Булат Ханов
Аптечка номер 4
✳
Москва
directio libera • 2023
УДК 821.161.1–313.1
ББК 84стд1-443
Х19
Работа над книгой частично веласьв резиденции Дома творчества Переделкино
Ханов, Булат
Аптечка номер 4. М: directio libera, 2023. — 192 с.
Повесть Булата Ханова посвящена всем тем, кому выпадет жить в прекрасной России будущего, а также прошлым, нынешним и будущим эмигрантам.Это роуд-стори о возможности спастись бегством из непридуманных обстоятельств.
ISBN 978-5-6050668-3-5
Оглавление
Мир ловил их
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
Мир ловил их...
Эта повесть — про Гензеля и Гретель. Напомню, это мальчик и девочка из старинной немецкой сказки, которых как только не убивали и как только не предавали взрослые. В сказке дети спаслись, потому что им очень хотелось выжить, а еще они были умными и милосердными. Мальчик и девочка из повести «Аптечка номер 4» родились в другом времени и в другой стране. Но взрослые вокруг все так же верны себе и если не могут отделаться от поколения некст по-тихому, то пытаются его сожрать. Кстати, в этой книге, как и в старинной сказке, тоже есть пряничный домик с ведьмой — за долгие века в нем переменилось все, кроме сути. И в пряничном домике по-прежнему происходит самое страшное: рушатся последние надежды на то, что с этой судьбой и с этой страной можно хоть как-то договориться. Гензель и Гретель нашего времени снова пытаются выжить, хотя теперь их инструментарий — не ум и сердце, а образование и убеждения. Смогут ли они сказать о мире взрослых, — то есть о нашем с вами мире, — что он ловил их, но не поймал?
Павел Решетников
1
— Сначала думал, что это для неисправимых вводят. Для педофилов, для душегубов конченых. Помните ведь Тульского сборщика? Какие мерзости вытворял…
Тульского сборщика — точнее, его образ из СМИ, — я помнил прекрасно. Журналисты постарались, чтоб каждая деталь. Маньяк охотился на маленьких девочек, потерявших отцов, и ложкой выковыривал жертвам глаза. На процессе тип лыбился в камеру и нахваливал гуманное российское правосудие, которое в любом случае сохранит ему жизнь.
Из каждого утюга толкали мысль, что пощадить выродка будет величайшим преступлением против человечности. Больше остальных усердствовал патриарх.
А теперь я ехал в прокуренном салоне и слушал по радио, как высшую меру присудили какому-то растратчику. Снова не педофил, какой сюрприз.
Двадцать третий приговор за неполный год. Многие со счета сбились.
— В Америке тоже смертная казнь есть, — продолжил водитель. — Гонят по вене хлорид калия и снимают на камеру, как человек без воздуха корчится. Звери просто.
— Живодеры проклятые, — сказала Зарема. — А как они Югославию бомбили, ух!
Водитель не распознал иронию.
— Ирак еще, — сказал он. — Афганистан, Ливию. Белым фосфором выжигали.
— Вьетнам, — продолжила Зарема. — Лаос.
Я осуждающе посмотрел на нее. Договорились же.
Иногда у меня складывалось впечатление, что в глубине души Зареме происходящее нравилось. Сама идея смертной казни открывала горизонт возможностей. На это я намекнул подруге, напарнице, попутчице, как ее там, — в первую встречу.
Мы гуляли в парке. Там уже не стригли газон и не продавали мороженое, как три года назад. Удивительно, как мало надо, чтобы придать пустынный облик.
— Они распахнули ящик Пандоры, — сказала Зарема. — Все, кто топил за отмену моратория, испытают последствия на своей шкуре. Спорить готова.
— То есть вы, клятые коммуняки, как только придете к власти, первым делом зачистите старую элитку? — уточнил я.
— Ты против?
— Левакам не терпится развязать новый террор. И нет лучшей отмазки, чем преступления прежних властей.
Зарема остановилась.
— Во-первых, никакие они не прежние, а очень даже нынешние. А во-вторых, тебе самому страсть как хочется, чтобы упырей, которые тобою правят, свергли и стерли в порошок. Ты мечтаешь о народных мстителях, которые бы воплотили твои фантазии о насилии над «элиткой». И когда фантазии воплотят, этих мстителей ты, весь такой в белом пальто, обзовешь садистами и террористами. Я права?
Судя по всему, своим вопросом я попал в цель.
Зарема тоже выстрелила в яблочко.
Прозвучит до неприличия романтично и старомодно, но познакомились мы в приложении для свиданий.
На аватарке она, завернувшись в красный флаг, встречала на балконе летний рассвет. Зарема, 23.
С первой встречи она взяла высокую планку доверия:
— Чего ты больше всего боялся три года назад?
— Полысеть к сорока. Особенно спереди.
Чистая правда. С отвращением воображал картину, как плешь пойдет в наступление одновременно со лба и с боков. Медленно и неумолимо выжрет пространство до самой макушки, устроит там пустыню. Если уж лысеть, то с темени.
