Только к вечеру, уже уходя, смогли преодолеть неразбериху и наладить контрбатарейную стрельбу. Тогда обстрел занятой десантом портовой зоны прекратился, но времени для захвата торгового порта, куда изначально должна была войти и выгрузить свой десант «Корея», уже не оставалось. Пришлось ограничиться его обстрелом, и то только с полевых и горных батарей, поскольку на кораблях снарядов оставалось мало.
Несмотря на наше огромное превосходство в артиллерии, не только не удалось занять всю портовую зону, но и пресечь активность противника не получалось. Атаки японцев не прекращались. Они все время подтягивали войска к городу и арсеналу и усиливали давление по всей линии обороны.
После рейда казаков на телеграф и железнодорожную станцию подвоз подкреплений гарнизону Сасебо поездами стал затруднителен, и войска с ополченцами шли часть пути от станции Дайто пешими колоннами. Сохранив контроль над господствующей над городом высотой, часть из них удавалось обнаруживать на марше и разгонять гранатами и шрапнелью.
Тем не менее довольно быстро перевес в живой силе явно оказался у противника. К тому же на этот раз нашей пехоте противостояли не ополченцы и тыловые части, а регулярные обученные войска. Кроме того, будучи у себя дома и зная все тропы, японцы быстро сосредотачивали крупные группировки на главных участках и добивались подавляющего превосходства. Скоро пришлось отступить из котельных мастерских и почти полностью оставить электромеханические, с трудом удерживая только хорошо простреливаемые из бухты и судоремонтной гавани подходы к пристани и докам, куда перешел «Тобол».
Увечный «Калхас» не решились оставить в районе акватории доков и у пристаней порта, который мог оказаться заблокированным самотопами уже в ближайшее время. С трудом выпятившись от пристаней морского арсенала, он держался весь остаток этого дня на чистой воде южнее скопления легших на грунт многочисленных судов, высаживая своими и трофейными шлюпками части 30-го полка 8-й Восточно-Сибирской дивизии, штурмовавшего склады угля и амуниции.
Торчавший прямо на середине гавани параход оказался единственным нашим транспортом, заметным отовсюду. Поскольку никого из добытых в порту призов, намечавшихся изначальными планами в качестве приемщика трофеев, с берега видно не было, к нему постоянной вереницей потянулись всевозможные реквизированные мелкие посудины с обратными грузами, в том числе и скорбными.
До самого конца боев на сухопутном фронте он принимал на борт убитых и раненых, которых оказалось очень много. Некоторые из них, очнувшись на перекошенной от затоплений в корме палубе и еще плохо соображая, начинали паниковать, добавляя нервотрепки и без того взвинченному экипажу, а еще больше обоим полковым докторам, которые были просто физически не в состоянии оказать должную помощь всем прибывающим, остро нуждавшимся в ней. Появившийся после полудня еще один фельдшер мало что менял, поскольку сам был контужен, но посильное содействие оказывал.
Пока не начали формирование обратного каравана, из-за грандиозной суматохи и вызванного этим бардака никакой дополнительной медицинской помощи перегруженный ранеными «Калхас» так и не получил. Только с возвращением части десанта из порта его запросы наконец частично удовлетворили. На всех других судах раненых тоже хватало.
Тем временем его десант ожесточенно штурмовал причалы минного арсенала. Полузатопленные остовы разбитых японских миноносцев, торчавшие из воды недалеко от него, были обстреляны, но это не предотвратило встречных ружейных залпов из строений и кустов. В шлюпках сразу появились потери, а пушки с парохода уже не могли стрелять из опасения накрыть своих. Пришлось отступить и повторить попытку после обстрела. Но снова неудачно.
В конце концов, удалось зацепиться за берег, только когда отстреливавшихся японцев внезапно атаковали с тыла непонятно как оказавшиеся там казаки, прорвавшиеся, по их словам от товарной станции. Они уверяли, что на ней еще остались наши, и требовали немедленно наступать в том направлении, но пока всем все объяснили, ружейная стрельба в районе разгоравшегося пожара к северу стихла.
Между тем, сопротивление японцев никак не удавалось сломить. Их контратаки только усиливались. Несмотря на мощную поддержку с парохода и державшегося все время рядом «Сенявина», пехоте с большим трудом удалось захватить угольные россыпи, и то только у самой воды. Но противник с этим не смирился. Однако бросать своих людей на убой под пушки броненосца командир оборонявшегося на этом направлении японского отряда тоже не стал, пойдя на хитрость.
Он отправил лазутчиков, которые в общей сутолоке постоянно курсировавших по бухте во всех направлениях наших и трофейных катеров, фуне и ботов смогли захватить десятки мелких замызганных и насквозь пропахших рыбой парусных джонок, стоявших на якорях в протоке между отмелью Чидори и восточным берегом гавани, не заинтересовавших наших трофейщиков. По сигналу весь этот хлам подожгли. Довольно быстро дым от них полностью закрыл зону высадки, лишив войска защиты с воды. Пушки с кораблей стрелять не могли, так как пушкари вообще ничего теперь не видели. Воспользовавшись этим, противник сразу предпринял мощную контратаку, поддержанную подтянутой полевой артиллерией, почти выбив с позиций еще не закрепившуюся и оробевшую без кораблей за спиной пехоту.
