Римская дорога, не смотря на свою древность и запущенность, была именно дорогой. Чем её проливали перед укладкой камня, я не знаю, но на ней не росла даже трава. Вокруг стоял столетний лес, а дорога, шириной в одну повозку, спокойно вилась средь зарослей. Даже реки и ручьи, пересекавшие её, не нарушили булыжного совершенства. Пройдя по ней несколько километров, я видел «входы» и «выходы» водных потоков, но не видел нарушения дорожной конструкции.
Да, в месте протекания воды дорожное покрытие было «грубым», то есть, собранным из крупного камня, но целостным и вполне себе приспособленным даже для проезда повозки, и, тем более, для пешего путника. И да, в этих местах на дороге имелась небольшая растительность, а в некоторых местах укоренились деревья, протянувшие свои корни к живительной влаге.
Не найдя монахов и в Чонгаре, я летом ушел вместе с небольшим отрядом в пеший поход по Римской дороге. Лошадок не хватало, поэтому весь свой скарб воины несли в заплечных мешках. Только разведчики, уходя в поиск, периодически загружали повозки своими вещами и разгружали их по возвращении.
По своей привычке всё считать, я посчитал шаги до Байдарской долины, коих оказалось сто тысяч двести шестнадцать. Шаги были походные, с полной выкладкой, сантиметров по пятьдесят, значит, расстояние мы прошли, за сутки около пятидесяти километров.
Долина, что открылась перед нами, была великолепна. Река, протекая по ней, образовывала небольшие озёра, болотца и текла размеренно. По её склонам разбегались ухоженные виноградники. В «моё время» здесь сделали большое водохранилище, что тоже было красиво, но увидев с перевала долину в её первозданном великолепии, я в неё влюбился. Особенно поразил меня запах леса, мёда, цветов. Долина благоухала разноцветием.
Наш отряд по дороге набил много зверья и дичи и, когда расположился на берегу реки лагерем, разжёг костры и принялся за приготовление пищи, по долине пополз запах жаренного мяса. Оставив ратников отдыхать, я решил пройтись до селения, стоящего чуть выше по руслу и пока скрытое от нас деревьями. Метрах в пяти сзади от меня шёл Донг и шестеро яванцев. Донг шёл прямо по воде, и вода разбивалась об его окованное бронёй тело, как о стальной корабль.
— Жарко? — Спросил я.
— Хорошо, — сказал Донг.
Я истекал потом. Тело чесалось. Рубаха и войлок под бронёй промокли, хоть выжимай, но без гарантий безопасности «разлатываться» было преждевременно.
Лес неожиданно распахнулся, и деревушка открылась полем овса, уже колосящемся, мостом через реку и дорогой. Дворы на взгорке не стояли кучно. У каждого имелся солидный земельный надел и домов оказалось значительно меньше, чем виделось издали. А на противоположном берегу стояли не тронутые топорами и пилами деревья.
На делянах работали бабы, «сопая» сорняки, обрабатывая какие-то корнеплоды: может репу, может свёклу или морковь. Увидев вышедшего по реке Малыша Донга, ближайшие к нам бабы заверещали и кинулись наутёк. Пока вся наша малая рать выходила из лесу, на взгорке появилось мужское население посёлка, вооружённое холодным оружием и луками.
В стальных доспехах наш маленький отряд выглядел сурово даже без огнестрельного оружия, хотя оно и имелось в задних рядах, но находилось в чехлах.
Я поднял руку и отряд остановился, когда до крестьян оставалось метров двадцать. Я вгляделся. Среди них имелись и владельцы коротких, охотничьих, луков, но, слава Богу, острия стрел были опущены вниз.
— Кто старший? — Крикнул я по-русски и шагнул вперёд. — Я Шахиншах Араби.
В рядах встречающих прошла шумовая волна, выплеснувшая из себя мужичка.
— Не знаем, кто ты! Герея, или султана знаем, а шахинаха Араби не знаем.
Я усмехнулся.
— Я старше Герея, — крикнул я.
Мужичок обернулся к братве что-то с ней переговорил и ответил:
— Все так говорят…
Я развёл руками.
— Проблемы, шеф? — Спросил Донг, вращая пращу с камнем размером с мой кулак.
Я, скривившись, остановил его рукой.
— Слушайте, братцы, — крикнул я, — если мы сейчас не договоримся, я спущу своих псов, и от вашей деревни не останется и брёвнышка. Мы устали, и у нас нет сил вам что-то объяснять. Вы должны понять только одно, что я — хозяин этих земель, а ваш Гирей — мой вассал. Не поймёте — мы разворачиваемся и… и вам писец…
Меня, действительно, несколько подташнивало от необходимости, постоянно что-то кому-то объяснять. С другой стороны, мне уже давно было понятно, что в этом мире, пока по башке не дашь, человеку совершенно похрен, кто ты, и что говоришь.
Шах, падишах, султан… Все они, придя на чужую землю, одну половину сразу убивали, другую насиловали, доказывая этим своё главенство и оставляя свой автограф. Я же пришёл на Тавриду одухотворённый идеей, но уже начинал понимать, что она «слишком далека от реалий».
Когда в ответ на мои слова раздался громкий смех и хлопок спущенной тетивы, я успел понять, что мне не поверили, и умудрился дёрнуть головой чуть влево, уклоняясь от летящей мне в лицо стрелы.
Стрела ударила по замку моего шлема и щиток забрала упал вниз. Это меня и спасло, потому, что следующие стрелы ударили как раз по щитку.
