И Персее подумал, что это монотонное движение выдает глубокое горе девушки.
- Ты не могла бы посидеть спокойно? - попросил он.
- Я спокойна... Сейчас совершенно спокойна.
Персеc Мажан не сомневался, что Урсула, перестрадав, выстроила свою логическую цепь и пришла к каким-то определенным умозаключениям. Вот только насколько верны ее выводы? Если бы можно было узнать, что она решила...
- Ну, а Зенон? Что ты знаешь о нем?
- Пожалуй, очень мало.
У Мажана засели в голове слова администратора гостиницы о том, что Зенон предвидел свою близкую кончину, ждал ее с завидным хладнокровием.
- Когда вы познакомились?
- Очень давно... Лет семь-восемь назад.- Она глубоко вздохнула. - Тогда это был веселый и беспечный человек. Через несколько дней после нашего знакомства он предложил заключить взаимное соглашение... на десять лет. Это большая редкость. Договоры заключаются обычно на два или три года. Мне казалось, Зенон любил меня. Позже я поняла, что он любил только себя.
- Он с Леты?
- Да.
- Раньше он был беспечным... А потом?.. Не хочешь ли ты сказать, что у него появились заботы и тревоги?
- По-видимому, да.
- Чем он занимался на Лете?
- Не знаю. Он не любил рассказывать о себе. Только часто повторял, что я для него все.
- То есть?
- Не знаю. Когда он так говорил, мне становилось очень хорошо. А ему нравилось, когда я была веселой и считала себя счастливой. "Из нас по крайней мере один должен быть веселым",-говорил он с улыбкой.
- Лочему он так сильно изменился?.. Может, о чем тосковал? Ты не задумывалась над. этим?
- Нет, не задумывалась... До встречи с Оскаром. После этого состояние Зенона стало беспокоить меня. Мне казалось, он знал или догадывался, что мы с Оскаром любим друг друга.
- Он делал какие-нибудь намеки?
- Нет, никогда, - сказала Урсула, - а может, Зенон об этом и не думал... Он был человек замкнутый.
- Попробуй вспомнить, Урсула. Это чрезвычайно важно... У него когда-нибудь было желание покинуть Виланк навсегда?
- Последние несколько лет,, уезжая к себе на Лету, он всякий раз при прощании повторял, что больше сюда не вернется. Первый раз я поверила ему и почувствовала себя несчастной. Но очень скоро я полюбила Оскара... Никакого соглашения Оскар мне не предложил, это не нужно было ни ему, ни мне. А вскоре неожиданно вернулся Зенон. Я сейчас припоминаю, он был тогда какой-то печальный. Даже встреча, со мной не обрадовала его. Каждый раз он приезжал совсем не надолго. И, возвращаясь на Лету, говорил: "Теперь я уезжаю навсегда". Но я уже знала, что скоро он опять появится в "Капелле.".
- Как он объяснял свои возвращения?
- Никак не объяснял. "Вот мы и встретились снова", - с грустной улыбкой говорил он обычно. A я уже опасалась его, мне казалось, он подозревал меня в неверности. Мужчины все такие.
Нерсес Мажан поднялся.
- Ты уходишь? - встревожилась она. - Так скоро?
- Сейчас появится надзиратель и предупредит, что время свидания кончается, - объяснил Нерсес Мажан.
- Нельзя ли еще раз...
- Непременно, - сказал Нерсес, - я приду скоро...
- Я так одинока... И это ужасно...
- Одиночество отвратительная штука, - согласился Нерсес Мажан.- Я непременно приду.- Помолчав, аптекарь добaвил: - На твоем месте, Урсула, я бы ничего не скрывал от Линды.
- Нерсес, умоляю, замолчи! - девушка, казалось, была в отчаянье.
- Не волнуйся... Я не собираюсь давать показания вместо тебя. Между прочим, у Зенона обнаружили чековую книжку и всего пять тысяч семьсот двадцать одну купюру наличными.
Урсула в недоумении уставилась на Мажана:
- Какая разница, сколько денег у него нашли?
- Векселя и двадцати тысяч Оскара не оказалось на месте,-пояснил Нерсес.
- Ты хочешь сказать, что...
- Оскар честно взял только причитающуюся ему сумму, свой проигрыш. И не подумал, что тем самым выдает себя.
- Нерсес, он говорил, что мы не сможем уехать! - воскликнула Урсула... Так и сказал: "Не сможем... я спустил все, что у меня было".
- А может, он не хотел ехать с тобой?
- Нет! Что ты говоришь! Этого не может быть!
- Поразмысли-ка, - настаивал Нерсес, ласково погладив девушку по руке.И стоит ли в таком случае молчать?
Она покачала головой.
- Подумай.
- Нет... Мне все равно... Если даже ты и прав.
Она скрестила на груди руки и в раздумье посмотрела на Мажана.
- Сейчас, пожалуй, легче станет... если... Нерсес, я даже сама себе не нужна. Значит, он не хотел уезжать со мной?..- она помолчала, потом произнесла почти шепотом: - Я не стану молчать, Нерсес. Я буду говорить.
- Расскажи все, все без утайки, - обрадовался Нерсес.-по-моему, Оскар просто недостоин тебя.
- Я придумаю увлекательную историю. - Урсула улыбнулась. Увлекательную историю о том, как я убила Зенона. Он сможет уехать один... Линда обрадуется...
- Урсула, ты сошла с ума!
- Сегодня же все придумаю.
