднее.
Около полутора десятка девушек стояли одна за другой, словно гуси. С ожиданием и надеждой глядели они на Генриетту, ощупывающую собственное тело. Толстяк, похоже, оставил ее кости в целости. Опять же, весьма пригодился бронированный прусский корсет.
— Ну что, девушки, говорила же я вам, что Геня нас освободит? — отозвалась возбужденная Зузанна. — Раз-два, и расправилась с жирной сволочью!
Игнаций кивнул женщинам и пошел впереди к лестнице. Там он еще на мгновение задержался и указал Генриетте место, рядом с которым был прикован. Пруссачка заметила почерневшие пятна, въевшиеся в камни.
— Именно здесь тебя и убили? Под этой стенкой? — спросила та. — Это следы твоей крови…
Музыкант утвердительно качнул головой и сжал кулаки. До того, как заснуть вечным сном, он еще намеревался отплатить своему убийце. Игнаций понимал, что ему следует поспешить, пока сила окончательно не выветрится. Так что он энергично стал подниматься по лестнице, больше не оглядываясь за спину. Генриетта шла за ним, затем — опять же гуськом — девушки. Через пару минут они добрались до тайных дверей, отрываемых скрытым механизмом. Игнаций переставил рычаг. С шипением и в облаках пара ворота открылись. Беглецы очутились на задах склада. Уверенным шагом трупоход направился в главное помещение. Они прошли мимо ведущей наверх лестницы и вошли в магазин с огромной застекленной витриной.
Среди ровнехонько выставленных, блестящих новизной инструментов находилась стойка с огромной кассой, приводимой в движение изогнутой ручкой. Рядом с ней, небрежно опершись о стойку, стоял Бурхан Бей. На турке был восточный халат, на голове — надетая набекрень феска. Он спокойно брал сушеные финики с небольшого блюдечка и не прервал свое занятие, даже когда увидал заходящего в магазинный зал Игнация.
— Нужно было сразу приказать тебя расчленить и сжечь, — меланхолично заявил он. — Надеюсь, ты не слишком сильно повредил Хакки? Ага, а вот и наша прекрасная панна! Я так и знал, что у девушки огненный темперамент. Никому еще не удавалось обмануть Хакки и вырваться из его лап. Но боюсь, что дальше уже дамочка никуда не пойдет.
Из-за стоявшего в углу органа вышел очередной евнух-толстяк — Ферди. В своих лапах он держал тяжелый молот, рукоять которого была выполнена из богато разукрашенной стали; на обухе были выгравированы надписи арабской вязью. Игнаций его даже и не заметил. Точно так же, как и Генриетта, он обернулся, услыхав писк собравшихся в предыдущем помещении девиц. Издалека, из подвала, доносилось взбешенное, басовое рычание.
— Хакки пришел в себя, — заявила сразу же побледневшая Габриэля. — И, похоже, теперь он взбесился по-настоящему.
На лестнице раздался грохот, словно по ней мчалось стадо лошадей. Басовое рычание нарастало. Генриетта с трудом сглотнула слюну и положила пальцы на головке винта. Это же она проявила к турку милосердие и не добила, когда он валялся без сознания. Она совершила ошибку, которую опытный воин никогда бы совершить не позволил. Эх, совсем она размякла в Варшаве, словно первая попавшаяся девица…
Бурхан Бей подал незаметный знак, и близнец Хакки замахнулся молотом, одновременно делая три шага вперед. Оружие блеснуло золотыми арабскими надписями и прорезало воздух с басовым гулом. Генриетта бросилась назад. Игнаций же лишь повернулся к новому противнику, он даже не успел поднять руки, чтобы защитить себя. Молот попал ему в голову.
Вспышка. Голова музыканта взорвалась с грохотом. Сгорающий флогистон пожрал свет, на мгновение погрузив магазин во тьму. Игнаций тяжело упал на пол, теперь окончательно мертвый. Генриетта же одним движением повернула головку клапана. Теперь она размышляла: сражаться с Ферди или с быстро приближающимся Хакки.
Обоих она успела узнать настолько хорошо, чтобы понимать: ни с тем, ни с другим у нее нет ни малейшего шанса. Геня прикусила губу и вздохнула, тихонько, про себя:
— Данил, и ты, князь Александр Иванович, спасайте меня, причем — поскорее.
