С возвращением крейсеров перестроились в дневной походный ордер. Броненосцы шли двумя колоннами. В правой «Орел» и «Бородино», а в левой все три броненосца береговой обороны. Большие броненосцы взяли на буксир истребители. «Блестящий» и «Безупречный» подали концы на «Орел», а «Быстрого» тянул «Бородино».
На миноносцах оставили в действии лишь по одному котлу, для экономии топлива, держа остальные на подогреве, чтобы только обеспечить работу пародинамо и иметь возможность быстро дать свой хотя бы малый ход. Машины периодически проворачивали, чтобы механизмы не успевали остыть.
«Аврора» и «Жемчуг» ушли вперед на три мили, и их временами совсем закрывало дождем. Так продвигались весь день, ожидая телеграммы с Цусимы о готовности десанта к началу движения. Получили ее в начале шестого часа вечера. Примерно так и планировалось изначально.
Ни японских, ни нейтральных судов до этого времени не встретили и находились примерно в ста милях юго-восточнее Нагасаки. Это была уже исходная позиция для решительного броска к главной цели. Все на эскадре, да и на Цусиме, наверняка тоже ждали последних сведений о противнике, исходя из которых штаб должен был дать отмашку либо на «отбой», либо на атаку.
К шести часам наконец с Цусимы пришла телеграмма, ретранслированная из Владивостока, в которой сообщалось, что сегодня днем, по донесению со «Светланы», видели японский флот, входящий в Корейский залив. Из этого следовало, что японцы действуют так, как предполагалось при разработке операции, и крейсера успешно справились со своими задачами.
Телеграмма была повторена пять раз с интервалом в десять минут. Квитанцию о получении из соображений соблюдения скрытности, естественно, не отправляли, но в Озаки получение этих известий или любого другого условного знака, подтверждавшего срабатывание отвлекающего маневра, в случае отсутствия других распоряжений от штаба наместника, являлось последним сигналом для десантных сил, уже готовых по нему начать движение.
Одновременно для Рожественского это был последний рубеж, на котором требовалось принять окончательное решение: отдать приказ о штурме Сасебо завтра на рассвете или просто вести эскадру во Владивосток. Несмотря на неприятную дождливую погоду, обещанную синоптиками на завтра в течение всего дня в районе цели, на совещании штаба все же решили – атаковать!
Дождь, несомненно, весьма сильно ограничит видимость и вызовет затруднения в управлении огнем кораблей и сложности во взаимодействии между отдельными отрядами. Но такие же трудности будут и у противника. В то же время он позволял с гораздо большей вероятностью скрытно миновать японские дозорные линии, хотя и осложнял точное определение места непосредственно перед началом боевого развертывания для штурма.
Планом операции предусматривалось, что входной канал в Сасебский залив и его окрестности почти одновременно должны будут атаковать с трех сторон. Сначала небольшая десантно-штурмовая группа, сформированная из морской пехоты и штрафников, скрытно переброшенная на миноносках, атакует с севера новые батареи на Осиме, прикрывающие подходы к входному каналу. Потом крейсера и эсминцы с юга, через пролив Терасима, атакуют укрепления бухты Омодака, с последующим быстрым прорывом в сам Сасебский залив, чтобы не допустить блокирования противником входа в него и непосредственно в Сасебскую бухту. А броненосцы тем временем, двигаясь за тральщиками с запада, будут прикрывать их прорыв своей артиллерией и вести за собой транспорты с десантом. Таким образом снова надеялись заставить противника дробить огонь фортов между несколькими отрядами, снижая его эффективность.
Так как единственный эскадренный аэростатоносец «Урал» изначально был отделен от главной ударной группы для обеспечения убедительных отвлекающих действий, возможное сокращение боевых дистанций из-за дождя было нам также выгодно, так что пока все складывалось вполне благоприятно. Причин для тревоги не было.
Поскольку с главных сил флота не дали в течение часа телеграмму об общем отбое атаки, около семи часов вечера, как и ожидалось, было принято новое условное шифрованное сообщение с цусимскими позывными, извещавшее о начале движения десантной группировки. Операция вступила в завершающую стадию.
По сигналу с флагмана флот начал разворачиваться на северо-восток. Теперь требовалось любой ценой обеспечить скрытность выдвижения на исходные рубежи для атаки. Эсминцам приказали разводить пары во всех котлах и занять назначенное место в завесе. Но дождь к этому времени настолько усилился, что делал бессмысленной дальнюю разведку без использования радио. А любая депеша, отправленная беспроволочным телеграфом, могла выдать противнику наше присутствие здесь, так что от разведки отказались вовсе, сомкнув строй, чтобы не потерять друг друга в дожде и приближавшейся ночи.
К закату эскадра шла курсом NO 35' компактным строем, по-прежнему в двух колоннах. Впереди малых броненосцев держалась «Аврора», а перед «бородинцами» – «Жемчуг». Истребители вышли немного вперед, не отрываясь от больших кораблей. Из-за ухудшения видимости выбросили за корму полотнища туманных буев, что заметно облегчило сохранение походного строя при следовании довольно большим ходом с погашенными огнями.
