А тут и постовые… необразцовые. Притормозили на своем ППС типа БМВ: двоих забрали на заднее сиденье, а две оставшиеся еще долго с ними через переднее окошко переговаривались, но мирно, по-товарищески.
Что сразу бросается в глаза, так это товарищество. О чем они могут так подолгу, так оживленно жестикулировать? И не скучают.
А тут еще новый поворот: будто родили на всех ребеночка. Передают кулек из рук в руки, улыбаются, даже через улицу видно, как лица освещены. Как у Мадонны.
Я сначала эту цыганку за их начальницу приняла, за разводящую, потом за няньку. Она отбирает ребеночка и уходит за цветничок, на газон, в тень трансформаторной будки. Там сидит, сторожит не то девушек, не то ребенка.
Я как-то отвлеклась, задумавшись о внучке: только бы не залетела, не привела кого… Тут-то и подъехал воронок, белый-белый, загородил девочек. А отъехал — ни одной не осталось. Как я главное прозевала?
Девочки исчезли. Вдруг появились работяги в желтых куртках и касках, как большие подсолнухи на зеленом газоне, и стали закапывать клумбу.
Хорошо, что я внучке квартирку-то завещала. Вот она мне и помогает. Что так долго не идет?
И фамилию писателя не узнала! Ткнула телевизор, а шоу уже кончилось.
А ведь «Рассказ» я тогда не выкинула!
Там он и лежал, между письмами второго мужа и письмами того, кто так на мне и не женился.
Желтенький уже, старенький, два машинописных лепестка… Помечено «Март 1955», и подпись неразборчива. Лишь в уголке от руки, наверное, поиски заглавия:
«Построение реальности» — зачеркнуто — и «Взгляд». Вот такой он, а не в заморских ботинках! Конечно, это он, тот мальчик! Что он понимает в жизни!
А ведь правду написал: я была красивая.
Лестница
Ты много пережил и имеешь терпение и для имени Моего трудился и не изнемогал.
Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою.
Протоптал дорогу к Богу,
видно, трудную дорогу,
почти к самому порогу —
долгий путь.
Что-то — для конца маршрута,
здесь ступени слишком круты,
очертания их смутны —
лег передохнуть.
Отдышался — вдоль ступеней
в ряд стоят родные тени,
пустоваты, не при теле —
и туннель насквозь.
Это что же за загадка:
слева дедка, справа бабка? —
бабка с дедкой врозь.
Это что же за загвоздка:
справа дядька, слева тетка… —
и зовут…
— Вы меня? родные, здрасте;
что за ужасы и страсти?
почему вы лишь отчасти?
что вы тут?
— Подымайся пободрее,
поднимайся побыстрее,
обнимайся поскорее — успевай!
— Я сижу здесь не из лени:
слишком круты здесь ступени,
слишком дует из туннеля —
здесь не рай…
— Ничего, теперь не бойся,
ни о чем не беспокойся,
потихонечку устройся —
здесь приют.
— Что за странная погода!
Что у вас за время года?
как сурово! нет природы —
птицы не поют…
— В вечность перехода нету:
песен нет, все песни спеты;
нету тьмы и нету свету…
— Это ад?..
— Света нет, зато нет тьмы:
нет богатства, нет сумы;
нет свободы, нет тюрьмы…
— Виноват!
еще ноги мои целы,
еще руки мои белы,
еще жизнь не надоела!.. —
взяли бы в расчет!
— Ты не слишком хочешь много?
ты искал дорогу к Богу?
ты нашел к Нему дорогу?
что тебе еще?
— Я искал дорогу к Богу,
лишь к порогу,
лишь в подмогу —
а не к Самому!
Я не в этом смысле к Богу,
а в том смысле, что дорогу…
не судите слишком строго,
мне не по уму…
— Как с живым с тобой нет сладу;
сила есть — ума не надо,
здесь не рай, зато нет ада,
ада нет почти;
нету ада, нету рая —
не сухая, не сырая
здесь лишь яма долговая —
и плати!
— Ничего я здесь не должен!
я не лягу в это ложе!
я свой путь сейчас продолжу! —
и — застыл…
Силы нет назад вернуться,
обернуться,
оглянуться, —
нету сил.
— Видно, все же подкосила
меня жизненная сила,
видно, духу не хватило —
меня ждут…
И не так круты ступени,
и не так прозрачны тени,
ноги будто опустели —
сами вверх идут.
Видно, впрямь, дорога к Богу —
слишком длинная дорога,
слишком дорого и много…
Господи, прости!
Значит, время свое справил,
значит, я уже отчалил,
значит, я уже причалил…
Боже, пропусти!
Бог сказал: твои печали…
и сказал: все так кончали…
и сказал: все так вначале…
проходи.
