– Подожди, – тяжело выдохнула она. – Что за поезд? Куда ты едешь?
– В Вадстену, – сказала Кристина. – Я нашла себе работу на лето в приюте, где лежит Тетя Эллен.
Кристина, должно быть, все приготовила еще с утра. Чемодан с вещами уже стоял в вокзальной камере хранения, билет был надежно припрятан в закрытом на молнию отделении бумажника. Казалось, она немного успокоилась, когда получила свой чемодан, и, поставив его между ног, бросила взгляд на вокзальные часы.
– Мы даже рановато, – заметила она. – До поезда не меньше получаса.
Тем не менее Кристина решила немедленно выйти на перрон. Сморщилась, поднимая чемодан, однако не позволила Маргарете его донести, только меняла руки. Они уселись на скамейку и уставились на рельсы.
– Свобода, – сказала Кристина.
– Что?
– Так, ничего…
– Где ты будешь жить? В приюте?
Кристина рассмеялась:
– Нет, у монахинь, в монастырском пансионе. Страшно дешево. А если на кухне помогать, то еще и скидку дают…
– Ты что, в религию ударилась? – недоумевала Маргарета.
Кристина снова рассмеялась – попав на перрон, она словно ожила.
– Нет, ни во что я не ударилась. Просто хочется покоя, а в монастыре этого хватает.
– А что скажет твоя мама?
– Астрид? Она не в курсе.
– Она не знает, куда ты едешь? А если она объявит тебя в розыск, – ты же несовершеннолетняя?
Кристина пожала плечами:
– Вряд ли. Для этого надо идти в полицию, – она не осмелится. Кстати сказать, она и сама рада от меня избавиться.
– Думаешь?
– Да, – отвечала Кристина. – Может, она вместо меня себе кошку заведет. И посадит ее в стиральную машину.
Маргарета почувствовала, что у нее ум за разум заходит, и, наклонившись, уставилась на собственные ноги – пальцы, розовые, как поросята, выглядывали из белой кожи сапожек.
– Что, все и правда так плохо? – произнесла она наконец.
– Да, – сказала Кристина. – Правда.
Она стояла на перроне, покуда поезд не ушел. Кристина с развевающимися волосами высунулась из окошка купе и махала студенческой фуражкой – вдруг стало казаться, что она опьянела, как от шампанского. Маргарета вяло помахала в ответ. Мурашки беспокойства поползли у нее под кожей, перепончатокрылые с острыми челюстями прогрызали ходы под ложечкой, жирные мухи забегали вверх-вниз по рукам, а пауки сползались со всего тела в глотку. Стало трудно дышать.
Вернувшись в зал ожидания, она разменяла в кассе крону на четыре монетки по двадцать пять эре. Пришлось подождать, пока телефонная кабина освободится, и когда подошла очередь, Маргарета от волнения сделалась такой неловкой, что едва попала монеткой в щель.
Ответила женщина. Взрослая женщина. Маргарета старалась говорить детским голосом:
– Здравствуйте, это Маргарета Юханссон из второго реального класса. Можно мне поговорить с адъюнктом Андре?
– Минуточку. – Женщина, прикрыв трубку рукой, громко выкрикнула: – Берти-иль! К телефону! Ученица!
Он взял трубку почти сразу, в голосе слышалось нетерпение.
– Алло!
– Это я.
Он, переведя дух, понизил голос:
– Ты с ума сошла! Зачем ты сюда звонишь?
– Милый, – шепнула Маргарета, уставившись на дырчатую фанерную стенку перед собой и ковыряя мизинцем и без того расковырянную дырку. – Не сердись! Я просто очень соскучилась… Мы не могли бы встретиться сегодня вечером?
Возвращаясь домой, вскоре после полуночи, она выдумала себе некоего кузена из Стокгольма. Она встретила его в гостях у Андерса, нет, лучше у Расмуса, потому что Марго его не знает… Кузена звали Петером, и был он слишком хорош, чтобы существовать в реальности. Блондин с прической под Битлов. Голубоглазый и загорелый. Любит играть в теннис. Его папа – владелец автосалона, а сам он собирается стать адвокатом. По знаку – Скорпион. Любимый цвет – синий.
Марго, сидевшая на пышном диване в гостиной в своем розовом халатике поверх «грации» и в тюрбане из махрового полотенца точно такого же оттенка, купилась на Петера на счет раз.
– А он тебя поцеловал? – Она положила свою пухленькую ладошку на Маргаретину. Пришлось сдержаться, чтобы не отдернуть руку.
– Нет. Он, конечно, попытался, но я сказала «Нет». Позволила ему только в щеку…
– Вот и правильно, – сказала Марго. – Нельзя слишком легко уступать. А вы еще встретитесь?
Маргарета, кивнув, улыбнулась:
– М-м-м… Мы завтра вечером идем в кино. А днем я обещала показать ему город.
Марго, подняв плечи, восхищенно заворковала:
– Дивно! А что ты наденешь?
Маргарета вздохнула про себя, она была измучена и растеряна, и у нее болело в паху, но ничего не поделаешь. За стол и кров надо расплачиваться.
– Не знаю. – Она склонила голову на плечо. – Может, ты поможешь мне выбрать?
Марго фыркнула:
– Прямо сейчас?
Маргарета кивнула.
Они пошли на цыпочках наверх, Маргарета с белыми сапожками в руке, и Марго в розовых махровых тапочках. Интересно, а сколько у нее вообще махровых тапочек? Розовые, голубые, бирюзовые, красные… И к каждым – махровый халат такого же цвета. Очень важно, чтобы все было в тон. Если не в тон, значит, тебе не хватает стиля.
