- Я обвяжусь кожаными мешками для воды надутыми воздухом. Не думайте про меня. Я попытаюсь пробраться на джонку и поджечь её. Как только она полыхнёт, а паруса там из пальмовых листьев, бросайте носовой якорь не вирая. Ложитесь носом на выход, рубите кормовой и с отливом выскакивайте из бухты. С кормы отдайте линь подлиннее. Если смогу, зацеплюсь. А вы уходите на зюйд-вест на сорок миль, а потом строго на зюйд сто семьдесят миль. Там чуть дальше на зюйд большие острова, вам уже знакомые. Мой товар передадите семье.
- Вы так легко об этом говорите. Вы жертвуете собой? Ради чего?
- Думаю, вам этого не понять, - сказал я задумчиво. - Главное, не жалейте якоря и канаты, и не делайте никаких манёвров до моего сигнала. И хорошо осветите судно сейчас, чтобы они вас видели, но, как только тронетесь, все факела в воду. Света вам будет предостаточно. Я обеспечу. А вас они не должны увидеть. Да... Не сильно отклоняйтесь от горящей джонки вправо, там мель. И будьте готовы встретиться ещё с одним китайцем. А то и с тремя.
О коварстве синцев и искусстве ведения войны я знал много, и полагал, что шансов вырваться у "Санта Люсии" не было. От слова "совсем".
Я вышел на палубу в своих синих льняных штанах и синей рубахе. Вокруг тела я обмотал джутовую верёвку. Рукава и штанины тоже прихватил, чтобы не "парусили" в воде. Обмотал пеньковой верёвкой предплечья и голени. Это добавило мне плавучести и брони.
- "Как в компьютерной игре", - подумал я, спускаясь с борта по штормтрапу.
Мой опыт диверсий в моём мире был не игрой, а простой работой, а тут... Шестнадцатый век, пираты, парусники. Ещё красавиц не хватает, которых надо спасать, и драконов. "Анриал", короче.
Скользнув в воду я поплыл по течению на выход из бухты. Силуэт джонки хорошо просматривался от воды на фоне экваториального звёздного неба. Луна, сволочь, стояла высоко, и сзади меня.
Ещё при свете дня я хорошо разглядел в трубу своеобразную конструкцию посудины. Её баллер руля стоял в решётчатом "слипе", подвешенный на канатах. Вот через него я и собирался проникнуть на вражеский корабль.
Меня вынесло аккурат под борт и мне осталось лишь, перебирая руками, подтянуть себя к корме. Я попытался подняться по перу руля, но с меня потекла вода, впитавшаяся в пеньку, которая хоть и была мной промаслена, но гигроскопичность потеряла не до конца.
Мысленно выругавшись, я стал ждать пока вода стечёт, медленно выкарабкиваясь наверх и направляя стекающие с меня струи по деревянным конструкциям. Отливное течение обтекая корпус тоже издавало похожие звуки, типа журчания, поэтому я был не единственным их источником.
Я легко выбрался на корму, на которой не было надстройки. Кораблик был меньше первого и был намного хуже вооружен. Возле кормовой пушки дремал часовой, который даже не заметил, что его убили.
Спустив аккуратно его тело за борт, я ощупал паруса. Пальмовый лист был сух. Я взял маленький масляный светильник, стоявший на палубе, и поднёс к парусу. Толстый, пятисантиметровый слой легко занялся, и огонь сначала ушёл внутрь, как в сигару, а потом весь парус вспыхнул, как порох. Тоже случилось и со вторым кормовым парусом.
Я скользнул в воду, посмотрел на бухту, и огней каракки не увидел. На джонке послышался китайский ор. Заметив тень медленно проходившей мимо каракки, я замахал руками. Пеньковые канаты, обмотанные вокруг моего тела, плавучесть добавили, но резвости поубавили, и я с трудом успел ухватить проплывавший мимо меня линь, к концу которого капитан догадался прицепить пробковый поплавок.
Я значительно затормозил движение парусника и едва не упустил, скользнувший из рук, конец. Создавая бурун, я приспосабливал тело к буксировке, когда справа раздался пушечный залп.
Ядра ударили по "Люсии". Она сразу ответила, но мне показалось, что по сравнению с вражеским, наш залп был "хилым".
"Люсия" довернула левее, пытаясь выйти из-под обстрела и набрать скорость на ночном бризе. Скорость бриза была, около пяти метров в секунду, то есть всего один узел в час, а справа слышались шлепки вёсел галеры.
- "Приплыли", - подумал я и, увидел наваливающийся на меня борт.
Слегка ободравшись о ракушки и проскользнув под вёслами, я едва успел зацепиться за перо руля, висевшее на такой же странной конструкции.
Не обращая внимание на шум стекающей с меня воды, за кормой вода кипела, как в чайнике, я вылез на корму и заколол двух румпельных матросов. Потом заколол трёх пушкарей левого борта и тут моё везение закончилось. Две последние жертвы вскрикнули и пушкари с правого борта, оглянувшись на вскрик, увидели меня.
Я шагнул навстречу крайнему справа от меня, одновременно уклоняясь от удара здоровенным ножом среднего. Перехватив остриём левого кинжала правую руку крайнего, я проткнул ему предплечье между лучевых костей и поднял его руку вверх. Палаш он выронил и заверещал так, что даже я сильно удивился.