Астральная плоскость, в то же самое время
Навозник пикировал в налагающиеся один на другой образы города во вспышках взрывающихся «клопов», которых давили сражающиеся мужчины. Агрегат летел в облаках положительной энергии, эссенции счастья и удачи, что высвобождались из тел паразитов. Он тянул за собой хвост из них, словно спадающая комета, которая, при случае, привлекала еще больше гадов. А вот что пришло на помощь, то ли обычное стечение обстоятельств, то ли счастье, исходящее во все стороны от машины, трудно сказать. Во всяком случае, когда астральные насекомые уже ползали по всему телу Алоизия и уже повалили полковника Кусова, когда походило на то, что они слопают пассажиров живьем и без соли, после чего разорвут Навозника на клочки, появился он — огненный демон.
Он вылетел снарядом из одной из Варшав, в языках огня и под аккомпанемент «врезавшей» со всего духу симфонического оркестра. Демон обладал внешностью высокого мужчины, охваченного пламенем, которое, однако, не пожирало его, наоборот, придавало энергии. Клопы разбежались с писком, словно от упыря исходило само зло и несчастья. Город за ним кристаллизовался окончательно, все его альтернативные версии отступили в тень.
Полковник Кусов поднялся на ноги со стонами и шипением. Укусы «клопов» болели как тысяча чертей, зато их яд отравлял его огромным оптимизмом и радостью жизни. Офицер с трудом удерживал себя, чтобы не запеть в такт музыке, сотрясавшей всей астральной плоскостью. Источником ее был демон, размахивающий руками, словно дирижер, управляющий невидимым оркестром.
— Он похож на негатив того самого упыря, за которым я гонялся, — радостно заявил Кусов. — Тот был окутан мраком и тишиной, он пожирал звуки, которые его притягивали. А этот светится и лучится счастьем, к тому же, он сам является источником музыки. Неужто мы спадаем на Варшаву, являющуюся зеркальным отражением той, в которой мы живем?
— Понятия не имею, все возможно, — пожал плечами Данил. — Похоже, мы должны воспользоваться случаем, пока демон не исчезнет отсюда. Ведь «клопы» наверняка таятся повсюду, плавают в эктоплазме и выжидают оказии.
— Снова они приближаются, — вздохнул Алоизий и схватил очередную ножку стула, потому что последнюю разбил в щепки.
Перепуганные ранее паразиты вернулись и уже ползали по обшивке Навозника. Похоже, печаль и отрицательная энергия, исходящие от демона, быстро испарялись. Теперь к агрегату приближался целый рой астральных паразитов.
— Вы слышите? — Данил поднял руку, чтобы все замолчали.
Кусов прислушался, одновременно подавляя желание расхохотаться. Сквозь затихающую музыку пробивался зов, знакомый женский голос, подавленный и далекий, с трудом пробивал эктоплазму. Демон тем временем удалился, через мгновение он уже выглядел одним из тысяч светлячков — загубленных душ.
— Это Геня, — уверенно заявил Данил. — Она зовет меня, ей нужна помощь.
— Меня она тоже звала, — усмехнулся Кусов. — Я сам слышал. Ну, чего вы ждете? Это ведь только подтверждает, что данная реальность — действительно наша. Вперед! Поспешим на помощь фроляйн фон Кирххайм!
Данил кивнул головой.
— Приземляемся.
Варшава, 14 (26) ноября 1871 г., 18–15
Хакки вломился в помещение склада словно фурия, но затем, широко расставив нот, остановился у входа. Дыру в его шароварах окружало громадное кровавое пятно. Евнух скалил зубы, словно дикий зверь. Девицы разбежались во все стороны, пытались спрятаться за музыкальными инструментами. Великан что-то гортанно прохрипел и указал на Генриетту.
Пруссачка смерила его враждебным взглядом, вновь сожалея, что не добила раньше. Краем глазом она заметила, что Ферди опускает молот и протягивает к ней руку. Выходит, они все еще хотели взять ее живьем. Для Бурхан Бея она оставалась лакомым кусочком, и он все еще рассчитывал получить за нее кучу денег. Геня глянула на хозяина исподлобья. А тот все так же стоял, опершись о стойку, и невинно улыбался.
Генриетта оценила расстояние: два шага и прыжок. Подсочит к нему, заложит свою руку ему за шею, а пальцы другой руки сунет ему в глаза. И будет угрожать, что если евнухи не отступят, вырвет гаду его гляделки, после чего разорвет горло. Прикажет освободить себя и всех девушек. А там посмотрим…