Донг «хекнул», и я увидел, как голова «переговорщика» лопнула словно арбуз, и мужичок повалился на землю.
— Не стрелять, — крикнул я, увидев, что и стрелять то уже почти не по кому. Дротики, вылетевшие из рук воинов сделали своё дело. Расстояние для броска было плёвое и, несмотря на позиционное и численное преимущество обороняющихся, яванцы успели выбросить минимум по два метательных снаряда.
Наконечники маленьких копий были изготовлены не из металла, а из тяжёлого и твёрдого бразильского железного дерева, пробивающего даже тонкую сталь, поэтому наши дротики были дешёвыми и легко изготовлялись. Насадил на короткое древко длинный шип на конусе с неглубоким отверстием и готово. Сломать шип руками было практически невозможно. И летел дротик очень далеко и метко, опираясь на специальное метательное приспособление в виде палки с упором.
Оставшиеся без лучников мужики с ножами бросились не в атаку, а в рассыпную.
Я оглянулся на подававшего невнятные возгласы Донга и снова скривился, но уже от сожаления.
Донг стоял на одном колене, а из его подмышки торчало сразу две стрелы.
— Эх, ты… Чудо-чудное… — Сказал я, поднимая забрало и понимая, что и сам бы сейчас мордой напоминал дикобраза, если бы не случайность. — Ну, млять, что за нравы?
Я подошёл к Донгу и осмотрел торчащие стрелы. Обе пробили рёбра. Я потрогал пальцем оперение. Донг взвыл так, что каркавшие вороны и стрекочущие сороки резко смолкли.
— Да ладно тебе… Лялечка, — прогнусавил я, поддразнивая Донга.
Патагонцы плохо переносили боль. Но на самом деле мне было не до шуток. Я свыкся с Донгом. За эти годы он несколько раз едва не погиб и каждый раз выкарабкивался из «того мира» с трудом. У них почему-то плохо сворачивалась кровь. Почти у всех.
— Макс, займись им, — подозвал я нашего медикуса. — И побольше анальгина ему.
— Да знаю я, — буркнул Макс. — Первый раз, что ли патагонцев лечу? Вечно лезут…
— Не бубни, — одёрнул я медикуса. — Большие они, вот им и достаётся чаще всех. Не отрубишь же им ноги…
«Шутка» не прошла. Медикус продолжал ворчать, копаясь в сумке и перебирая ёмкости с лекарствами.
Анальгин я выделил давно. Прошлый жизненный опыт сильно пригодился. Интересно, что даже если я не помнил подробности своей прошлой жизни, я машинально делал правильно то, что делал раньше. Не назовёшь же интуицией мои двадцатилетние манипуляции с химрастворами.
После того, как я, соединил полученное вещество с марганцовкой в кислоте, и раствор обесцветился, я с некоторой долей уверенности предположил, что это анальгин. Но потом вспомнил, что он должен эффектно взаимодействовать с гидроперитом. Так и вышло. Когда повалил едкий белый дым, я возгордился собой и почти смело заставил выпить порошок, подозреваемому в моём отравлении английскому дворцовому повару, когда у того вдруг разболелся зуб. Боль прекратилась, повар выжил, и я его помиловал. Так я открыл анальгин.
Мы с Господином Магельяншем много чего понаоткрывали химического. В том числе синтезировали аспирин, но это уже после того, как научились выпекать кокс и получили фенол, как побочный продукт его производства, а что аспирин «вышел» из фенола, я знал.
Последние лет десять заниматься химией мне стало недосуг, и я лишь корректировал направление поиска и экспериментов нашей Бразильской химической лаборатории и алхимиков, разбросанных мной по всему свету.
Всё становится простым, когда сам хорошо обучен и тому же научил уже около тысячи человек. Индейцы тупи очень способные ученики, и становились пытливыми учёными.
— Только опиума ему не давай, а то он дурак дураком, как употребит. На него и анальгин неплохо действует.
Макс снова отмахнулся от меня, и я понял, кто здесь лишний.
Глава 19
Воспоминания отступили, когда к нам подошёл Аврелий, грек курировавший строительство Волго-Донской переправы. Он носил на груди и на пальцах особые атрибуты, обозначающие моего приближённого, поэтому охрана его ко мне допустила беспрепятственно.
— Шахиншах, позволь доложить?
— Докладывай.
— Мне сообщили, что первые корабли прошли из Дона каналом и вошли в Волгу. Замечено скопление Астраханцев. Ведут себя агрессивно, но издалека. В вооружённые столкновения не вступают.
— Патагонцев боятся, как огня. Их маленькие лошадки не уходят от них, — усмехнулся Санчес.
— Но мы же уже не гоняемся за ногайцами по степи? — Спросил я с опаской и добавил. — Без лошадей.
— Уже нет, шахиншах. Работу патагонцев оборонили рогатками и лучниками, сидящими на стене канала, как в крепости. Ты же помнишь, как поначалу было тяжко. Столько раненых… Патагонцев потеряли с десяток…
Да… Год назад на канале было тяжко. Договориться с Астраханским бием Саид-Ахматом не получилось, а брать Астрахань в очередной раз не хотелось. Мы взяли под контроль транзит Волго-Дона, спрямив и углубив русла, укрепив брёвнами берега судоходных рек, и прорыв десятикилометровый канал шириной двадцать метров. Нам для организации «нормального» судоходства этого хватало. А для меня стало открытием, что здесь и раньше многие стол