— А я боялась родинки под нижней губой, — Зарема ткнула пальцем, чтобы я уж точно не ошибся. — С возрастом новообразования увеличиваются. К тому моменту, как стану старушкой, моя родинка вырастет до неприличных размеров. И из нее будут торчать длинные седые волоски.
В памяти всплыли образы из ужастиков. Когда у героя то щупальца проклюнутся, то брюхо покроется мохнатым черным панцирем.
— Я и сейчас боюсь, — добавила Зарема.
— Мы еще не в каменном веке, — сказал я. — У нас есть клиники, где с такими страхами борются с помощью лазеров.
— Вопрос денег и доверия. Денег и доверия. Один хирург напортачил. Удалил родинку неправильно, из-за чего у пациентки пошло заражение.
С родинок и лазеров Зарема без пауз переключилась на рассказ, как она два месяца питалась исключительно макаронами с острым соусом. Затем рассказала, как центр по борьбе с экстремизмом разгромил профсоюз айтишников и посадил его главных активистов. А после внезапно предложила релоцироваться.
— Давай сбежим отсюда? За границу.
Честно говоря, мне никогда таких предложений не делали. В первую секунду подумал даже, что это свежие мошеннические методы. К тебе втираются в доверие, чтобы подбить на побег. В один чемодан ты собираешь все документы, банковские карты и драгоценности. Чемодан забирают, тело закапывают в лесу. Где-нибудь в краю березового ситца.
— Если это какая-то бандитская многоходовочка, сразу предупреждаю, что я нищеброд. У меня нет сбережений, квартиры, машины. Мой ноут грузится пять минут, а телефон сделан в давние времена, до уханьских вирусов и военных операций.
— Ты серьезно?
— Почти.
Зарема театрально хлопнула себя по лбу.
— Если бы это была какая-то бандитская многоходовочка, я бы выбрала в жертвы кого-нибудь другого. Того, кто, по меньшей мере, не выкладывает в приложухи для знакомств фото с шаурмой.
— Фото для прикола, — обиделся я.
Грубость мало располагала к тому, чтобы броситься за незнакомкой через кордон. Ради таких женщин от погранцов не бегают и в тюрьму не садятся.
— Интересно получается, — сказал я. — Ты меня ни во что не ставишь, зато зовешь с собой в опасную миссию. Типа сбежим за бугор, чего тут такого. И это первому попавшемуся парню.
Зарема убрала улыбку.
— Во-первых, я смеюсь не над тобой, а над твоими опасениями, будто ты привлекателен для мошенников.
Сомнительный комплимент. Если это он.
— Во-вторых, я и сама нищебродка. Макароны с острым соусом — это не по любви. И в-третьих, не первому. Двое отказались.
— Почему? Не оценили твою вежливость?
— Идею автостопа они не оценили.
Чтобы объяснить, почему она хочет релоцироваться, Зарема зашла издалека, с самого детства.
Мама оставила ее, когда Зареме исполнилось два, и исчезла с радаров. Отец умер год назад от инфаркта и оставил дочери квартирку, полную хлама и флешбэков. Когда органы громили айтишный профсоюз, Зарему как его участницу привлекли к суду. К счастью, в статусе свидетеля, не обвиняемой, но из компании ее все же уволили. С тех пор все IT-фирмы, что государственные, что частные, отказывались брать ее на работу.
И если бы только IT-фирмы. В районной библиотеке ее развернули, изучив соцсети. А с кассы супермаркета сняли через неделю. Сцепилась сначала с покупателем, затем с управляющим.
Поэтому только автостоп. С учетом того, как подорожали билеты на поезд и самолет.
— У меня два варианта: Финляндия и Монголия. Склоняюсь к Финляндии. Добраться до Карелии и пересечь границу в лесной зоне. Я на связи с финскими активистами. Они проконсультируют по деталям и помогут со статусом политических беженцев.
— Надежный план, Уолтер, — прокомментировал я. — Как швейцарские весы.
Зарема пригласила меня к себе, чтобы показать, что у нее все готово к отъезду.
Не знаю, как насчет флешбэков, но хлам и правда вызывал жгучее желание очистить хрущевскую однушку под ноль и отскоблить ее для новой жизни. Красный флаг свисал с вешалки между джинсовкой Заремы и потертой мужской курткой большого размера. Вдоль книжного шкафа громоздились коробки, до краев полные дребедени, утратившей всякий практический смысл. Пузырчатая пленка, алюминиевая лента, электробритва, упаковка бумаги, банный веник, запутавшийся в шнуре утюг — все это бесхозно пребывало на полу и на подоконнике. Утюг посовременнее стоял на письменном столе рядом с электрочайником.
— Тот самый флаг с аватарки? — спросил я.
— Тот самый. И я не то чтобы его люблю. Коммунистам давно нужен ребрендинг. Пора покончить с кланом Зюгановых и стряхнуть с плеч нафталин.
Из кухни притащился серый кот и важно изучил мои стопы.
— Гречка, — Зарема выкладывала передо мной вещи. — Сухари. Сахар. Фасоль. Острый соус. Соевая паста. Огниво. Спальник. Еще спальник. Палатка. Просторная, на двоих. Жидкое мыло. Газовая плитка. Баллоны.