– Леший отравил его в газовой камере, сооруженной из контейнера.
По телу старика пробежала судорога, он схватился за сердце и простонал:
– Остановите машину!
Когда машина прижалась к обочине, Чижов открыл дверцу, чтобы впустить свежий воздух. Старик дрожащими руками порылся в кармане куртки, достал таблетку, положил в рот. Посидев немного с закрытыми глазами, он тихо проронил:
– А меня же немцы тоже травили в газовой камере… Вы правду мне сказали, что его таким способом убили?
– Вас травили в газовой камере?! – чеканя каждое слово, спросил Чижов, пораженный услышанным. – Как и сына?.. Вернее, сына, как вас?!
– Да, я прошел через газовую камеру, не дотравили тогда фашисты, наши спасли… Меня не смогли убить – достали моего сына! Говоришь, он в камере закончил жизнь? – еще раз переспросил старик опера, до конца не веря его словам.
– Да, в контейнере, из которого соорудили газовую камеру специально для убийства.
– Разве такое возможно сейчас?.. Не думал, что потомки тех фашистов еще живы и продолжают свое черное дело, – недоуменно проговорил старик.
– Я сам был потрясен, когда узнал про это, – тихо проговорил сыщик. – Уму непостижимо, такого у нас никогда не было… Вы были в плену у немцев?
– Да, был, – ответил старик, продолжая держаться за сердце. – Воевал-то я всего четыре дня, но убил немцев столько, сколько некоторые не убили за всю войну. Попал без сознания в плен… А ведь сыну я всегда говорил, что он родился в счастливое время и никогда не увидит газовую камеру. А получилось так же, как со мной… Как зовут этого убийцу?
– Леший. Фамилия такая.
– Знал одного надзирателя в концлагере с такой фамилией – вроде бы сочувствовал нам, но оказался провокатором. Жаль, не удавили гада – убежал с немцами. А семя его гнилого племени взошло здесь, на холодной северной земле.
– Однофамилец, наверное, – проговорил Чижов, впечатленный рассказом старика. – Леших-то много ходит-бродит по миру, среди них хороших людей, думаю, достаточно.
– Для меня они навсегда останутся предателями, – твердо заявил старик и приказал водителю: – Сынок, трогай.
Прошло десять дней. Леший был арестован и отправлен в следственный изолятор, его подругу Глашу отпустили за неимением улик, сварщик Сергей Лихов стал основным свидетелем обвинения и исправно посещал следователя.
Чижов перерыл все журналы по учету неопознанных трупов в морге, изучил разыскные дела по фактам обнаружения тел безымянных мужчин.
Оперативнику однажды улыбнулась удача: ему удалось найти сведения об обнаружении трупа Онищенко Мирона на тыльной стороне городского парка у водоема. Личность жертвы была установлена по пальцам, которые успели разбухнуть на весенней полынье. Много трудов приложил эксперт, чтобы снять дактилоскопию с внутренней стороны эпидермиса пальцев. Вскрытие показало, что Онищенко скончался от острой сердечной недостаточности, был похоронен как безродный. К сожалению, судебный медик, занимавшаяся вскрытием тела Онищенко, уволилась и уехала на постоянное место жительства за пределы республики, поэтому оперативник решил встретиться со знакомым медицинским экспертом и поговорить про обстоятельства исследования трупа.
Эксперта он застал на работе.
– Павел Игнатьевич, здравствуйте, – поприветствовал опер судебного медика. – Нужна консультация.
– Здравствуй, Олег. Слушаю, говори.
– Мы взяли одного убийцу, который травил людей угарным газом. Он признался еще в нескольких убийствах, но я запутался в трупах. Вернее, преступник специально нас запутал, меняя обстоятельства совершенных преступлений. Речь идет о некоем Онищенко Мироне, труп которого обнаружили недалеко от парка, но убийца утверждает, что выбросил его еще до ледохода в реку.
– И какая нужна от меня помощь? – глянул поверх очков медик. – Это не по моей части. Докажите, что он выбросил труп не в реку.
– Павел Игнатьевич, это докажем. Меня волнует другой вопрос. Вскрытие трупа проводила Владимирова, но ее сейчас нет…
– Да, Ольга Ивановна переехала в Калугу к дочери. Какие вопросы появились по поводу исследования трупа этого Онищенко?
– Дело в том, что преступник признается, что убил его путем отравления угарным газом, а Владимирова причиной смерти указала острую сердечную недостаточность.
– Вполне возможно, одно другого не исключает. Оксид углерода при соединении с гемоглобином образует карбоксигемоглобин – крайне стойкое соединение, неспособное выполнять функции переносчика кислорода к тканям и потому обуславливающее развитие их острого кислородного голодания. Сохраняется двое-трое суток после смерти, имеет ярко-красный или розовый цвет. В случае наличия у исследуемого лица при жизни выраженной сердечно-сосудистой недостаточности или если он на момент смерти находился в состоянии алкогольного опьянения, то эти обстоятельства могли вызвать моментальную смерть. А если в постановлении о назначении экспертизы следователь или участковый конкретно не задал вопрос, отравился ли человек оксидом углерода, то гипотетически эксперт мог упустить этот факт из виду.