Конечно, имелся риск столкновений, но нужно было как можно скорее и незаметнее проскочить охраняемые воды и достичь вражеских берегов к назначенному времени. Однако вскоре на «Адмирале Сенявине» произошла авария в левой машине, из-за чего пришлось сбавить ход сначала до восьми, а затем и до шести узлов.
Флагмех Политовский немедленно отправился на аварийный броненосец, чтобы помочь механикам быстрее исправить повреждение. Но до одиннадцати часов вечера ситуация не изменилась. Флот все так же тащился на шести-семи узлах. Только около полуночи, когда выверенный и просчитанный график движения уже летел ко всем чертям и обсуждался вопрос об отправке задерживавшего эскадру «Сенявина» на Цусиму самостоятельно, смогли дать нормальный ход.
Пока исправляли механизмы на броненосце береговой обороны, к эскадре присоединился «Дмитрий Донской». Уже в глубоких сумерках станции беспроволочного телеграфа всех наших кораблей начали принимать позывные старого крейсера. Сигнал был сильный, значит, и он сам бродил где-то рядом, при этом своими сигналами открывая наше присутствие.
«Донскому» немедленно дали ответ со станции одного из истребителей, как с наименее мощной, к тому же на минимальной искре, с приказом прекратить телеграфирование и указанием своих примерных координат и курса, после чего его передачи прекратились. Но неважная видимость затрудняла встречу. Тем не менее спустя полчаса старый крейсер обнаружили корабли головной завесы, сообщив об этом на эскадру. Вскоре с носовых углов правого борта флагмана показался и он сам.
Ему приказали подойти к борту «Орла» для доклада. Когда крейсер приблизился, первым делом командиру и минному офицеру вставили «фитиля» за использование радио на полной мощности при скрытном движении во враждебных водах и только после этого приняли доклад об одиночном плавании и передали пакет с окончательными инструкциями по предстоящему боевому развертыванию и бою, назначив ему место в хвосте колонны больших броненосцев.
Чтобы компенсировать отставание от графика, скорость увеличили до предельных эскадренных двенадцати узлов. Вскоре дождь начал слабеть и к часу ночи прекратился совсем. Тут выяснилось, что в ливне «Блестящий» и «Быстрый» приблизились друг к другу почти вплотную. Прежде чем они осознали это и успели разойтись по своим позициям, слева показалась какая-то размытая остатками ливневой влаги тень.
Истребители немедленно начали сближение с ней, передавая ратьером на едва угадываемый за кормой силуэт «Авроры» сообщение о контакте. Но еще до того, как морзянка об обнаружении неопознанного судна дошла до эскадры, из радиорубок посыпались доклады о заработавшей совсем рядом станции типа «Маркони». Хотя сразу было ясно, что передача идет японской телеграфной азбукой, с созданием помех произошла заминка почти в три минуты.
На «Апраксине», чья радиовахта по эскадре, согласно расписанию, еще только началась, вышли из строя носовые паро-динамо, вследствие чего меньше чем на полминуты выключился аппарат беспроволочного телеграфа. В момент обнаружения патрульного судна его уже подключили от кормовых электрических машин, так что начальству об этом даже не докладывали. Но он еще только прогревался, так что минный квартирмейстер просто не смог сразу услышать и забить японскую телеграмму. На всех прочих кораблях, как нарочно, никого не оказалось на ключе.
К моменту, когда нежелательное телеграфирование все же перебили своей искрой, подозрительный силуэт уже атаковали оба истребителя. Почти сразу удалось разглядеть, что это небольшой каботажный пароход, не более 450–500 тонн водоизмещения. Он пытался уйти к западу, но был быстро настигнут. После того, как на него сигнальным фонарем передали приказ остановиться, он в ответ начал стрелять из малокалиберной скорострелки, стоявшей под мостиком.
Наши истребители открыли ответный огонь, сразу добившись попаданий. Особенно эффектно на такой пистолетной дистанции работала 37-миллиметровая автоматическая «максимка» с «Быстрого». Ее небольшие почти сплошные болванки смели саму пушку и ее расчет, потом выхлестнули стекла на мостике и разнесли в щепу радиорубку, торчавшую за трубой. В надстройках что-то загорелось. Но проникнуть глубоко под шкуру этого чумазого японца и остановить его они не могли. Только после нескольких попаданий из трехдюймовок пароход начал парить и встал. Обстрел сразу прекратили, воспользовавшись чем, его экипаж начал перебираться в шлюпки.
Миноносцы забрали людей и попытались добить уже сильно горящую посудину несколькими выстрелами в ватерлинию в упор. Но, хотя каждым снарядом его корпус прошивало насквозь, оставляя сразу две подводные пробоины, тонул он медленно. В конце концов, его оставили дрейфовать позади всех, а спасенных пленных немедленно доставили на борт «Орла».