— О Повелитель верующих! Будь справедлив. Если ты хочешь заплатить ему все деньги, то ударь его еще десять раз.
Халиф поделил деньги между нами, и мы разошлись”».
На первый взгляд кажется, что приведенный рассказ является изящной бытовой зарисовкой, правдиво изображающей жестокие нравы халифского двора времен Мутадида. На самом деле этот эпизод вряд ли мог иметь место в реальности. Дело в том, что сюжет рассказа об Ибн ал-Магазили имеет фольклорные истоки. Подобные плутовские сказки встречаются у многих народов, в том числе у русских, немцев и турок. Историческая ценность рассказа Масуди о шуте Ибн ал-Магазили заключается в другом: здесь ясно говорится, что в Багдаде существовала специальная профессия уличного рассказчика анекдотов и смешных историй. Фольклорный характер истории Масуди подтверждается также и тем, что новелла с аналогичным сюжетом имеется в «1001 ночи». Только там главного героя зовут Ибн ал-Кариби, халиф — Харун ар-Рашид, а в качестве слуги, приведшего потешника к халифу, выступает исторически существовавший начальник дворцовой стражи Харуна ар-Рашида Масрур. Скорее всего, новелла о дележе дирхамов и побоев была заимствована позднейшими редакторами «1001 ночи», которая переделывалась и вбирала в себя новые тексты вплоть до XVI века, непосредственно из «Золотых копей» Масуди. Таким образом почерпнутый нашим автором из городского фольклора рассказ вновь вернулся в народную литературу.
Большое развитие торговли в Багдаде времен Масуди, наличие многочисленных рынков указывает на то, что значительную часть населения этого города, которое современными исследователями исчисляется в несколько сот тысяч человек (цифра 2 млн чел., часто встречающаяся в средневековых источниках и научной литературе прошлого, ныне представляется нереальной), составляли люди, так или иначе связанные с базарной торговлей — ремесленники и хозяева лавок — купцы. Вполне понятно, что они не представляли единообразного социального слоя. Здесь были и ремесленники-бедняки, и богатые купцы, обладавшие огромными состояниями и имевшие торговые связи со всеми областями Халифата.
Значительная роль товарно-денежных отношений в арабо- мусульманском мире способствовала тому, что здесь не сложилось феодальное сословие в европейском смысле этого слова. По крайней мере, в эпоху Масуди границы между сословиями были весьма размытыми. Человек становился знатным в зависимости от своего состояния и успехов в политической сфере. С точки зрения происхождения наиболее развитыми считались потомки родственников пророка Мухаммада — Хашимиты (бану хашим). Вместе с тем они зачастую и не занимали высокого положения, несмотря на то что халифская казна выплачивала Хашимитам пенсии и не взимала с них особого мусульманского налога — садаки. Хашимиты также не подлежали и обычной мусульманской юрисдикции. Их главным судьей являлся старейшина Хашимитов — накиб, которого назначал халиф. В клане бану хашим имелись две основные группировки — потомки дяди Мухаммада, Аббаса, — Аббасиды и потомки двоюродного брата и одновременно зятя Мухаммада, четвертого мусульманского халифа Али ибн Абу Талиба, — Алиды. Как помнит читатель, Аббасиды захватили в 750 г. власть в Халифате, воспользовавшись плодами многолетней борьбы, которую вели против режима Омейядов Алиды. Те, оставшиеся не у дел, безусловно, были весьма недовольны властью Аббасидов и часто организовывали восстания с целью свержения своих более счастливых соперников. Постепенно среди Алидов и их сторонников сформировалось особое направление в исламе — шиизм. Аббасидские халифы, придерживавшиеся другого направления ислама — суннизма, не без оснований считали шиитов своими злейшими врагами. Во второй половине IX в. был издан указ, запрещавший Алидам — ядру шиизма — арендовать государственные угодья, ездить верхом на лошадях, держать больше одного раба, давать свидетельские показания в суде.
В Багдаде шииты селились главным образом в восточной его части, в квартале Карх. Обычно они собирались для совместных молитв и бесед в мечети Бараса. Видимо, эти сборища носили такой опасный для властей характер, что около 925 г. мечеть была разрушена по приказу халифа.
Почетом среди мусульман пользовались потомки остальных троих праведных халифов — Абу Бакра, Омара и Османа, хотя, конечно, они не обладали теми привилегиями, что Хашимиты. Весьма знатными считались также и потомки первых мусульман — сподвижников основателя ислама Мухаммада. К этой социальной группе принадлежал и Масуди. Совершенно неясно, каково было имущественное положение его отца и род его занятий. Судя по тому, что Масуди практически ничего не пишет о состоянии торговли в Багдаде, а сведения о торговых делах в других местах, которые он посетил за время своих долгих странствий, весьма отрывочны, он не принадлежал к торговому сословию. Возможно, что наш автор происходил из семьи потомственных ученых и приобретенная им широкая образованность являлась не только плодом его личных усилий, но и проявлением семейных традиций.
