Я встал.
Я смотрел на мальчика сверху вниз и уже тогда осознавал, что запомню этот момент на всю оставшуюся жизнь. Кудрявый малыш Чарли вдруг из крикливого ребёнка превратился в мужчину со строгим выражением лица, твёрдым голосом и храбрейшим сердцем.
Он сохранял такое же спокойствие в словах и движениях, когда мы вместе снимали первое тело Симона с петли у окна на лестничном пролёте, и когда сжигали не его ночью за домом.
Чарли представил меня своей матери этой же тёмной ночью. Жена Симона, Сарра, была очень высокой статной женщиной с длинными, вьющимися, чёрными волосами, контрастно белой кожей, тёмными усталыми глазами. При встрече она тут же улыбнулась мне сухими губами и пригласила сесть за небольшой деревянный стол.
Их жилище представляло собой одну просторную комнату на четвёртом этаже, посреди которой стояла небольшая каменная печь, жестяная труба выводила дым прямо в окно. Из мебели они имели только стол и несколько самодельных стульев. Вместо кроватей они довольствовались постелями прямо на каменном полу.
– Мы стараемся не выходить на улицу без особой нужды, это небезопасно. Спасибо, что помог Чарли справиться с телом, не хочу, чтобы дети утром увидели Симона таким, – еле слышно, чтобы не разбудить спящих, сказала она, наливая в кружку кипящую воду и протягивая её мне.
Кроме Чарли, Сарра и Симон имели ещё четверых детей. Самым младшим был Джек, на момент моего появления ему только исполнилось два года.
Чуть старше был пятилетний Давид, Валерии было одиннадцать. Старше Чарли была только его сестра Эвери. Она в свои девятнадцать уже была точной копией Сарры. Её мать отличали только легкие морщины на лице и руках.
– Оставайся здесь, пока не решишь, что делать дальше. Кто-то ведь должен за тобой вернуться, – серьезно сказала Сарра, когда я рассказал ей о том, что привело меня к ним.
Я ожидал возмущений или, того хуже, обвинений во лжи, но получил лишь тёплый печальный взгляд и постель у растопленной печи.
Я лёг, прислонившись к ней спиной, и почти мгновенно заснул под тяжестью усталости. Только встревоженный образ отца, который уже вероятно понял, что я не вернулся вместе со Львом, появился перед моими глазами, перед тем, как я погрузился во тьму.
На следующий день, с рассветом, мы с Саррой вышли из дома за водой, оставив детей. Дорога была долгой. Река, в которой текла пригодная для питья вода, находилась в нескольких километрах от дома.
– Что случилось с Морисом? – я решился на прямой и неприятный вопрос.
Сарра помедлила с ответом.
– Ты не слышал о Морисе совсем ничего? Думаю, не существует живущего на Земле человека, который не знал бы про отравленный остров.
– Я умер шестнадцать лет назад. Мне было четыре.
– Всего четыре? Ты совсем не успел пожить здесь! – сказала она и посмотрела на меня, словно пытаясь понять, насколько я этим опечален. – Морис ведь не просто город. Он находится на острове, посреди океана.
– Это какая-то болезнь, – продолжила она после недолгой паузы. – Мы называем её Брисом. Она смертельна и неизлечима. И все мы уже больны. Брис поражает дыхательные пути, затем наступает полный их паралич и смерть. И никто не знает, что с этим делать. Брис будто пропитал весь воздух здесь. От него не защититься и не избавиться. Будто бы сам остров уничтожает нас. Морис – изолированная зона уже долгое время. Корабли обходят нас за многие километры, боясь подхватить заразу. Отсюда нет выхода, сюда нет входа. Мы заложники ситуации. Проще говоря, всем понятно, что скоро на этой земле не останется ни одной живой души. Мы доживаем свои дни здесь.
Я был поражён стойкостью её спокойствия.
– И сколько вы так живёте?
– Чуть меньше трёх лет назад заболел первый человек. Через месяц число погибших превысило тысячу. С первого кашля до смерти проходит в среднем не больше десяти дней.