Двое других пушкарей отпрянули, а я, держа свой левый кинжал высоко, спрятался за орущего и сделал выпад в сторону среднего, но не достал. Тем временем мой щит "опал", как сухой лист, видимо потеряв сознание. Я доколол его и получил колющий удар в живот слева.
Палаш скользнул по моей "броне" мне под левую руку. Опустив её вниз я поднял свое предплечье и раздался ещё один ор.
- Что же вы так орёте, - подумал я, насаживая печень противника на правый кинжал и проворачивая его.
Третий противник отступал к трапу правого борта. Я шагнул левой ногой, делая уклон в ту же сторону от удара по диагонали сверху. Палаш прошел по спине, а моя правая рука, держащая нож обратным хватом, прошлась вдоль его печени, потом на противоходе зацепилась за его почку.
Почему-то никто на надстройку не лез и убить меня не пытался. Я выглянул сверху вниз и увидел на палубе пушкарей, приготовившихся стрелять.
- Право на борт, - крикнул какой-то китаец с бака.
Его команду повторил второй китаец, стоящий у левого борта и смотревший в мою сторону.
- Право, так право, - сказал я и завалил румпель резко вправо.
Джонка повернула влево, взяла парусами встречный ветер и завалилась на правый борт. С бака и шкафута послышались проклятья в адрес рулевых, и в сторону бака поспешили "воспитатели". Я насчитал их восемь человек.
Засунув кинжалы в плечевые ножны и сбросив трупы в румпельную шахту, я подобрал с палубы два палаша, и встал у румпеля, напевая песенку:
- Карусель, карусель, начинает рассказ. Это сказки песни и веселье! Карусель, карусель, это радость для нас. Прокатись на нашей карусели.
- Какого хрена ты делаешь, - по-китайски спросил тот, кто поднялся первым. - И где пушкари?
- Попрыгали за борт, - сказал я из темноты.
- Какого фуя?! - Гневно спросил начальник.
Это прозвучало так по-русски, что я рассмеялся и шагнул ему навстречу, начиная карусель.
Его голова скатилась на палубу, а тело мягко осело, заваливаясь назад. Левый палаш вошёл остриём в шею и с движением локтя вовнутрь провернулся, выскальзывая. Ноги мои переступили влево и следующий удар правого палаша пришёлся на третьего китайца, как раз высунувшего свою голову вперёд из-за второго. Он ещё ничего не понимал, а уже падал вниз по трапу на четвёртого с разбитой головой.
Другая группа, поднявшаяся по другому трапу остановилась от того, что передний китаец, увидев мой танец, попятился назад. И тут я почувствовал, как палуба уходит из-под моих ног. Я запоздало услышал удар и полетел за борт.
Однако упал я не в воду, а на носовую палубу третьей джонки, на которой, как я уже говорил раньше, бушприта не было.
Я хорошо саданулся о пушку плечом, но палаши держал крепко. Я не боялся кого-либо поранить, а, наоборот, хотел этого. Поэтому, продолжая вращаться, я покатился по палубе, опираясь на палаши и кулаки и подрезая чьи-то ноги. Раздались стоны.
Мне было легче. На моей стороне была неожиданность и неразбериха на борту. Я прошёлся по палубе, как газонокосилка. Сначала по левому борту, потом по правому.
- Карусель, карусель... Прокатись на нашей карусели! - Выдохнул я и огляделся.
С кормы на меня смотрели пушкари, но увидев мой взгляд, бросили свои палаши и вытянули руки вперёд, показывая их мне. Я показал за борт, они послушно спрыгнули. Не раздумывая.
Я посмотрел на раздавленную джонку. Она дымилась. Из-под палубы струились тонкие струйки дыма и слышались крики о помощи на португальском и испанском языках. На той джонке, где находился я, с вёсельной палубы так же слышались крики на знакомых языках.
Я выбил клин, поднял решётчатый люк и увидел крутой трап, уходящий в темноту.
- Я португалец. Я напал на этот корабль. Мне нужна ваша помощь. Я хочу освободить вас. Там есть синцы?
- Есть, есть, господин! - Закричало несколько голосов, а потом послышались сдавленные стоны.
- Уже нет, господин!
Я спустился вниз и не увидел, а почувствовал плотную массу народа.
- Вы прикованы или привязаны?
- Привязаны, господин!
- Вот вам палаш!
Я протянул оружие в темноту рукоятью вперёд и почувствовав, как его вырвали у меня, поднялся на палубу. Через некоторое время из люка стали подниматься люди. Когда их собралось уже с десяток, я крикнул:
- На той джонке такие же, как и вы, но там много синцев. Возьмите оружие и освободите их. Но торопитесь, там возможен пожар.
Мои слова прозвучали, как удары хлыста. Люди стали хватать оружие, разбросанное по палубе и перелазить через борт. К тому времени джонки стояли бортами рядом и первая уже выровнялась. Я, кстати, попытался увидеть свою каракку, но её и след простыл в темноте. Как и просили, подумал я.
На палубе стояла почти кромешная темнота. Горел только маленький светильник на входе в каюты кормовой настройки и баковый фонарь, который, почему-то, не разбился. Луна куда-то делась.
Я пошарил по баку, нашёл ещё три фонаря, висевших на файрмачтах и зажёг их. Потом прошёл на корму и зажёг находившиеся там пять фонарей. Открывшаяся картина впечатлила даже меня, не особо впечатлительного. Я прошёлся по палубе. Сорок восемь тел. Раненых не было.