— Это, который открыл пролив в восточный океан?
— Да.
Я стоял, а визирь и венецианец ходили, едва не сталкиваясь плечами.
— Да сядьте вы, наконец, — вдруг сказал Джироламо визирю, и визирь сел, а я прифигел. Вот, оказывается, кто в доме хозяин. Я оглядел каюту и понял, что это каюта не турецкого визиря, а венецианского купца. Очень всё скромно и рационально. Богато, но не по-турецки.
— Так может быть вы что-нибудь знаете про Ост-Индскую компанию и про её э-э-э… Казначейство?
Я «потупил глаза» и произнёс:
— Знаю немножко. Я её казначей.
Теперь сел и венецианец, прямо в моё кресло.
«Сядут все», — сказал я мысленно.
Решили зайти, как я не отбивался, сначала в Лиссабон. Там, во-первых, меня знала едва ли не «каждая собака», а во-вторых, не хватало столкнуться носами с кем-нибудь из родственников, заезжавших периодически в стольный град за покупками.
Но мои пленители, узнав, что в каждом представительстве Ост-Индской компании всегда в наличии миллион фунтов золотом, взалкали и потребовали у меня изъять золотой запас «конторы» и поделить его поровну.
Мои доводы, что это — пятнадцать тонн золота, они не слышали. Их глаза застил золотой туман, а уши — золотой перезвон. Они что-то обсуждали, смешивая семитские и арабские слова. Пока они перемещались по каюте я переместился в кресло и успел задремать, но был вскоре разбужен.
— Но это же пятнадцать тонн золота! — Возбуждённо выбрасывая каждое слово, сказал венецианец.
— А я что говорю, — сказал я.
— Что вы говорите?
— То и говорю. Пятнадцать тонн. И это только в одном банке.
— О-о-о!!! — Застонал Джироламо. — Что же делать?
— Всё очень просто, — сказал я и моя тихая речь для обоих прозвучала как взрыв. Они снова заметались по каюте.
— Да стойте, же, безумцы! — Смеясь крикнул я. — Именно для этих целей мы придумали банкноты. Не нужно вывозить тонны золота. Мы возьмём часть золотом, а часть казначейскими билетами.
Снова взрыв эмоций, но с эффектом тушения пожара. Бах, и огня нет.
— Расскажите.
— У нас действует сорок восемь финансовых представительств компании, где люди хранят свои драгоценности, золото закладные на имущество. С королевского разрешения, между прочим. За это банк выдаёт казначейские билеты, называемые «банкноты». В любой момент лицо может обменять билет на свои драгоценности или золото. Всё просто. Это работает уже шесть лет.
Так и порешали. Я «снял» деньги и изъял немного золота. Пришлось дать знакомому португальскому таможеннику «на лапу». За одно и за молчание, что видел меня в Лиссабоне одетым в монашеский плащ. Нашёлся такой у венецианца.
В банк я своих пленителей не взял, оставил ждать в карете. Управляющий знал меня в лицо, так как они все проходили у меня собеседование, да и знали меня ещё с Бразилии. Они все были бразильцами и, фактически, моими пожизненными рабами. Однако, на наши служебные отношения это не влияло. Никакого со стороны «рабов» подобострастия не отмечалось, даже наоборот.
Захваченный в бою пленник, становился рабом, но привилегий у него было больше, чем у обычных домашних или родственников. За это я должен был его съесть ритуальным образом, оказав ему честь. У меня этот процесс растягивался на очень долго. Я всё обещал, обещал, обещал, пока пленники не уставали просить: «ну съешь меня», а я всё ссылался на занятость. А ритуал спешки не терпит.
Каждый раз встречаемый мной пленник спрашивал меня: «сейчас?» и видя моё покачивание головой, сокрушённо вздыхал. Но уныние и у тупи был тяжкий грех, поэтому каждый из них говорил себе: «скоро» и принимался за работу на наше общее благо.
Я предупредил управляющего, что «он меня не видел».
Как положено в «нормальном банке», бумажной наличности в нём хранилось в десять раз больше, чем обеспечения. Поэтому изъять бумажек, едва не миллион фунтов, проблемы не составило. Херня вопрос!
Такую же процедуру мы выполнили ещё в трёх представительствах: в Испании, Флоренции и Венеции. Хотя, в Венеции, Джироламо обошёлся триста пятьюдесятью тысячами бумажных фунтов. Я среди нашей троицы удостаивался меньшей доли: тремястами тысячами, из них я брал по тысяче золотых. Всего у меня оказалось на руках шестьдесят килограмм золота и больше миллиона бумажных фунтов.
Я сразу заявил обоим, что себе оставлю только четверть, — тысячу монет, а три тысячи отдам в дар султану при встрече, если высокоуважаемый великий визирь, договориться об аудиенции.
Визирь стал уверять меня, что султан безмерно занят и, что он, визирь, передаст ему мой дар самолично. Мы долго с ним плели кружева высокой словесности, причём ни он, ни я ни разу не повторились в аргументах.
— Я убедился, дорогой Мандар Саха, — сказал, смеясь визирь, что вы великолепно освоили университетский курс риторики. У вас были великолепные учителя. Я проведу вас к султану, да будет свято его имя.