Пулеметная команда с «Калхаса» оказалась уже с этой стороны дымовой завесы и стала единственным средством усиления войск, хотя бы пытавшимся оказать какую-то помощь. К этому времени она еще не добралась до берега и прикрывала пехоту с баркасов. Но огонь с раскачивавшихся шлюпок оказался недостаточно эффективным и не смог остановить наступающих. Очереди чаще всего хлестали то выше, то ниже чем надо, но благодаря тому, что пулеметы били во фланг японцам, энтузиазма у них убавилось. А наша пехота, даже под таким прикрытием, уже не бежала.
В итоге офицерам удалось навести порядок и далее, организованно отступая, закрепиться в расположенных южнее и примыкавших к самой пристани складах амуниции. Туда же, увидев условный сигнал с берега, свернули показавшиеся из дыма шлюпки со следующей волной высаживающихся войск с «Калхаса» и причалили первые баркасы, подошедшие от «Кореи», так и не добравшейся до назначенного ей района десантирования.
В момент высадки второй волны японцы снова атаковали, но на этот раз были отбиты уже выгруженными пулеметами и после предпринятой десантом контратаки отступили в глубь складского комплекса, где продолжали яростно отбиваться. Даже после высадки горной батареи с до сих пор торчавшей на мели в полумиле к югу от плацдарма 30-го полка «Кореи» и серьезного усиления группировки ее войсками, которые уже никак не успевали перевезти дальше к северу к пристаням торгового и военного порта, где их планировалось высаживать изначально, полностью овладеть намеченным районом не удалось.
Из-за этого пришлось снова расходовать 120-миллиметровые снаряды. Правда, сначала боезапас броненосцев береговой обороны поберегли и ограничились только стрельбой с «Калхаса» и «Кореи». Однако желаемого эффекта это не возымело, и в конце концов пришлось пустить в дело даже дефицитные десятидюймовые фугасы, чтобы попытаться разрушить или поджечь то, до чего не удавалось дотянуться с земли.
Пока на берегу шел жаркий бой, на пробоину в корме подорвавшегося парохода при помощи шлюпок завели двойной пластырь, подкрепленный брусьями и прочими подручными материалами. Это остановило дальнейшее затопление судна и удержало его на плаву. Продолжая работы под постоянным обстрелом, ее заделали максимально надежно, насколько было возможно в чужом порту во время боя. Полной герметичности, конечно, добиться не удалось, поэтому качать воду приходилось все время. Но корма начала подниматься. По крайней мере, скорая гибель транспорту теперь точно не грозила.
Сидевшая на мели «Корея», всю вторую половину дня облепленная трофейными баржами, избавившись на время от пассажиров и части своего груза, самостоятельно сошла с камней и к наступлению темноты заканчивала обратную приемку содержимого своих внутренностей, потихоньку выдвигаясь к входному каналу.
Проведенный водолазами «Апраксина» осмотр пострадавшей носовой части транспорта выявил только две заметные вмятины вдоль киля, футов по тридцать длиной. Глубина прогиба листов обшивки не превышала одного дюйма, а швы течей не дали. Вода лишь сочилась через несколько ослабших заклепок, но это было некритично.
С «Быстрого» во время стоянки в порту отправили в котельные мастерские представительную делегацию под началом судового механика. Оснащение этих мастерских вызвало закономерную зависть, в сравнении с тем, что было в Такесики, да и во Владивостоке тоже. Кое-что удалось прихватить с собой.
В итоге к исходу дня на нем уже почти закончили внеплановые работы в третьей кочегарке. Теперь, благодаря добытым на берегу материалам и сноровке машинной команды, она вновь обрела способность работать на полную мощность, хоть пока и непродолжительное время и только в случае крайней нужды.
К вечеру доковые мастерские, батапорты доков, эллинги, слипы и все, что достраивалось на плаву, успели подготовить к подрыву. В военной и торговой гаванях, куда прорваться не удалось, минные катера вволю попрактиковались в торпедной стрельбе, отправив на дно все, что там нашли из серьезного и плавучего. При этом небольшой запас катерных самодвижущихся мин был израсходован полностью, а обслуга бортовых миноносок на транспортах, «пропустившая» их через торпедные трубы, буквально валилась с ног от усталости.
Получив доклад о готовности подрывных команд, начали отвлекающую атаку в устье реки Сасебо. Паровые катера с вооруженными винтовками матросами на борту вошли в торговую гавань и, пройдя ее насквозь, двинулись вверх по течению, обстреливая все казавшееся им подозрительным на обоих берегах. Но вскоре после начала своего рейда они уперлись в новый железнодорожный мост, с которого били пулеметы, и увидели перед собой спешно формируемую японцами баррикаду из затапливаемых поперек русла барж и лихтеров. Не став приближаться на действительно опасную дистанцию, ее и сам мост обстреляли из 47-миллиметровых пушек, виляя поперек русла в непосредственной близости до получения сигнала на отход, после чего просто сплавились вниз по течению, все так же паля во все стороны.