как вы каждую оставшуюся секунду будете ненавидеть себя за свою глупость.
Он обхватил моё запястье, взлетел вместе со мной высоко над землёй и через несколько мгновений мы уже были в Чёрных Горах. В моей голове ещё долго отдавался прощальный крик Сарры. Она кричала моё имя.
Селвин, не отпуская моей руки, повёл меня за собой в дом первых людей. Он открыл дверь, за которой каменная лестница вела вниз к Озеру Смерти и толкнул меня вперёд.
– Уходи вниз или оставайся здесь, но за эту дверь ты больше не выйдешь, – сухо сказал он. – Оставайся теперь с тем, что ты натворила. У тебя больше нет никого, только ты и Смерть. А у меня есть мои люди. Ты видишь это иначе, но я даю им то, что им нужно. Я нужен им, а они мне.
– Селвин, ты ведь мог сделать это сразу, много лет назад. Захлопнуть дверь, отобрать ключ. Почему только сейчас?
– Я думал и у меня может быть кто-то, думал, мы похожи. Но я ошибся. Сильно ошибся.
– Почему не убьёшь меня? – спросила я.
– Хочу, чтобы ты страдала. Сильно и бесконечно. Я ведь знаю, ты не уйдёшь вниз.
И он закрыл дверь, а я осталась одна и кромешной тьме, в разъедающем меня изнутри горе. Я существовала у той, там где начинался спуск к Смерти, лестницы несколько лет. Селвин временами заглядывал внутрь, впуская ко мне ослепляющий свет.
– Все ещё здесь? – презрительно спрашивал он, ставил на пол кружку с водой и немного еды и снова запирал дверь.
Однажды, спустя время, счёт которому я разумеется потеряла, когда я уже не могла двигаться от истощения, он смотрел на меня со смесью жалости и отвращения во взгляде.
– У меня для тебя подарок, – сказал он. Из его бледных пальцев пыталась вырваться красивейшая тёмно красная птица; прежде я не видела таких в Арабелле.
– Это тебе, возьми, – процедил он.
Я, изнывая от боли в суставах, протянула руки и взяла птицу. Как только я её коснулась, я стала ею. Я могла летать.
– Я не могу отпустить тебя, Лимбо, – сказал Селвин. – Потому что я всё ещё зол. Я ненавижу тебя сильнее всех людей, но я могу выпускать тебя иногда. В этой птице. Улетай.
Он сделал это, потому что всё ещё любил меня своей странной, обозлённой, почти несуществующей любовью. И для него любовь была подвигом и преодолением, потому что он не был человеком.
Я смогла улетать из замка, снова свободно жить в Арабелле. Снова слышать и видеть всё, что происходит. В тот день со мной произошло величайшее из чудес, но моё тело умирало и мне приходилось возвращаться в него, чтобы есть и пить.
Я наблюдала за Арабеллой, высматривала в её жителях надежду для себя, и нашла её в совсем молодом Мартине. Я смотрела, как он рос, и, с неприсущей жителям Арабеллы жаждой, поглощал информацию, которой Лев щедро делился. Я проводила много времени в хижине у моря вместе с ними и с тоской вспоминала время моей жизни там. Я потеряла своё тело и свою любовь, поэтому мечтала о смерти и начале новой жизни с того самого дня, как вернулась из Мориса. Но я не могла не заметить, что Мартин не похож на остальных детей, ему всегда хотелось знать и видеть больше. Он за день задавал больше вопросов, чем любой житель Арабеллы задавал за жизнь. Я узнавала в нём Льва и опасалась, что Селвин и его свободный разум погасит. Я отчаянно связала с Мартином надежду успеть рассказать людям про Селвина. И вся моя надежда, при невозможности действия, заключалась в одной мысли. Раз ано или поздно, должен был открыться раскол, ведущий из Арабеллы в Морис. Я уповала на то, что Мартин, попав туда увидит разорённый, уничтоженный остров, и не сможет усмирить свой пылкий, сомневающийся ум, а возможно даже встретит там Сарру. Этой надеждой я жила и удерживала своё тело живым.
Однажды мне удалось сделать невозможное: когда Селвин в очередной раз открыл дверь ключом и сделал шаг внутрь, я стояла перед ним. К тому времени я уже провела в заключении достаточно времени, чтобы потерять свой былой облик. Моя кожа была серой и сухой, волосы напоминали водоросли, а тело – оживший скелет. Но всё же я стояла и пыталась улыбаться ему.
– Что с тобой? – спросил Селвин, еле скрывая удивление.
– Я больше не могу, – сказала я. – Я больше не могу так жить. Я не могу.
Он смотрел на меня молча, явно растерянный.
– Тогда уходи, – сказал он. – Ты знаешь, что делать. Дорога вниз всегда открыта.
– Нет, Селвин. Я не могу больше молчать.
– Ты можешь хоть кричать, тебя всё-равно никто не услышит, – он равнодушно пожал плечами. Но его выдавали глаза, в которых я без труда видела горечь и сожаление.
– Селвин, я знаю, ты любишь меня, – сказала я, сделав шаг вперёд. – И знаю, что никогда не скажешь этого.
Он как-то неловко усмехнулся и поднял голову к тёмному потолку, чтобы не смотреть на меня.
– Я решила, что будет правильно сказать тебе кое-что.
Он всё ещё не смотрел на меня.
– Ты самая яркая часть моей жизни. И я люблю те дни, что мы провели с тобой вместе. Память о них греет меня. Мы владели этим миром, делили его на двоих. И мне жаль, что я предала тебя. Я разрушила всё, этого не исправить, я причинила тебе боль.