– И вам не страшно? Я имею в виду смерть. Вы её не боитесь? – спросил я.
– Видишь ли, Мартин, ещё до того, как ты появился здесь, я знала кое-что про Арабеллу.
Я молчал.
– Я знаю, что это не конец, я знаю, что есть дорога дальше. Так что нет, почти не боюсь.
Она светло мне улыбнулась и продолжила идти. Её длинные густые волосы были аккуратно собраны в косу, оголодавшее тело одето в старое, тёмного цвета, платье до земли и шерстяную накидку.
– Это Вы говорили с Симоном про Арабеллу? Он упомянул, что знает о ней.
Сарра пожала плечами.
– Но откуда узнали Вы? Как?
– Я знала кое-кого оттуда. Её звали Лимбо. Она была вроде тебя: не мёртвая, не живая. Я знаю об Арабелле много. Даже больше тебя, полагаю.
– Вы знали Лимбо? Я слышал о ней, но никогда не встречал.
Сарра резко остановилась и обернулась ко мне:
– Слышал? Что ты знаешь? Она там? В Арабелле? – спросила Сарра, и мне только на миг показалось, что что-то в её голосе изменилось.
– О ней вообще мало что известно. Говорят, она была первым Смотрителем, ещё до Льва. Сам Лев рассказывал мне о ней немного. Всегда говорил, что не хочет вспоминать то время. А кто-то считает, что Лимбо – только легенда, и её никогда и не было; кто-то говорит, что она лишилась здравого ума.
– Я знала её, – сказала Сарра, с усилием улыбнувшись. – Хорошо знала. Можешь быть уверен, она существовала. Я, по правде говоря, была уверена, что она уже давно покинула Арабеллу.
– Она говорила с Вами об Арабелле? Смотрители так не делают, это же опасно, – я недоверчиво сощурил глаза.
– Она говорила со мной обо всём. Об Арабелле, о Боге, об Озере Смерти.
Я застыл на месте. Мой и так пустой желудок ещё сильнее сжался в спазме страха.
– О нём нельзя говорить. Что Вы знаете? Никто о нём не знает. О нём невозможно знать, – проговорил я не своим голосом.
Промозглый ветер раздувал тонкие ветки деревьев и мои непослушные волосы.
Сарра снова обернулась ко мне и посмотрела взглядом настолько пронзительным, что я не выдержал и отвёл глаза. В нём было и смирение, и жалость, и хронический ужас.
– Скоро всё изменится в Арабелле. Симон всё изменит, – сказала она строго. – Не думаю, что ты когда-нибудь ещё увидишь её такой, какой знал.
Я положил руку на шею, убеждая себя, что сонная артерия всё ещё снабжает мой мозг кислородом. Я смотрел на Сарру и пытался не поверить её словам, высмеять их нелепость. Но она говорила правду. Я словно знал это, видел в твердости её взгляда.
Я хотел бежать, но не знал куда и зачем. Хотел кричать, но и это было бессмысленно.
– О чём Вы? – как мог тихо спросил я.
– Мартин, ты хороший мальчик, я это вижу, – сказала она и протянула ко мне руку, но я нервно отстранился. – Уверенна, большинство людей там прекрасны. Но Арабеллой правит нечто страшное. То, что страшнее смерти или Бриса. Арабелла – это ловушка, Мартин. Симон отправился туда, чтобы сделать её свободной, прежде чем мы туда попадём.
– Арабеллой никто не правит, Сарра, – сказал я сквозь сжатые зубы. – Это не страна, не государство. Арабеллой правит только Бог.
Её губы подёрнулись в попытке улыбнуться и глаза покраснели.
– Об этом я и говорю. Нет никакого Бога.
И прежде, чем я успел взорваться праведным гневом, она добавила:
– Я встречала того самого Селвина однажды. Трусливое и подлое существо. Если ты не станешь кричать или драться со мной, я расскажу тебе о нём.