– А внешний вид трупа – розовый цвет кожных покровов, алая жидкая кровь – неужели эксперт не обратила на это внимание?
– Это смотря через какое время после смерти труп поступил к нам. В силу своей значительной стойкости карбоксигемоглобин выявляется в трупе в течение длительного времени, но если он пролежал на улице месяц, то я не знаю…
– Полгода.
– Ну, тем более.
– Но он сохранился хорошо, была зима.
– Химические процессы идут даже при отрицательной температуре.
– Получается, убийство мы не сможем доказать? – с досадой проронил оперативник.
– Будет очень сложно, если не сказать невозможно. Хочешь подкинуть хорошую пищу адвокатам?
– Адвокаты дьявола!.. – со злостью воскликнул опер. – Павел Игнатьевич, откуда пошли такие защитнички? Я помню адвокатов советской эпохи, их сейчас остались единицы. Я наслаждался их речью во время суда – это ораторское искусство! Они не отрицали явное – если убил, так убил. Защитник с советской школой подготовки в каждом преступнике искал его положительные человеческие качества, причины, толкнувшие к убийству. Уже во время суда человек начинал очищаться от греха. А сейчас что? Адвокаты тупо предлагают убийцам отказаться от очевидного, а при наших деградированных судах это им иногда сходит с рук. А ведь адвокат, зная, что его подзащитный – убийца, и при этом утверждая на суде, что он невиновен, берет часть греха на себя. Я имел дело с сотней убийств и не припомню ни одного случая, когда убийца, в том числе и тот, вину которого не доказали, жил счастливой жизнью. Кара настигает всегда – не его самого, так его родных. Исключение составляют те, кто по-настоящему осознал вину и раскаялся перед Законом и Богом.
– Что поделаешь, это издержки времени, – пожал плечами эксперт. – Сейчас все измеряется деньгами, а, как известно, деньги не пахнут.
– Пахнут, еще как пахнут, – горько усмехнулся сыщик. – Плохо, я так надеялся на экспертизу. Получается, что и по остальным трупам, если их найдем, будет такая же картина?
– Каждый конкретный случай надо рассматривать в отдельности, но примерно так и будет. Боюсь, что этот ваш убийца нашел совершенный способ избавиться от человека. Папе Римскому Александру VI приписывают изречение о том, что нет идеальнее преступления, чем отравление. Его еще называют Аптекарем Сатаны. Так вот, ваш убийца – Аптекарь Сатаны и есть.
– Плохо, – повторил сыщик, прощаясь с экспертом. – Этот «Аптекарь» всех нас обхитрил.
На следующий день Чижова вызвали в республиканскую прокуратуру. Чудаковатый следователь, над которым за глаза смеялись и всячески отказывались вести с ним совместные дела все оперативники, встретил сыщика вопросом:
– Олег Иванович, а вы знаете, что в ваших рядах появились предатели?
Зная странность следователя, сыщик изобразил крайнее удивление:
– Ой, кто же это?!
– Я сейчас рассматриваю жалобу гражданина Лешего Юлиана Георгиевича, который находится в следственном изоляторе. Он пишет, что ваши оперативники вывезли его в лес, повесили за ноги на дерево и избили палкой. С оперативниками был преступный авторитет по фамилии Матов, который также принимал активное участие в пытках. Поэтому он вынужден был признаться в убийствах, которые он не совершал.
– Извините, откуда вы знаете, совершал он убийства или не совершал? – перебил следователя сыщик. – Вы изучали дело, разговаривали со следователем городской прокуратуры Олейником?
– Нет, с Олейником не разговаривал и дело не изучал. Но тут же явно видно, что человека заставили признаться в убийствах.
– Вот изучите дело, а потом делайте выводы. А для начала вызовите этого Матова и поговорите с ним, как он избивал Лешего.
– А как мне его найти?
– Вам его привезут, назначьте время, – жестко ответил сыщик и спросил: – Когда вам звонила Бедова?
– Вчера… Постойте, какая Бедова? – помялся следователь. – Никто мне не звонил, я самостоятельно веду расследование.
– Понятно, – улыбнулся опер и, покидая кабинет, бросил: – Матова вам привезут.
Вечером позвонил Олейник.
– Олег, ну и идиота ты направил ко мне из республиканской прокуратуры! Совершенный бездарь, изображающий из себя Пинкертона. Я ему все объяснил – он ушел, озадаченный.
– Ему звонила Бедова, – рассмеялся сыщик. – Я его влет поймал на пушку.
– Ну и пусть идет он на ***! – выругался следователь. – Еще бы я отчитывался какому-то дураку! Что по трупам?
– Плохо, Игорь. У Онищенко острая сердечная недостаточность, остальных четверых не можем найти. Труп Щукина до сих пор не обнаружен, а по Геворкяну, кроме показаний самого Лешего, от которых он уже отказался, у нас ничего нет.
– Действительно плохо, – тяжело вздохнул Олейник. – Придется дело в суд направить только по Андрейченко. А вы продолжайте работать, добудьте что-нибудь для поддержки штанов.
– Будем стараться, Игорь.