— Это не я, а Санчес со своими инструкторами и Мартин, со своим немецким прагматизмом и с желанием всё подсчитывать и всех строить. Моё дело маленькое: дал деньги и отошёл в сторону.
— Не прибедняйтесь, Питер! Мне рассказывают, как вы мотаетесь по Англии. Что вы затеяли в Камберленде?
— Ничего, сир. Всё внимание на юго-восток. Через пролив.
— Так вы говорите, турки не встанут на сторону Франциска?
— Не должны. Если, конечно, не увидят нашу слабость и свою выгоду. Но слишком много сил они отправили на север. Договор, который они подписали с франками не предусматривает вооружённой помощи Франциску. В секретной части договора Франция взяла на себя обязательство поддерживать султана в его борьбе с Габсбургами. Взамен французский монарх получил односторонние привилегии низкопошлинной торговли в Османской империи. И всё.
— Секретный же договор, Питер! Как вы узнали? Снова ваши «негоцианты»?
— Да, сир. Каждый мой купец обязан составить письменный отчёт о том, что видел и слышал. И не только купец. Каждый гражданин Бразилии, находящийся на чужой земле, пишет ежемесячные отчёты и отсылает их в наше представительство. Этому их учат с детства. Ведь у нас уже выросло второе поколение образованных граждан. И очень многие занимаются, как частной торговлей, так и работают в Ост-Индской компании.
— Так вы собираетесь сами участвовать в этой войне? — Спросил Генрих, показывая на ожидающих погрузку рекрутов.
— Полагаю, это будет правильно. Присутствие лорда-представителя добавит компании помпезности. Ваш герб украсит сражение, сир.
— Не утопите его, милорд, — с осторожностью произнёс король. — Франциск в негодовании от нашего ультиматума и объявлении войны. В негодовании и наши пэры, которых вы проигнорировали, поставив своих военачальников.
— Пусть защищают Англию от шотландцев. Вы, сир, настропалите их. Яков обязательно воспользуется случаем. Франциск наверняка сообщил ему о нашем вызове. Пэрам будет возможность проявиться. Пусть не прозевают атаку.
Я никому не говорил о том, что последняя группа из десяти кораблей пойдёт не на юг, а на север, правда, сделав небольшой «променад» в проливе.
Когда я на своей вёсельной «джонке» подошёл к месту сражения, стоял полдень. Английские корабли, выстроившись в линию, дрейфовали на безветрии по стихающему приливному течению на запад. Строй и положение кораблей удерживались шлюпками — по две на каждый корабль, одновременно игравшими роль брандеров. В случае атаки такой кораблик возгорался, а команда «эвакуировалась» на спасательном плоту, вытягиваемому за линь корабельной лебёдкой.
Противник дрейфовал, стоя на якорях, что меня изрядно удивило. Что за якоря у них были? Камни, что ли? Французы стояли двумя короткими линиями на отдалении, опасаясь попасть под бой нашей артиллерии. Лишь вёсельные разведчики с обеих сторон то и дело показывали, что они вот-вот пересекут невидимую линию.
Французы, как ожидалось, встретили английский авангард у мыса Котанкен, и не торопились атаковать, даже имея полуторное преимущество. Я пожалел, что отдал приказ не атаковать без меня.
— Два румба лево руля, — сказал я. — Обходим севернее. Гребок — одна четверть. Семафор для ведомых: делай как я, обход слева, атака линией.
Барабан застучал чаще.
Джонки рванулись вперёд, обходя и своих, и чужих. Французы, поняв наш манёвр, стали разворачивать вторую линию в дугу, намереваясь взять нас с обеих сторон.
— Два румба лево руля. Залп по готовности, — скомандовал я.
Джонки уворачивались от правого «рукава» противника и, при сближении, выбрасывали орудийные бомбы на ближайшего «француза». Это был восьмидесятипушечный галеон новой конструкции: с низким баком, но всё ещё высокой кормой. Его тянули три шлюпки, но явно на последних остатках матросских сил. Не могут французы строить корабли без украшательств, кои значительно отягощают корпус.
— Поставить дымы. Всем левая циркуляция. Спарку бомб и пловцов за борт.
Отработанным манёвром джонки аккуратно спускали с кормы бомбы, скреплённые двадцатифутовым плавучим линем и отворачивали на циркуляцию. Ускорявшееся отливное течение подхватило бочки и поволокло к французской эскадре.
Французы, обрадовавшиеся дыму, подарки от воды не ждали. Пловцы, одетые в плавучие жилеты, сопровождали бомбы до верного. Когда до бортов оставалось гарантированное для поражения расстояние, диверсанты активировали запалы-замедлители и отваливали в сторону.
Снаряжённые резиновыми ластами, масками и дыхательными трубками морские пловцы легко могли преодолеть значительные расстояния даже против семимильного течения. Однако этого не требовалось. Две маленьких джонки, замыкающие линию, подобрали диверсантов, когда французская эскадра пылала.
— Что ни говори, а корабль с движетелем, лучше, чем без движетеля, сказал я Мигелю, разглядывая в бинокль результат работы его бойцов.
— Позвольте глянуть, ваше сиятельство?
Я передал ему оптику. Вернувшись в точку начала манёвра по команде «все влево» мы увидели горящих французов. К некоторым были привязаны их собственные брандеры, придававшие огню особую зрелищность.