Первый раз за целую жизнь я пережил обиду такой силы. Сарра будто выстрелила прямо мне в лоб, разорвав все связи в и так ослабленном сознании.
Она уверенным шагом двигалась к реке, я, еле переставляя ноги, шёл за ней. Она говорила, а я покорно принимал свою участь её слышать.
– Он сделал это с Морисом тогда. Отравил воздух, воду и землю. Обрёк нас на такой конец. В нём очень много злости. И никто об этом и не догадывался. Никто, кроме меня и Симона. И Лимбо, конечно. Все пытались найти разгадку этой болезни научными методами. Называли Брис уникальным природным явлением, самым таинственным и опасным в истории. Но мы всё видели. Он проклял нас вместе с островом. Но не в этом ужас.
– Селвин, великий наш Бог. Наш Отец, наш Создатель, – безучастно повторял я в ответ Сарре.
– Ужас в том, что он делает в Арабелле. Убивает людей. Подчиняет их умы и забирает жизни.
– Наш Спаситель, человеколюбивый отец, – продолжал я.
– Ты знаешь, Мартин, что случится с человеком, если убить его в Арабелле? – спросила Сарра.
– Точка ноль, рождение на Земле, новое тело, – машинально ответил я.
Заслуга Льва, как моего учителя, была в том, что теорию я знал лучше, чем имена близких. – Но у нас такого не случается.
– Именно, точка ноль. Туда он отправляет тех, кого забирает себе, обещая вечную жизнь. Он убивает их.
– Зачем вы говорите мне это? Зачем врёте? – спросил я.
– Я хочу, чтобы ты понимал, что ждёт Арабеллу. Чтобы ты был предупреждён. Это ведь замкнутый круг. Люди умирают на Земле, попадают в Арабеллу, там Селвин убивает их, и они снова оказываются на здесь. Но Озеро Смерти в Чёрных Горах, оно существует. И за ним на самом деле что-то есть. Это и есть место, где круг должен разорваться, там продолжение пути. И Симон найдёт его любой ценой, ради нас. Мы ведь уже убиты, только умрём немногим позже.
– Сарра, простите меня за эти слова, но Вы в плену воображения. Причём не своего, а чужого, – сказал я снисходительно. – Вероятно, легенды не лгут. Лимбо, если и существовала, то была безумна.
– Я верю своим глазам. Я всё видела. Придёт время, Мартин, и ты всё поймёшь, всё узнаешь, – она улыбнулась мне. – Только ты не бойся, не стоит. Всё сложится лучшим образом.
Но я не перестал бояться. Я боялся каждый день, который провёл в Морисе. Страх не покидал меня даже во сне. Я боялся за своего отца, за Льва, за всех, кого знал и любил в Арабелле. Я мог только догадываться, как станет действовать Симон. Но ещё сильнее я боялся за Сарру и её детей. Они были так добры, но при этом так несчастны. Они не могли просто жить. Я пытался делать всё возможное, чтобы облегчить их существование. Я старался делать всю тяжелую работу сам. Целые дни уходили у меня на то, чтобы бродить по городу в поисках растопки. Иногда я возвращался с пустыми руками. Такими ночами нам приходилось мёрзнуть и пытаться согреться друг об друга. Случалось так, что голодные дни не прекращались. Для меня такая жизнь была непривычной и тяжелой. Я сильно потерял в весе, ослаб. Изо дня в день я чувствовал себя всё хуже. И однажды, спустя несколько месяцев, я осознал, что стал в точности похож на малыша Чарли и его братьев. В моём сердце поселилась тревожность, которая с каждым днём становилась всё более ощутимой. И я никак не мог понять, как люди, живущие в этом мире, могут быть такими жизнелюбивыми. Где бы мы ни находились, они всегда пели. Песни их были о радости, о солнце и море. Ещё они любили танцевать. Взявшиеся за руки, громко смеясь, абсолютно босые, в изношенной грязной одежде, они кружились под открытым небом. Даже в холод, даже под проливным дождем.