- Фактически, к вражеской, по отношению к Португалии, стороне.
- С грузом пороха, между прочим.
- Отдайте его мне, дон Педро. Я передам его губернатору Малакки. Сообщу, что вы здесь чинитесь. Вам всё равно придётся им передать часть добычи.
- Ладно! Пойдёмте в Малакку вместе, капитан. Пополним припасы и отвалим. Денька через два. Там всё обскажем, как было, сдадим имущество.
- Вы, только, посла из трюма выньте. Особа императорских кровей всё же...
- Вынул ещё вчера. Это я так... Для того, чтобы бывшие рабы его не растерзали. Посол ведь со своими адмиралами, идя сюда, встречных купцов грабили. Через одного. Часть их флотилии с "честно награбленным" добром вернулась в "поднебесную". Все эти, освобождённые мной моряки, из их экипажей. Оставшиеся в живых.
- Будет повод получить от синцев политические и торговые привилегии.
- О чём вы говорите, сэр Людвиг?! С синцев вы не получите и шерсти клок. Они не стали выкупать своего императора, когда тот попал в плен, а просто заменили его на его брата. И ещё обвинят нас в разбойном нападении на их посла. А рассказы бывших рабов, либо оставят без внимания, либо тоже извратят. Например, скажут, что всех подобрали в море, а на вёслах они работали за еду. Ещё и должны останутся.
Капитан Людвиг удивлённо смотрел на меня.
- Но это же бесчестно!
- А кто сказал, что понятия чести у нас с ними одинаковые? Для них, всё, что идёт на благо империи - честно и достойно, а победа обманом - наиболее почётна, потому что позволяет победить с меньшими потерями.
- Вы говорите так, как будто знаете их очень давно.
- Так и есть. По письменным источникам. Читал много в детстве.
- Тогда их лучше притопить.
- Правильно. Нету тела, нету дела. Есть у меня одна мысль.
- Неужели вы один захватили целый корабль. Их же там было, как говорят синцы, пятьдесят человек.
- Темно было. Они меня не видели, а я их не считал.
* * *
- Уважаемый посол. Из-за уважения к вашему императору я снисхожу до того, чтобы освободить вас и ваших людей и передать вам в пользование одну парусно-вёсельную джонку. Без гребцов, конечно. Наш почётный эскорт проводит вас в порт Малакка и передаст в руки его губернатору. В вашей верительной грамоте ошибочно указано, что это Махмуд Шах. Захваченное нами имущество, как товары, так и ваших рабов, мы также передадим губернатору Малакки.
- У нас на берегу ещё много товара и запасов.
- Мы позволим вам забрать всё, не беспокойтесь. Снарядите для этого своих людей. Мы им поможем. Принимайте корабль, господин посол.
* * *
- Капитан-адмирал! - Обратился Рауль. - Ребята просятся на берег. Говорят, всё тело чешется в разных неприличных местах, так баб хотят.
- Боюсь спросить... Но сколько у них на теле неприличных мест?
- Не знаю, капитан. У всех по-разному.
- Сколько их всего? Чесоточных?
- Семьдесят шесть.
- Так... Делим на три. Получается почти по двадцать шесть. Нормально. Готовь к увольнению на берег первых двадцать шесть человек. Половина надёжных, половина нет. Разведи сплочённые группы по разным сменам. Понял?
- Не очень.
- Сделай так, чтобы в увольнение, или на борту не собирались друзья. Не хватало нам бунта на корабле. Ну... Да... Людвиг присмотрит. Не удивляйся, если он наши джонки на прицел своих пушек возьмёт. Сам останешься на борту. Завтра гульнёшь. И за синцами смотрите лучше.
- Понятно, капитан.
* * *
Мы вошли на маленькой джонке в бухту и продвинулись к устью реки. Пришвартовались справа, где был крутой берег и очень удобная для схода площадка. Я сошёл на берег в кирасе и шлеме.
- Первая десятка вперёд! - Скомандовал я. - Мародёрам и насильникам что?
- Смерть, капитан!
Разведчики, разделившись на двойки, рассыпались по посёлку. Прежде чем отплыть, мы с час репетировали этот ответ.
Хижины начинались метрах в пятидесяти, но жителей не наблюдалось.
- Нет никого, капитан, - послышались голоса.
Вторая десятка вперёд! - Скомандовал я. - Мародёрам и насильникам что?
- Смерть, капитан!
Вторая группа побежала вдоль берега реки в джунгли. Через реку висела натянутая верёвка.
Через полчаса разведчики вернулись с добычей: двумя дикими свиньями, двумя дикими куропатками и пацанёнком лет пяти. На джонке был медный котёл, который матросы установили на имевшееся в деревне кострище. Налили в него воду и стали разделывать добычу.
Когда свиньям вспороли животы, мальчишка громко заплакал. Малайского он не знал и мои уговоры на него не действовали. Я держал его на коленях и гладил по голове, когда увидел, что из-за хижин выскочили две женщины и побежали ко мне, рыдая и заламывая руки.
Оторопев, я ссадил мальчишку и, чуть хлопнув его по спине, направил к ним.
- Ему ничто не угрожало, - крикнул я по-малайски и хотел добавить, что мы хотели его накормить, но малайский язык я знал не очень хорошо, а фраза звучала сильно двусмысленно, вроде: "хотели делать ему есть".