— Да… Живенько так! — Сказал Мигель, опуская бинокль.
Избежавшие пожара корабли пытались отгрести в сторону, но попали под кинжальный огонь первой линии англичан и тут смешалось всё. Наступили сумерки, но не для французов. Просмоленные доски и чёрный шпангоут горели весело и жадно.
— Трубите отход, — скомандовал я. — Курс на Ла-Хог.
— Адмирал! Вижу две галеры, удирающие на зюйд, — крикнули с марса.
— Догнать не сможем, — скривился я. — Эх! Подготовятся! Сколько у них в гавани кораблей? — Спросил я Мигеля.
— Около десятка разного размера кораблей, около двухсот шлюпок и двадцати брандеров.
— Глубины так и не промерили?
— Не пускали без лоцмана, милорд. Фарватер на картах обозначили, а что рядом, не знаем.
— В линию туда не войдёшь… Да-а-а… Придётся по первой схеме действовать. Готовь бойцов. Этих-то собрали, нет?
— Вон, все возвращаются! Значит подобрали всех.
— Отбой движение. Всем заякориться, кроме кораблей зачистки. Зови капитанов на совет.
Моя джонка «Чайка», названная по второму имени жены, была дубликатом той, первой, восьмидесятиметровой джонки, отобранной мной у китайцев. Та, к сожалению, выдержала всего шестнадцать лет океанской эксплуатации.
Вторую мы собрали на наших верфях по образу и подобию, но с некоторыми «излишествами» в виде подпалубного оборудования. Всё остальное оставили как в оригинале.
Девяносто шесть капитанов, рассевшихся в представительском салоне, не имели никакого отношения к Англии. Это были коренные бразильские индейцы, получившие образование в навигационных школах Магельянша. Было тесновато, но все радовались встрече старых знакомых и родственников.
Корабли бороздили океаны и моря, сопровождая грузовые конвои, или гоняясь за пиратами. Капитаны встречались редко. Поэтому сейчас все чувствовали себя свободно и раскованно. Пили кофе, чай, делились увиденным и событиями из жизни. Мы были одной семьёй как в переносном, так и в прямом смысле.
— Так, друзья! Прошу внимания! — Сказал я. — Нам предстоит штурм защищённой гавани. По опыту прошлых войн известно, что корабли, защищающие рейд, сядут на мель по обе стороны от крепости. Там у них есть специальные песчаные банки, используемые для зачистки бортов. Разведка докладывает о наличии десяти сорокопушечных кораблей. В крепости около семидесяти пушек. Корабельные пушки нашим бортам не опасны. Поэтому ждём темноты и сигнала от ребят Мигеля. В атаку пойдут только парусно-вёсельные.
Я плыл к лежащим на мелководье парусникам, чуть отталкиваясь ластами от воды. Волны прилива приблизили меня к одному из брандеров. С моей стороны их было шесть штук. Эти, почти квадратные, деревянные плоты, перегораживали фарватер, одновременно освещая его. На плоту слышались голоса и смех.
Чёрный резиновый костюм и такого же цвета компенсационный жилет скрывали меня от людских глаз. Буксируемое в полуподводном положении взрывное устройство периодически погружалось глубже и скребло по дну. Глубины в стороне от фарватера и вправду были не более трёх метров.
Добравшись до первого лежавшего на мели корабля, я с трудом встал на ноги и вытянул резиновый мешок из грязи. Ил, глубиной около полуметра, был очень неприятным и неучтённым препятствием. Хорошо, что в моей прошлой жизни, нам приходилось ползать в не менее «чудесных» местах. Юго-Восточная Азия изобиловала бухтами с сумасшедшими отливами и шикарной жирной грязью. Но здесь, у берегов Франции, я её никак не ожидал встретить.
Ещё только нащупав рукой знакомую маслянистую «жижу», я снял ласты, пристегнул их на поясной ремень к бокам и прощупал пикой грязевую глубину. К моей радости оказалось около полметра. Это было ещё так себе.
Я засверлил борт коловоротом и вкрутил в него крюк. Потом стрельнув из пики гарпуном с тонким линем в вынесенные за борт ванты, я подтянул к ним блок, а по блоку поднял к вантам мешок с СВУ. Это был старый корабль без орудийных портов в бортах. Мне повезло.
Собрав амуницию в мешок, я, постоянно мысленно отсчитывая секунды, с трудом выбрался из грязи на глубину и вовремя нырнул. Громыхнуло знатно. Взбаламученная мной вода свою прозрачность потеряла, но я хорошо разглядел далеко разлетевшийся и растекающийся по воде напалм, которым была заряжена бомба.
Отталкиваясь от грязи руками и бултыхая по воде ластами, я пытался поднырнуть под огненные островки. По воде зашлёпали пули.
«Ух ты! Как в Гонолулу!» — пронеслось в голове.
В Гонолулу было так же красиво и весело.
Что-то тукнуло меня в спину.
— Вот, млять, — пробулькал я, всплывая.
Чуть выше правой лопатки саднило. Мягкая резина, толщиной почти в сантиметр, — не броня для полудюймовой пули, и я понял, что я «попал». Дотянуться рукой до раны я не мог, но чувствовал, как свободный костюм наполняется то ли водой, то ли кровью, но по теплоте, похоже, что кровью.