Рядом завозился Мамба, извлекая из плотно застегивающегося брезентового чехла части своего диковинного оружия и соединяя их между собой. С виду похоже на обычную шайтан-трубу какие в свое время покупали у русских кяфиров, но обычная шайтан-труба никакого вреда „абрамсу“ причинить не может, стреляй хоть в упор. В первые дни боев многие храбрые воины Аллаха попали в объятия сладострастных гурий, не зная этого. Хасан хорошо помнил их первые неумелые вылазки, когда пытались стрелять по броне из простых автоматов и винтовок, бросали бутылки с горючей смесью и гибли, гибли, гибли… Отдавая жизнь за царапину или закопченное пятно на бронированных боках вражеских танков. Теперь они гораздо умнее, теперь в их рядах профессионалы боя, опытные моджахеды, закаленные в боях, такие как Мамба. Ведь вся организация предстоящей схватки продумана до мелочей и выверена именно им, даже при наличии чудо оружия полуграмотным людям Мансура никогда бы не суметь придумать такой план уничтожения гяуров, как разработал Мамба.
Сейчас подрывники Хафиз и Касим уже, наверное, тискают во взмокших от нетерпения ладонях пульты от управляемых фугасов и в этот раз, не то, что раньше — никакими хитрыми помехами не удастся гяурам забить сигнал на подрыв. Потому что после прохода утреннего патруля инженерной разведки с особым пристрастием осмотревшего дорожное полотно, подрывники под руководством Мамбы установили на дороге несколько противотанковых мин для надежности связанных между собой детонирующим шнуром — сработает одна, детонируют остальные. И лишь только засевший в нескольких километрах отсюда наблюдатель сообщил о подходе колонны, как быстрый и ловкий как пустынная ящерица Касим метнулся к дороге поставить их на боевой взвод. Никаких шансов у идущей впереди машины с генератором помех не осталось, любовно сплетенную косу из мин не проскочить. А уж потом можно будет с безопасного расстояния привести в действие заложенные на обочинах мощные фугасы, лишь бы верен оказался расчет и в момент подрыва напротив зарядов находились как раз первая и последняя машина, лишая остальных возможности маневра. Ну, тут уж они просчитаться не могли — не один день непрестанно наблюдают за проходящей здесь каждодневно колонной, что везет продукты и воду на дальнюю заставу гяуров. Состав колонны всегда один и тот же: „брэдли“, два „хаммера“, „абрамс“, две водовозки и два крытых грузовика, а значит и длина всегда одна и та же. Когда подорвется первая машина, остальные еще несколько секунд по инерции будут ехать. Вчера Касим даже вбил потихоньку специальные мерные колышки и, глядя на них при проходе гяуров, прицеливался, где назавтра сделать закладки. Так что осечки быть не должно. Сейчас колышки, конечно, убраны, зато напротив места, где заложен первый фугас, на голой ветке колючего кустарника, ярко отблескивая на солнце, одиноко болтается пустая жестянка из-под колы. Гляди, подрывник, твоя мина здесь, не ошибись! Если вдруг случится невозможное и головная „брэдли“ проскочит минную косу, Касим должен будет попытаться дистанционным пультом рвануть заранее приготовленную закладку.
Хасан чуть приподнялся из мелкого окопчика, накануне ночью вырытого и замаскированного в сотне метров от дороги. Лишь на мгновение он увидел пыхтящую пропыленную колонну, оказавшуюся гораздо ближе, чем он ожидал, и тут же жесткая рука Мамбы цепко схватила его за шею и низко пригнула к земле.
— Б…! Да ты совсем ох…л, старик! — шепотом крикнул Мамба на незнакомом языке, и тут же добавил на ломаном арабском. — Не высовывайся, заметить могут раньше времени.
Сам Мамба украдкой наблюдал за гяурами с помощью небольшого выкрашенного желтой краской перископа. Хасан с завистью глянул на него, лежать и ждать начала боя, скорчившись на дне окопа, ничего не видя вокруг было просто невыносимо, к тому же голову сверлила настойчивая мысль о том, что в мельком увиденной колонне что-то было не так, что-то было неправильно. Мысль назойливо билась где-то под черепной коробкой, но никак не удавалось поймать ее на реальном сознательном уровне, вся неправильность оставалась лишь в смутном ощущении, и чтобы развеять его, необходимо было еще раз взглянуть на врага, хоть одним глазком. И сделать это надо было, обязательно до начала боя, иначе произойдет что-то непоправимое. Но просить у Мамбы перископ не хотелось, а еще раз высунуться, рискуя навлечь на себя гнев страшного чужака, он не решался.
Настроение было поганое с самого утра, не слишком порадовала даже возможность пристегнуться к армейской колонне амеров и в относительном конечно, но все же покое и безопасности добраться практически до половины пути. Анализировать причины хандры не хотелось, хотелось тупо ныть и жаловаться на злодейку-судьбу, а лучше бросить все к чертям и укатить из этого пекла домой в только начинающую баловать теплом и яблочным цветом весну. Вместо этого Стасер с самого раннего утра торчал в этой раскаленной как сковородка металлической коробке, угрюмо молчал, трясясь на ухабах и выбоинах, глотал пыль и изредка беззвучно матерился. Подчиненные, зная тяжелый характер командира, с расспросами не лезли, и он был им за это благодарен. Скорее всего, в охватившей бравого лейтенанта „кроликов“ черной меланхолии был повинен вчерашний разговор с Рунге. Хайгитлер недвусмысленно намекнул, что чертов Мактауд подал руководству Компании просто разгромный рапорт, в котором не пожалел черных красок для описания вопиющей профессиональной непригодности одного из командиров групп базы в Эль-Хайме. Угадайте которого именно? Ну конечно же, миляга Мактауд вовсе не забыл об инциденте на пороге отеля в Зеленой зоне, хотя и не счел нужным упоминать его в отчете. Действительно, к чему? Много ли надо, чтобы отомстить строптивому гарду. Стасер не стал объяснять всего этого немцу, отделавшись неискренними общими фразами, типа „не может быть!“ и „я сожалею“. Однако на базу теперь возвращался с тяжелым сердцем, с детства не любил разносов у начальства, а в особенности разносов несправедливых. Не сказать, что его слишком задевали произносимые при этом обвинения и нелестные предположения о его умственных, физических и профессиональных способностях. Он достаточно прослужил в родной Российской Армии, чтобы отрастить прочный роговой панцирь, о который бессильно разбивались любые упреки и оскорбления, но вот сам процесс получения выволочки его нервировал и наводил тоску.
А тут еще Фарида с ее упреками, дурными предсказаниями и философией… Утром слова девушки уже не казались такими значимыми и пророчески весомыми. Подумаешь, кто бы говорил? Если раньше у большевиков государством управляли кухарки, все помним до чего доуправлялись, то теперь великие идеи и нетленные истины высказывают проститутки, может и их допустить к кормилу власти? Вот веселье получится, он даже криво ухмыльнулся, причем поймавший командирскую улыбку в зеркале заднего вида Чуча поспешил отвернуться и украдкой перекрестился.
Дорога, все та же с мало изменившимися со времен Тамерлана пейзажами, местами покореженная, полная ям и ухабов бетонка, летела под капот. Впереди скакал по колдобинам „хаммер“ Хунты, сзади натужно пыхтел многотонной массой бронированный монстр „абрамс“, еще дальше плелись водовозки с грузовиками, в замыкание летели еще два армейских „хаммера“. То есть та еще сила и огневая мощь, подобного нападения, как произошло по пути сюда можно не опасаться, не такие дураки хаджи, чтобы охотиться на столь опасную дичь. Если что, мигом в тонкий блин раскатают. Да и местность к засаде явно не располагала — ровная, как стол поверхность, разбитая справа на клетки полей, а слева просто покрытая бурым, выгоревшим на солнце песком. Все же повезло им по-крупному с этими амерами. Комендант зоны, седой, прямой как жердь, генерал, будто сошедший с голливудского экрана, лишь удивленно крутил головой слушая рапорт Стасера о проделанной ими поездке, а под конец предупредил, что он знает насколько отчаянно храбры русские, но ему плевать на Эль-Хайм, а отсюда ни одна транспортная единица не выйдет в „красную зону“ без достаточного сопровождения. Так и пришлось пропариться лишний день, пока их не пристегнули к этой снабженческой колонне, идущей на дальнюю заставу. А оттуда уже и до Эль-Хайма рукой подать, да и генерал обещал, позвонить начальнику заставы, чтобы выделил этим сумасшедшим русским, он так и сказал „mad Russians“, пару единиц бронетехники для сопровождения.
Стасер кинул в рот сигарету, щелкнул понтовой бензиновой зажигалкой, глотнул полной грудью горько-щиплющий легкие дым. Первая сигарета с самого утра, он старался ограничиваться с курением, в перспективе планируя бросить совсем, а пока, куря сигареты под счет и как можно дольше оттягивая момент, когда придется закурить первую. Легкие с вожделением втянули долгожданный дым, и голова слегка поплыла, будто затянулся не обычным табаком, а отборной местной анашой. Даже вновь захотелось улыбаться, а все переживания и заботы постепенно растворились в ароматном табачном дыме, вместе с ним улетучиваясь в насыщенный пылью воздух со свистом летящий навстречу. Лишь легкий неприятный осадок остался где-то на самом дне души, добавившись очередным культурным слоем к годами копящимся там обидам, неурядицам и просто неудачам.
— А все-таки, мужики, что ни говори, а не дай Бог, конечно, но если когда-нибудь мы и взаправду с амерами схлестнемся, то ни хрена не помогут им ни компьютеры ихние, ни всякие хитрые ракеты да бомбы. Огребутся звездюлями по полной программе, — неожиданно для всех подал голос, вольготно раскинувшийся на заднем сидение Крот.
С самого выезда из города, когда только пристегнулись к ожидавшей их колонне американцев, Крот настороженно и будто бы даже как-то ревниво рассматривал иноземных вояк, вроде как примеривался к ним. Так профессиональные боксеры внимательно и оценивающе смотрят видеозаписи боев своих коллег по рингу, подсознательно прикидывая, как бы сами против них действовали и каковы их сильные и слабые стороны. Короче сработал условный рефлекс, при встрече с потенциальным врагом, насторожиться и максимально его прощупать. Для Крота п