– Ты врёшь мне, – тихо сказал Селвин, опустив на меня глаза.
Его серебристые волосы в тот день были заколоты большой блестящей брошью и падали вниз так, что касались моих плеч.
– Ты можешь не верить мне, это уже не имеет значения, я просто хочу обнять тебя. Это всё. В память обо всём, что было.
Я изо всех сил старалась не отводить взгляд от его лица.
Он не двигался, но я видела, что теперь могу действовать сама.
Я протянула руки к его плечам, тогда он наклонился и я с силой и всей возможной нежностью, при моей неугасающей ненависти, прижала его к себе. Я не ослабляла объятия долгие мгновения, и только тогда он робко положил голову мне на плечо и наконец обнял.
– Я не хотел, чтобы так получилось. Но и отпустить тебя не могу. Ты всё испортила. Ты всё разрушила, – сказал он.
– Я знаю, прости меня, прости, – я отошла от него на шаг и посмотрела на лестницу. – Помнишь день, когда мы пошли туда вдвоём? Я была трусихой.
Я с усилием улыбнулась.
– А меня удивила твоя смелость в тот день, я сразу понял, что ты не такая, как они, – с горечью в голосе сказал он.
Я держала его холодную ладонь в своей.
– Ты чуть не разрушила всё, что я построил. Но это ты. Глупо было ждать, что ты будешь предсказуемой и послушной до конца.
Я кивнула.
– Селвин, – я набралась смелости, – ты дашь мне попрощаться с Арабеллой? Я ведь понимаю, что больше не выйду отсюда.
– У тебя есть Айраво, – он сощурил глаза.
– Я хочу пройтись. По лесу и у моря. Это же мой дом, моя земля, понимаешь? – теперь я говорила сквозь слёзы. – Я ведь знаю, мне не сбежать, не спрятаться от тебя. Ты найдёшь меня, куда бы я не ушла. Я не настолько глупа, чтобы думать об этом. Спусти меня к берегу, через час я буду на том же месте.
Он смотрел на меня недоверчиво.
– Мне не уйти от тебя. Что ещё я могу сделать за час?
И под моим, полным слёз, взглядом он всё же согласился. Он оставил меня на берегу спокойного ночного моря и улетел. У меня был час. И весь этот час я стояла бы там на берегу и дышала бы Арабеллой и её влажным солёным воздухом, но когда Селвин исчез из моего поля зрения, я тут же из всех сил, что у меня остались, побежала к дому, где жила когда-то со Львом.
Я осторожно постучала в окно.
– Лев, слушай внимательно и ничего не говори, – попросила я, когда он открыл.
Он был разбужен и не мог поверить, что перед ним я.
– Лимбо, я не верю! Лимбо, как я скучал! Я думал, ты давно мертва, – всё повторял он. А я только в панике повторяла, чтобы он молча слушал меня.
– Лев ты должен сделать кое-что для меня. Я не успею всего объяснить, так что просто слушай.
Он наконец замолк.
– Тот мальчишка, которого ты учишь. Мартин, так?
Лев растерянно кивнул.
– В следующий раз, когда раскол откроется в Морисе, бери мальчишку с собой, но не дай ему вернуться. Он должен оставаться там как можно дольше, ты понял меня?
– Что, Лимбо? Что такое ты говоришь? Что с тобой? – не понимал он.
– Просто поклянись мне, что так и сделаешь, просто поклянись! – я больше не могла сдерживать свой голос и теперь кричала. Крик мой походил на сиплый вопль. Я понимала, что время подходит к концу.
– Я не могу! Я не понимаю! Он совсем мальчик. Что он будет делать в Морисе один?
– Спасать всех нас, Лев! Поклянись мне! Лев! Мне не к кому больше идти. Некого просить. Никто не сможет мне помочь, кроме тебя. Я всегда так верила в тебя! Ты мне нужен сейчас, как никогда. Ты же знаешь, я никогда никому не желала зла. Я в ловушке! Посмотри на меня! Это единственный способ всё исправить.
Лев ещё с минуту стоял в мучительных раздумьях, я видела это по его лицу, но потом, с напряжением в каждом мускуле, он кивнул.
– Ты клянёшься?
– Клянусь, – коротко и подавленно ответил он.
– Теперь, скорее, дай мне бумагу и карандаш, – попросила я.
Прямо там, на подоконнике, под светом звёзд, я записала на бумаге ту самую загадку, которую позже Айраво принесла Симону. Я сложила листок и спрятала его на пороге дома, под камнями.
– Я верю в тебя, Смотритель за Арабеллой, – сказала я на прощание Льву и убежала туда, где Селвин уже ждал меня.
И однажды этот день настал, Лев исполнил своё обещание. К своему восторгу, я видела, как Мартин и Симон яростно клялись найти Смерть. И я верила в них, как никогда не верила в себя. Я ежеминутно была рядом.
Глава 9Предатели должны умирать
– Птица! Айраво. Это вы? – спросил Мартин, когда я закончила свою историю.
– А эта чёртова загадка? Тоже вы? – спросил Симон.
– Всё это я. В тот день, когда Мартин решился наконец идти на поиски Симона, я, птицей, прилетела к дому Льва и нашла спрятанный мной когда-то листок бумаги под камнями у порога и принесла его тебе, Симон.
– Почему прямо не сказали? Почему не назвали имя? – не понимал он.