Мажан беспомощно огляделся.
- Ты не в своем уме... Подожди хотя бы дня два-три... Я поищу Оскара и переговорю с ним. Он не станет ничего скрывать от меня. Прошу тебя, не выдумывай никаких историй. Обещаешь?.. Ну, дай слово, что хотя бы будешь молчать.
Урсула стояла бледная, бессильно опираясь рукой о стол. Потом она вдруг бросилась к аптекарю и прижалась к его груди, глухо выкрикивая сквозь рыдания: "Нерсес! Нерсес!" Послышался стонущий лязг отпираемого засова...
Сквозь полуприкрытые веки Нерсес Мажан видел прозрачное небо, в глубине которого вспыхивали крошечные искры, они кружили, то замедляя, то ускоряя свой ход.
Невесомые, неуловимые, как воспоминания, таяли, улетучивались, оставляя после себя тоску и печаль.
Мажану пришло в голову, что он никогда раньше на задумывался о, том, куда исчезают из памяти горестные или радостные, воспоминания о тех событиях, которые прежде глубоко волновали человека. Куда ушли, например, Эстер, Коротышка Маджо, бархатные осенние дни, придававшие столько прелести планете Джузароки?
Осень Джузароки. Кончалось лето, и в несколько дней ярко-синий мир превращался в красный, а потом - в зеленый. Воздух делался звенящим, ласковым, и спеющие виноградные гроздья в саду жадно насыщались солнечными лучами...
Всякий раз, когда в Капутане приближался час сбора плодов, отец Нерсеса возвращался из космоса. Сейчас даже трудно сказать, то ли отец возвращался к началу сбора ц винограда, то ли его возвращение возвещало начало сбора...
- Нерсес, ты слышишь меня?..
Высокий, крейко сбитый и сильный отец ловко срезал тяжелые гроздья с белыми, розовыми или черными ягодами, покрытыми тонким матовым налетом.
А спустя несколько дней в глубине сада, под навесом, отец с сыном давили виноградный сок. Крупные ягоды лопались, словно пузырьки газированной воды: члоп, члоп, члоп!
- О чем ты думаешь, Нерсес?..
И густой виноградный сок, от которого першит в горле...
Из большой белой кружки Мажан-отец сначала давал напиться сыну, затем пил сам. Какой сладкий сок!.. Вскоре он начинал бурлить! Снова лопались пузырьки, только более тихо, ласково. Ежедневно они спускались в погреб, чтобы послушать новую, пьянящую песню, винограда и солнца.
В подвале было прохладно и торжественно, как в огромных пещерах Джузароки.
Не любишь ты меня, Нерсес...
Осень дряхлела. Все чаще, когда легкий послеполуденный ветер скользил над лесами и лугами срывались покрасневшие и желтые листья, кружили в воздухе, играя с лучами заходящего солнца, неторопливо стелились по земле, удобряя почву.
- Нерсес, ты думаешь об Урсуле?
Спешащие дни складывались в недели. Вязкий сок винограда превращался в вино, луга и леса щеголяли пышными красками, Мажан-отец уезжал на патрулирование и вновь возвращался. Приближалась синяя весна.
Сейчас я оболью тебя водой!.. Не пугайся...
В ту же секунду Нерсеса окропили холодные колючие брызги. Он вскочил с места и сел, ошеломленно озираясь.
Забель смеялась, и под купальником четко обрисовывались ее вздрагивающие груди.
Нерсес Мажан перевернулся на песке и лег, подперев лицо ладонями, пытаясь охватить взглядом страстно и беспокойно колышущееся море. Под яркими солнечными лучами вода стала зеленой, упругие волны с упрямством бились о песок, а сильный ветер взбивал на них белую пену. После отлива песок еще несколько минут продолжал жить в пене.
У пены была своя мелодия. Нерсесу Мажану хотелось вслушаться в нее, но шум моря был сильнее. И все-таки он успел понять, что пенная песня немногим отличается от гимна давильни - и там и тут звучит голос Жизни...
Лежа на спине, Нерсес видел на мглистом фоне моря и неба короткие кудри, длинную шею, под тонкой кожей которой пульсировали синие жилки, высокие крепкие холмики, спрятавшиеся под полосатой тканью, видел тело, дышащее мелкими каплями пота, и слегка раздвинутые ноги, тронутые загаром, нежные и хрупкие в своем совершенстве и одновременно выносливые и сильные.
Обхватив руками смуглые золотистые плечи, Забель задумчиво смотрела на море.
Она казалась Нерсесу частицей буйной стихии, торжествующей вокруг.
Мажан прикрыл глаза...
- Нерсес, не спи!
Он не спал.
Он прислушивался к шуму моря, к песням пены, веселому и грустному голосу Природы. Он чувствовал, что он сейчас не просто человек, получивший в дар длительную молодость, он осознавал себя частицей самой Жизни.
Невероятно было, что все это он испытал на Виланке.
Ведь Виланк был планетой самообмана, планетой, где господствовал культ Удовольствия, где считалось чудачеством заниматься чем-то другим. Думать, например.
...Каштановые, бронзовые, золотистые кудри. Эстер или Забель? Синие луга и Коротышка Маджо, а может быть, Смуглый Ноэль? Налитые солнечными лучами золотые виноградины, из которых брызжет волшебный сок... И большая планета Виланк, которая в его воспоминаниях становится все меньше и наконец превращается в маленькую строчку из 137-го дополненного издания "Полного галактического справочника" Бенедикта.