- Мы хотим торговать, - сказал я, показывая на ткани, мешки риса и ножи.
Женщины подхватили ребёнка и убежали.
* * *
- Наши мужчины давно не знали женщин, оранг-кая . У вас есть свободные? Которые могли бы выйти замуж?
- Конечно есть. Но их немного. Всего две руки. Остальные с большими животами. Но у нас все свободные. Не так, как у белых. Не надо замуж.
- И это хорошо, - сказал я, мысленно рассмеявшись от слов: "две руки".
Мы сидели под навесом, сделанным из бамбука и листьев банана на толстых, плетённых из того же материала, матах. Моих матросов я уже рядом не наблюдал, как и местных женщин.
Плов со свининой вождь, как и все жители посёлка, есть не стал, а вот с нарубленными мелко куропатками, уплетал быстро, накладывая небольшими кучками на зелёные банановые листья и отправляя оттуда в рот, как с конвейера, подталкивая палочками.
Оказалось, что китайцы не грабили население, и, хоть и скромно, но заплатили за специи: гвоздику и корицу, а также за фрукты, которые, вместе со специями, мы сразу погрузили на джонку. Увольнительный день закончился быстро и при двустороннем согласии. Аборигены и аборигенки оказались гостеприимны и добры.
Договорившись со старостой о том, что завтра их посетит ещё одна группа "туристов", мы отплыли на рейд.
И на следующий день всё прошло гладко. В этот посёлок пришли жители соседнего посёлка, и отдых у второй группы расслабляющихся матросов удался на славу. Китайцы не приближали аборигенов, жили особняком, и тем паче, не ловили для аборигенов диких куропаток и не готовили из них и драгоценного риса такое вкусное лакомство.
Я рассказал Раулю технологию приготовления плова, но аборигены внесли в неё свои дополнения в виде каких-то овощей и фруктов.
Рауль сказал, что ему их плов понравился больше, чем тот, что я принёс ему вчера.
- Извините, капитан, но я не успел набрать вам попробовать. Там столько было народу, что даже не хватило нескольким нашим. Тем, кто задержался у женщин!
За пиршествами мы не забывали пополнять запасы воды, фруктов и засолить свинину. Живых животных решили с собой не брать.
Три дня на острове пролетели, как во сне. Островитяне, добрейшие люди, были и внешне по-настоящему красивы. У многих из них, при их очень смуглой кожи, были синие, или зелёные глаза. Или разноцветные.
Женщины обладали точёными идеальными фигурами и прекрасным весёлым характером.
Как я знал из своего времени, учёные так и не пришли к единому мнению, почему у жителей именно этого острова такие изумительные глаза. Провожали нас жители аж пяти деревень.
Глава четвёртая.
За эти три дня я присмотрелся к экипажу и с помощью Санчеса, того шестнадцатилетнего юноши, что вступил в спор с "греком", разобрался с неформальными группами в коллективе. Вернее, коллектива тут было два и в каждом минимум по три группировки.
Санчес с девяти лет жил на кораблях и был обычной "пороховой крысой", то есть, был на посылках у орудийной команды и незаменимым трюмным. С его помощью экипаж шкерил от командиров спиртное. Шкерил в таких узких местах, куда мог пролезть только он один. И шкерил не только спиртное, но и иные запрещённые вещи, например, контрабанду.
Сейчас он вырос, но вот уже два года был гребцом на китайской джонке, а хотел стать настоящим штурманом. Он, хоть и был с малолетства приставлен к пушкарям, но к профессиональным знаниям допущен не был и так и прозябал на побегушках. Матросам был удобен такой его статус.
С просьбой перевести его в ученики матроса, термина юнга он не знал, он обратился ко мне в первый же день нашего знакомства.
Я, посмотрев тогда на его жилистую, но худощавую фигурку, не соответствовавшую его шестнадцати годам сказал:
- Я обязательно дам тебе возможность научиться морскому делу, Санчо, но сейчас мне надо разобраться с твоими друзьями.
- У меня нет друзей, - понурился он.
- Я имею ввиду тех людей из которых нам сейчас нужно собрать команду. Нам совершенно не нужны такие баламуты, как те венецианцы. Слово капитана - закон. Ты понимаешь?
- Да, капитан!
- Поможешь мне понять, кто может затеять смуту?
- Что я должен делать?
- Слушать, присматриваться. Расскажешь мне кто, что из себя представляет. Я потом соберу экипажи, как ты скажешь.
Тем же самым занимался Рауль и ещё один матрос с каракки. К концу третьих суток у меня было полное представление о профессиональных и моральных качествах всех вновь приобретённых членов моего экипажа.
Не всем понравилось мое перераспределение, но люди были сытые и довольные, чтобы роптать вслух. В мои руки попала довольно внушительная казна посла, но ею, абсолютно уверенно, я мог распоряжаться лишь в рамках одной трети. Но и этой суммы было достаточно, чтобы нанять на год ещё пять экипажей.
Однако никого из моряков нанимать за деньги я не собирался.
- Слушайте меня! - Крикнул я, собравшимся на палубе большой джонки людям. - Завтра утром мы отчаливаем и идем на Малакку. Там я сдаю эти корабли, синцев и вас всех губернатору. Как я уже понял, не все из вас хотели бы такой участи. По разным причинам. Поэтому, кто желает, может остаться здесь. В этом райском уголке.