Комментарии
Автор начал писать в 1956 году, будучи студентом Ленинградского горного института, так что вполне мог бы себя зачислить в дети «оттепели» и XX съезда. Случилось это так. В институте работало прекрасное литобъединение под руководством поэта Глеба Семенова. Автор случайно забрел, и ему там понравилось. Ему пришлось соврать, что он тоже пишет, а потому начать писать задним числом. Так он начал сразу как профессионал, а не как любитель. Стихи были очень слабы, не как у любителей. Осенью 1958-го я с облегчением взялся за прозу. Как любитель. Никто из друзей прозы не писал.
Да и была ли в Ленинграде оттепель? Блокадный город оттаивал значительно медленнее Москвы, так что когда грянули первые заморозки на почве, они застали еще не до конца вытаявший лед культа и сорок шестого года. Как в тундре, над вечной мерзлотой, едва наметившись лужицами, оттепель вмерзла еще в прежний, а не в следующий лед. Писать-то мы вроде начали, в своей, питерской манере, но напечататься и прославиться, как в Москве, до заморозков не успели.
А нас уже призывали писать «как классики», следовать священной традиции. Только ведь не рассказы и повести писали наши классики — нечто совершенно другое. Оттого и половина ими написанного была вовсе не «художественной»: исповеди, дневники, письма. Они были заняты какой-то другой работой, о которой наш советский молодой автор уже и представления не имел. Что нам переплетать в конце, кухонные наши разговоры? Какие варианты! Их уже быть не могло, если ты хотя бы раз отваживался принести рукопись в издательство и она «нравилась». Начиналась борьба за каждое слово, канонизировавшая изначальный текст в сознании автора. Вариантов могло быть уже только два: написанный и опубликованный. Оставалась одна «художественность». Но та художественность была результатом совсем другой внутренней жизни. Ничего, кроме истории прохождения рукописи, не может предложить современный автор будущим потомкам.
«Автобус» — в «той» жизни автора не печатался. Впервые опубликован в журнале «Студенческий меридиан» № 8 за 1988 год.
«Большой шар» — опубликован в журнале «Звезда» № 1 за 1963 год.
«Но-га» — под названием «Победа» опубликован Г. Красухиным в журнале «Семья и школа» № 3 за 1966 год.
«Далеко от дома» — опубликован Ф.Ф. Сучковым в журнале «Сельская молодежь» № 12 за 1965 год. Рассказ выкроен из неоконченного романа «Провинция», начатого в 1961 году на опыте работы в экспедиции в Забайкалье. Это первый из грандиозных замыслов автора, оставшийся неосуществленным. Материал был использован отчасти в киносценарии «Нарисуем — будем жить» (1966), не поставленном, несмотря на все усилия редактора Михаила Кураева (ныне знаменитого писателя), на киностудии «Ленфильм», зато опубликованном в сборнике «Аптекарский остров». Более полно фрагменты из романа впервые напечатаны в журнале «Литературная Армения» № 5 за 1989 год.
«Пенелопа» — опубликован в альманахе «Молодой Ленинград» в 1965 году. За три года до этого рассказ обошел практически все редакции наших толстых журналов. Он «почти» дошел до Твардовского, не помню, кто из замов этого не допустил. Он был «почти» опубликован в «Молодой гвардии», требовалась лишь врезка. По расчетам редактора, ее мог дать Л. Леонов. Однако он прочитал и отказался. Мне передали его устное мнение: «Парень способный, но совершенно не хочет работать над словом». Поскольку я уже тогда был убежденным противником «работы над словом», полагая, что не я над словом, а оно надо мной должно работать, то вполне согласился с мнением мэтра.
«Бездельник» — опубликован редактором К.М. Успенской в сборнике «Аптекарский остров» (Л., 1968). Сборник опять подпал под кампанию усиления идеологической борьбы, по-видимому, связанную с чешскими событиями. Редактор опять получил выговор, автор смог издать следующую книгу в родном издательстве лишь через восемь лет.
«Инфантьев» — там же.
«Жизнь в ветреную погоду» — впервые опубликована редактором С.В. Музыченко в сборнике «Дачная местность» (М., 1967).
«Записки из-за угла» — впервые изданы на английском языке Присциллой Мейер в сборнике «Life in Windy Weather» (Ann Arbor, 1986). По-русски впервые напечатаны в журнале «Новый мир» за 1990 год и снабжены сноской: «Странно (писал уже разрешенный автор) до сих пор натыкаться на что-то в ящике стола… Мне тогда было столько же лет, сколько минуло с тех пор». И лишь в 1999 году, по инициативе Николая Якимчука, возникла возможность отдельного издания.
Книжка эта написала себя сама в шестьдесят третьем году, в июне, действительно в хорошую погоду, хоть, может быть, и ветреную, на даче, принадлежавшей родителям моей первой жены. Я там жил с женой-красавицей и годовалым ребенком, потому что жить больше было негде, и, по милости, значит, родительской, она была предоставлена нам для выживания. Сейчас ту же историю проделывает мой старший сын, по милости уже моей, проживая с женой на подмосковной даче в Переделкино, в этих писа