В Маргаретиной комнате в тон было все. Иногда начинало казаться, что сама Маргарета – только аксессуар, последняя деталь, придающая интерьеру завершенность. Для девочкиной комнаты нужна как минимум девочка. Марго купила ковры, гардины и покрывала в Лондоне за год до того, как в доме появилась Маргарета. Она просто не могла пройти мимо! Подумайте сами: одинаковые розочки на гардинах и на покрывале! Такое только в Лондоне и найдешь – а не в этой унылой стране с социалистами у власти! Всю свою жизнь Марго мечтала иметь дочку, хорошенькую девочку-подростка, чтобы она жила в комнате с цветастыми коврами, и, увидев наконец эти ковры, она поняла: все, пора! Все очень складно получилось. Чиновникам из комиссии по делам несовершеннолетних достаточно было одним глазком заглянуть в эту виллу, чтобы понять, что для приемного ребенка это идеальное место. Просто мечта любой девочки! Но инстанции повыше тоже были задействованы. У всякого человека есть свой ангел-хранитель, а у Марго он к тому же очень энергичный. Его зовут Астор – разве она не говорила?
Они уже успели добраться до верхнего холла, когда равномерное гудение, слышавшееся все время, пока они шли по лестнице, вдруг оборвалось. Марго застыла.
– Шш-ш! – Она приложила палец к губам. И обе стояли совершенно неподвижно, пока храп Генри не послышался снова. Марго хихикнула:
– Я боялась, он проснется… А нам ведь этого не нужно, а?
Маргарета, улыбнувшись, покачала головой.
– Иногда нам, девчонкам, надо чуточку побыть одним, – сказала Марго, открывая дверь в Маргаретину комнату. – Посмотрим, проказница, что у нас за гардероб…
Они занимались этим с полчаса – и все без толку. Маргарета натягивала на себя наряд за нарядом и поворачивалась перед зеркалом. Марго подперла голову рукой, и вид у нее становился все более удрученный.
– Нет, – сказала она. – Это не годится. Надо с утра выйти в город… Я видела жутко миленькое платьице, желтое с зеленым, в этом новом бутике на Дроттнинггатан. В бутике? Или в бутике? Какое надо ударение?
Маргарета, кивнув, улыбается: пилюлю нужно подсластить:
– Мне же завтра с утра в школу…
– А. – Марго махнула рукой. – Я тебе справку напишу. Да это недолго, ты успеешь до конца занятий…
– Но завтра же суббота. Короткий день.
– Да наплюй. Ты относишься к этому чересчур серьезно, девочке вообще не обязательно становиться студенткой. И не говори Петеру, что выбрала естественные науки, а то он испугается. Мальчишки не любят слишком умных девочек, я тебе уже говорила.
Прежде чем Маргарета успела ответить, дверь открылась, в холле стоял Генри в стариковской полосатой пижаме. Штаны вздулись спереди – у него была могучая стойка.
– Пойдем, Марьит?
– Марго, – резко поднявшись, раздраженно поправила она. – Марго, а не Марьит. Когда ты выучишь… – И, торопливо глянув в зеркало, она облизнула губы и приготовилась сдаться.
По-быстрому почистив зубы, Маргарета торопливым шагом возвращалась из ванной к себе в комнату и зажимала уши ладонями. Бесполезно: любовные игры Генри были громогласны. Его стоны все равно пробивались в уши.
Теперь она уже знала, что мало заткнуть уши ватой, от рева Генри можно оградить себя, только если крепко-крепко нажать указательными пальцами на козелки. Тогда ничего – можно забраться в постель и притвориться, что в доме не происходит ничего особенного.
Но сложность была в том, что спать в таком положении она не могла. Дома – у Тети Эллен – она всегда спала в царской позе, на спине, закинув руку за голову. Тогда сон приходил в считанные минуты, а теперь она подолгу лежит и не может заснуть. Что плохо. Ей больше нравились ее сны, чем ее мысли, а когда лежишь в кровати и не спишь, то от мыслей никак не отделаться. Ночь за ночью она вела тяжбу сама с собой. Кто такая Маргарета Юханссон? Кто она? Человек с постыдной тайной. Обманщица. Лицемерка.
Но при всем том она понимала, что выбора у нее нет; она не представляла себе, как можно прожить в этом доме без вранья. Начни она говорить правду, и с ней поступят так же, как с тем надоевшим пуделем, которого Марго в прошлом году велела усыпить. Правда, ее Марго вряд ли повела бы к ветеринару – подобному решению как-то недоставало бы стиля, – но выпроводили бы ее отсюда – это как пить дать. И только одному богу известно, какими бы оказались новые приемные родители. Не говоря уже о новой школе.
При этом к Марго она относилась в общем неплохо. Иногда раздражалась, но куда чаще жалела. Было что-то трогательное в этой походке вперевалочку и всегда тщательно подобранных и неизменно плохо сидящих на ней нарядах. Марго никогда никому не показывала своих волос – когда на ней не было очередного синтетического парика, она накручивала на голову махровое полотенце. Но на самом деле она оказалась вовсе не лысая, – иногда из-под тюрбана выбивались короткие тонкие прядки. Просто ей не хотелось их показывать, как не хотелось показывать свое тело. Она никогда не снимала тугой «грации» и надевала ее даже под купальный халат, когда изображала из себя эдакую разнеженную малышку, лениво развалившуюся на диване после душистой и пенной ванны. Прошлым летом она целыми днями не снимала «грации», парика и нейлоновых чулок, несмотря на тридцатиградусную жару. Тогда-то Маргарета и поняла, что Марго стесняется своего тела – иначе зачем бы ей так его прятать.