Говоря о населении Багдада времен Масуди, нельзя не сказать о том, что значительную его часть составляли невольники. Рабами обладали представители всех религий, проживавшие в Халифате, — и мусульмане, и иудеи, и христиане. Рабов доставляли в столицу с невольничьих рынков Северной Африки, Египта и Йемена караванами вместе с золотом и другими драгоценными товарами. Невольниками были как чернокожие африканцы, так и белые. Имелось также значительное количество рабов-тюрок, которые использовались в качестве халифской гвардии. Белокожие рабы ценились дороже, чем чернокожие. Из белокожих самыми лучшими считались рабы славянского происхождения. Славяне попадали в Халифат обычно двумя путями — либо через Поволжье, либо по Средиземному морю из Германии, Испании и Прованса. Из Руси, Польши, Чехии и других славянских земель невольников в Германию доставляли купцы, проживавшие в городах восточной Саксонии.
В Багдаде и других крупных городах Халифата невольников использовали главным образом в качестве домашних слуг, нянек, поваров и домоправителей. Имелось также значительное количество рабов, владевших каким-либо ремеслом. Такой раб должен был выплачивать своему господину определенную сумму ежедневно в качестве оброка. По сообщению Масуди, таким невольником-портным был известный впоследствии, во время правления Харуна ар-Рашида музыкант и поэт Мискин ал-Мадани. Ежедневно он должен был платить своему хозяину два дирхама. Раб-ремесленник мог со временем выкупить себя у хозяина в рассрочку. Многие девицы также были рабынями. Обученные пению и музыке девушки стоили особенно дорого. Например, в начале X в. за одну такую невольницу давали в Багдаде 13 тыс. золотых монет — динаров. Рабство считалось в эпоху Масуди, да и много позже, вполне естественным явлением. Поэтому ни наш автор, ни другие арабо-мусульманские писатели ни единым словом не высказывают возмущения по этому поводу. Наоборот, арабо-мусульманские авторы гордятся «гуманным характером» рабства при исламе — ведь, согласно шариату, рабов запрещалось бить и считалось богоугодным делом давать рабам по мере возможности вольную. Однако надо ли говорить о том, что эти благочестивые установления далеко не всегда воплощались в реальной действительности.
Помимо торговцев, ремесленников, знати, лиц, связанных с отправлением мусульманского религиозного культа, и рабов, имелось много людей без определенных занятий, люмпенов — бродяг, нищих, воров — одним словом, тех, кого принято называть городским дном. Эти люди не имели не только постоянной работы, но также и постоянного жилья. Днем они шатались по базарам, улицам, переулкам и площадям Багдада, попрошайничали, завязывали драки, воровали. По ночам же они ютились в жалких шалашах, в банях, а то и просто под открытым небом. Среди багдадских бродяг и воров были настоящие виртуозы жульничества и обмана. С одним из них читатель познакомился, когда мы рассказывали о жестоком халифе Мутадиде.
Масуди приводит другой случай, который произошел во время триумфального шествия, устроенного в Багдаде тем же халифом по случаю захвата в плен одного мятежника. На улицах собрались толпы народа. Особенно много людей было на мосту через Тигр, отчего его опоры не выдержали и подломились. Обломки моста, а также люди, бывшие на нем, упали на проходивший по реке корабль, на котором плыло много багдадцев, любовавшихся праздником. Погибло более тысячи человек. Утопленников стали вытаскивать из Тигра баграми, и среди прочих извлекли труп мальчика в богатой одежде, украшенной драгоценными камнями. Некий почтенного вида старец принялся громко причитать, говоря, что утонувший мальчик — его сын. Старику отдали тело ребенка; наняв осла и положив на него утопленника, он удалился, все так же громко стеная. Вскоре прибежал некий богатый купец по имени Йасар; ему сообщили о том, что из Тигра вынули тело богато одетого мальчика, и несчастный купец узнал в нем по описанию своего сына. Однако ни утонувшего мальчика, ни благообразного старика, который увез труп ребенка на осле, у берега реки и в помине не было. Выяснилось, что седобородый старик был знаменитым на всю столицу вором, который польстился на богатую одежду и драгоценные украшения погибшего купеческого сына и ловко сыграл на сочувствии толпы багдадцев родительскому горю.
В другой раз этот авантюрист вооружился киркой, взял пустой кувшин, оделся в лохмотья и отправился к дому одного богатого вельможи. У ворот дома было расположено несколько лавочек, где продавалась всякая всячина. Мошенник принялся колотить киркой по стенам и дверям лавок, нанося им этим немалый урон. Сбежался весь квартал, вышел и сам хозяин богатого дома. А оборванный старик все бил и бил киркой по стенам лавок. Вельможа спросил старика, зачем он поступает таким образом и кто ему повелел это делать. Оборванец ответил, что рушит лавки по повелению хозяина дома. Тогда все собравшиеся закричали, что хозяин дома перед ним и что он ничего подобного не приказывал. Старик же подошел к своему кувшину, стоявшему поодаль, и показал жестами, будто он прячет туда свою одежду. Тогда собравшиеся единогласно решили, что нищего безумца, нав