̄лим» (1934 г.), посвящение к которой гласит: «Певице Хамиде Александрийской — первому человеку, который научил меня слову «искусство» [218]. Песни «ал-‘ава̄лим» живут до сих пор. Этим певицам и танцовщицам посвящены оперетта Ахмеда Иззета ал-Харири («Свадьба Адили») 1967 г. [206] и популярный кинофильм «Берегись Зузу». Несмотря на то, что песни «ал-‘ава̄лим» поются в основном на свадьбах и воспевают прежде всего любовь, они содержат интересные сведения о жизни женщин из простого народа и о быте средних слоев египетского общества [ср. 221]. В них находят яркое отражение общественные отношения, религиозные предрассудки, социальное неравенство. Например, песня «Кто введет меня в департамент влюбленных»:
За кого отдаст меня замуж департамент влюбленных (‘ашик, мн. ‘а̄шик̣ӣн, 3)?
Если придет мужчина в феске,
Скажу ему так: «Добро пожаловать, гость!»
Приготовлю постель и подарок.
Скажу ему так: «Здесь твое ложе, эмир».
Если ж придет одетый в чалму,
Скажу ему так: «Добро пожаловать, гость!
Матрац, одеяло — тебе мой подарок».
Скажу ему так: «Здесь твое ложе, эмир».
Если ж придет некто, одетый в ермолку,
Не скажу я ему: «Добро пожаловать, гость!»
О, неуклюжий и безнадежный,
Которого спутники — перхоть и вши!
Брошу циновку ему и скажу: «Растяпа, смели нам муку».
Интересна в этой песне ее композиция, с зачином-вопросом, с параллелизмом в двух даурах ответа и с контрастной концовкой в последнем. Из песни видно отношение девушки, представительницы среднего класса общества, к чиновнику, служителю культа и крестьянину, ярко раскрывается ее психология: она стремится путем замужества достичь житейских благ, и поэтому третирует крестьянина как слугу. Здесь отражен и народный обычай, когда арабская девушка в качестве приданого если жених заплатил достаточный калым, приобретает матрац, одеяло, подушки; подобный обычай — невеста в качестве приданого приносит постель — наблюдается у многих народов. Примечательны также метафоры, которыми заменяются имена нарицательные. Такая замена имен нарицательных эпитетами и метафорами была свойственна еще древней арабской поэзии. Чиновник назван абӯ т̣арбӯш «отец/хозяин фески», священнослужитель — абӯ ‘имма «отец чалмы», а крестьянин — абӯ либда «отец ермолки». Феску носили самые богатые и знатные люди, чалму по преимуществу служители культа [199, с. 288-289], а фетровая ермолка настолько типична для одежды египетского феллаха, что в обиходе его называют абӯ либда. Абӯ либда является героем многих сказок [10, с. 86]. Приведенная песня в ярких образах раскрывает царящее в египетской деревне социальное неравенство, резкое разграничение между живущей в довольстве верхушкой общества и забитыми и нищими феллахами, прозябающими в грязи, в антисанитарных условиях, в бесконечном беспросветном труде. О крайне скудных условиях существования феллаха говорят и слова другой песни, обращенной к жениху и невесте:
Жарко тебе, жених наш! Принеси опахало.
Спать на кровати роскошь, а на циновке — стыд.
Понять эти строки можно, только зная степень убогости домашней обстановки крестьянина. Он спит на простой циновке, и кровать, изготовляемую обычно из стеблей пальмового дерева, считает предметом роскоши.
Выбору жениха посвящена также песня, композиционно и по содержанию перекликающаяся с первой из рассмотренных выше. Здесь ясно звучит тот же мотив социального неравенства:
О, мама! Ах, застежка моего ножного браслета!
Если мне дадут выбирать, я не возьму погонщика ослов,
Ибо утром он скажет: «Ну-ка, приготовь моих ослов».
Если мне дадут выбирать, я не возьму погонщика верблюдов,
Ибо утром он скажет: «Приготовь-ка моих верблюдов».
Если мне дадут выбирать, я не возьму и плотника,—
Ибо утром он скажет: «А где мой молоток и пила?»
Клянусь жизнью отца возьму я такого, как Араби,
Человека солидного, ранга высокого.
Повторенную в песне стереотипную формулу ма̄х̮уд «я не возьму; я не выйду замуж» говорит девушка и в настоящее время, если она не согласна с выбором жениха, который сделали родители. Песня свидетельствует и о той популярности, которой пользовался у египетского народа Араби-паша, вождь, глава восстания 1882 г., против хедива и англичан.
Песня о преградах, которые ставят на пути любящих религиозные устои,— «Привела меня любовь»:
Привела меня любовь (хава̄, 1), привела под окно христианина.
Я сказала ему: «О, мастер Ханна,
сделай мне ножной браслет (х̮улх̮ал, 2), который бы звенел».
Он сказал мне: «Богом не дозволено,
чтобы мусульманка любила (‘ашик̣а, 1) христианина».
Чрезвычайно выразителен повтор глагола «привела» в первой строке. Прием повтора характерен для арабской народной поэзии.