Нахождение на борту корабля великого визиря венецианского «купца» для меня стало большой неожиданностью и привело к дополнительным расходам и риску быть разоблачённым раньше положенного срока. Венецианцы использовали в торговом обороте не только чеки «Ост-Индской компании», но и банкноты. Поэтому должны были знать её владельца в лицо, как и лицо казначея английского короля.
Великий визирь султана тоже мог знать меня в лицо, но ему я мог бы и открыться, если бы он меня опознал. Страху нет. Всё равно я шёл на контакт с османами умышленно подставляясь.
В связи с тем, что с каждым заходом в большой порт «кошельки» моих «попутчиков» пополнялись, наши отношения с ними преображались. К моменту прибытия в Истамбул мы с визирем были уже почти друзьями, венецианец же поглядывал на меня хмуро, и у меня отлегло от сердца, только когда он сошёл на берег в греческих Афинах.
Похоже, что и визиря венецианец раздражал. А я недоумевал. Ведь официально между Османами и Венецией шла война, а визирь путешествовал на вражеском корабле! Аж целый первый министр империи! И не боялся!
Я когда-то читал, что ходили слухи, будто венецианцы помогли туркам взять Константинополь. Вернее, сначала спровоцировали войну, а потом и поучаствовали. Да и Римско-папские уши в той войне торчали почти не скрываясь. Оно-то, конечно и бес с ними! Давно это было. Но и сейчас венецианцы, оказывается, активно участвует в войне Англии и Франции. Но почему об этом не знаю я, начальник внешней разведки? Да-а-а… Не могут мои «негоцианты» соперничать с голландско-венецианскими «купцами».
Наконец мы прибыли в столицу османской империи. Визирь позволил мне, за условную плату, проживать в одном из его городских домов. Дом был совсем крохотный и обслуживался двумя слугами: кухаркой и охранником. Визирь представил меня, как почётного гостя, и слуги относились ко мне соответствующим образом.
Наняв по рекомендации визиря четырёх вооружённых слуг, я перестал волноваться за мой сундук с деньгами и в первый же день отправилсяна местный базар. Я, конечно, приоделся ещё в Лиссабоне, но европейская одежда слишком бросалась и на меня все глазели, как на некую диковину. Да и ожидание аудиенции обещало быть долгим. Как сказал визирь, султан в столице отсутствовал, так как руководил войсками где-то на Кавказе.
Глава 13
Процесс ожидания аудиенции султана оказался действительно долгим мучительным. Стояла тяжёлая жара лета тысяча пятьсот тридцать восьмого года. Внутренний дворцовый сад давал мало тени, а желающих встретиться с султаном было слишком много. Хорошо затенённые места переходили от просителя к просителю «по наследству» или продавались за солидные деньги шейхами. Я раньше думал, что шейх — это правитель государства. Оказалось, что так называли и правителя небольшой сельской общины, и руководителя дворцового «департамента».
Во внутренний двор дворца впускали свободно, и я приходил туда, ежедневно, так как сразу заявил о своём желании увидеть султана. Можно было бы подождать возвращения султана в столицу и потом «записаться на приём». А так один из шейхов ежедневно проводил перекличку, согласно очерёдности.
Поэтому я, приходя с первыми лучами солнца во дворец садился на раскладную табуретку, которую купил тоже на базаре, устанавливал между ног зонт и засыпал. На пятый день меня кто-то толкнул в плечо.
Купленный мной на турецком базаре большой бумажный китайский зонт с драконами почти не защищал от солнца, пока я не закрасил драконов белилами, тоже купленными на рынке.
— Ты — принц Тарнате Мандар Саха? — Спросил меня чей-то тихий голос.
— Я, — ответил я, с трудом открывая глаза.
— Ступай за мной. Тебя удостоил своим вниманием «Великий и Могучий».
Выспавшийся, я был бодр и полон сил. Смеркалось. Вечерняя тень от дворцовых стен закрывала весь сад и половину восточной стены.
Оставив своё имущество, и кивнув наёмным слугам, поднявшим подарочный сундук, я пошёл следом за евнухом. Сразу от центрального входа во дворец на второй этаж шла широкая лестница. Холл второго этажа представлял собой большой крытый балкон и имел с обеих открытых сторон перила, около двенадцати мягких, стоящих на витых ножках, табуретов и две двери в противоположных стенах.
Меня проводили в правую. Мы прошли по короткому коридору, свернули за угол направо, прошли дальше мимо нескольких дверей и шагнули в распахнувшиеся, вроде как самопроизвольно.
Масляные лампы тускло освещали большой зал, постепенно погружающийся в вечерний сумрак. В центре зала стоял турецкий султан — правитель Османской империи, уже сейчас простирающейся от Алжира до Кавказа и ведущей успешные войны во всех направлениях одновременно. Я, изучая в своё время историю, никак не мог понять, как это им удавалось?
Я остановился в дверях, а евнух, подойдя к султану, что — то шепнул ему на ухо.
— А-а-а! Так это вы, принц! Или, всё же, султан? Наконец-то мы с вами встретились. Мой визирь внес в казну сумму, равную двадцати венгерским откупам. Чьё это золото? Говорят, вы украли его у своего сюзерена?