На пути молодых людей в арабских странах стоят не только религиозные устои, но и обычай уплаты калыма за невесту, преподнесения невесте дорогого подарка в день обручения, обязанность невесты приобрести приданое. Вот песня «За шесть реалов, отец, отдай меня замуж»:
За шесть реалов, отец, отдай меня замуж.
Во имя Пророка, мама, скажи отцу,
чтобы он согласился и хоть за один реал выдал меня замуж.
Во имя Пророка, мама, скажи отцу,
если это будет реал, я куплю все равно
великолепный алмазный венец и алмазные серьги,—
пусть устроит мою свадьбу.
Отец мой даст реал, брат мой — реал, дядя — реал,
Пусть он отдаст меня замуж — лучше, чем позор.
Сама брачная церемония не могла не найти места в песнях «ал-‘ава̄лим». Особое место в брачной церемонии занимает ночь накануне переезда невесты в дом жениха, когда невесту моют и окрашивают ее руки и ноги хной (х̣енна, 2). Самая популярная египетская песня об этой ночи «Х̣енна, о, х̣енна! О, К̣ат̣р ан-Нада̄ («Капля росы»)!» восходит, как полагают, еще к IX в., когда она пелась на свадьбе К̣ат̣р ан-Нада, внучки султана Ахмеда ибн Тулуна, одной из самых красивых и образованных женщин своего времени. Она была отдана замуж за багдадского халифа [199, с. 183]. Скорее всего, от первоначального текста осталась только первая строка, потому что остальные строки текста не связаны с ней [177, с. 31, прим. 1]. Песня «Х̣енна, о, х̣енна!» была записана много раз. Сопоставление ее варианта из сборника ал-Булаки с текстами, зафиксированными Маврисом [177] и Ахмедом Рушди Салихом [202], выявляет ряд интересных моментов. В сборнике ал-Булаки представлен более полный вариант этой песни, в котором разнообразнее воплощена основная мысль — стремление невесты положить конец связи жениха с родительским домом, направить его мысли на создание новой семьи [201, с. 169]. Здесь упоминается не только мать жениха, как у Мавриса и Салиха, но и его сестра. В приведенном ниже тексте песни в квадратные скобки заключены строки, имеющиеся только в нашем сборнике, а в круглые скобки взяты добавления из текстов Мавриса и Салиха, неотмеченные строки имеются во всех трех привлеченных для сравнения вариантах:
Х̣енна, о, х̣енна! О, К̣ат̣р ан-Нада̄ (Капля росы)!
Окно любимой (хабӣб, 2) притягательно для любящего.
Боюсь, твоя мать будет искать тебя,
Но я спрячу тебя в своих волосах и заплету их в косы.
[Если придет ко мне твоя мать и спросит о тебе],
Я спрячу тебя в своих бровях и густо их насурмлю.
[Боюсь, что твоя мать спросит о тебе],
Тогда спрячу тебя в своих глазах и ресницах и подкрашу их
[И если придет ко мне твоя мать],
Я спрячу тебя на своей щеке и запудрю тебя.
[Боюсь, твоя мать будет искать тебя],
[Тогда спрячу тебя у себя во рту и крепко закрою его].
[И если твоя мать спросит о тебе],
[Я спрячу тебя у себя на шее и прикрою ожерельем].
(Я спрячу тебя на своей груди и платье затяну).
(Я спрячу тебя на своей груди и пуговки застегну).
[Боюсь, что сестра твоя будет искать],
[Но я спрячу тебя на моей талии и подпояшусь широким поясом].
[Если придет ко мне сестра твоя],
[Я спрячу тебя на своем животе и складками закрою],
(Спрячу я тебя между ног, и никто не увидит тебя).
[Боюсь, твоя мать спросит о тебе].
[Я спрячу тебя в сумку и поставлю сверху сливки].
[Если придет ко мне твоя мать],
[Я спрячу тебя в своих шароварах и затяну шнурок].
(Если придет ко мне твоя мать и спросит о тебе),
(Я поклянусь, что ты никогда и не бывал у меня).
В варианте рассматриваемого здесь сборника содержится намек на время создания текста; появляется слово «пудра», попавшее в египетский диалект из французского языка и употребленное вместо чисто арабского «нарумянюсь» в других вариантах. Дополнения, замены, варианты данного сборника песен демонстрируют важность работы, проделанной его собирателем. Песня «Х̣енна, о, х̣енна!» до сих пор пользуется широкой популярностью в Египте. Она встречается и в литературных произведениях современных арабских писателей. Начальные ее строки можно прочесть в рассказе Ридвана Ибрахима «Свадьба», направленном против жестокого обычая насильно выдавать девушек замуж и содержащем многие этнографические подробности. Рассказ этот опубликован в сборнике «Раны народные» [218], где слово «раны» (джира̄х̣, 3), обычное для лирических песен, переосмыслено в социальном плане: это рассказы о судьбах простого народа.
Положение арабской женщины определено чрезвычайно жестокими законами, карающими смертью за потерю девственности до замужества или измену мужу. Несмотря на это во многих народных песнях поется о незаконной любви или об обмане злого мужа. Так, в песне «Красавица, судьба ополчилась на нас» говорится: