Арабы и Халифат — страница 55 из 56

ои поступки, истинной вере, тайне жизни и смерти, – поэт как бы перебирает различные религиозно– философские доктрины, ни на чем не останавливаясь и ничего не абсолютизируя. Его лирико-философские медитации проникнуты чувством глубокой неудовлетворенности и бессилия перед мировым злом.

Широкую популярность в исламских странах начиная с X века приобрела суфийская лирика. Традиционная любовная и застольная лирика обрела в интерпретации суфийских поэтов мистический подтекст и символизировала томление суфия по единению с Божеством и экстатическое опьянение любовью к нему. Это придавало суфийской лирике эмоциональную напряженность, а конкретный, чувственный характер ее условного языка облекал духовные переживания суфия во впечатляющие образы. Крупнейшими арабскими поэтами-суфиями были Ибн аль-Фарид (1181 –1235), гимны которого, согласно преданию, распевались на суфийских радениях, и замечательный мыслитель андалусец Ибн аль-Араби.

Весьма многообразной в жанровом отношении была средневековая арабская проза. Традиция устного арабского рассказа восходит к доисламским временам, когда кочевники Аравии из поколения в поколение передавали предания о межплеменных войнах и других событиях бедуинской жизни. На протяжении всего Средневековья не только в среде городского простонародья во всех областях Халифата, но и в образованной элите наряду с изысканной придворной поэзией бытовал устный рассказ. Арабские прозаики и даже серьезные ученые стремились уснащать свои сочинения различными занимательными историями филологического или историко-географического характера, которые служили иллюстрацией к их повествованию и могли развлечь читателя.

В средневековом мусульманском обществе сложилось представление об «адибе» – образованном человеке, обладающем некой совокупностью высоких духовных качеств и имеющем представление о достойном поведении в жизни. В отличие от духовного лица – улема, знатока теологических наук (Корана, хадисов, мусульманского права), – адиб должен был быть в первую очередь сведущим в знаниях светского характера. Для сообщения ему необходимых знаний и представлений существовала многожанровая дидактическая литература – «адаб». Первоначально сюда включались чисто «арабские знания» – арабская грамматика, поэзия, метрика, предания о жизни и подвигах древних арабов, – но с VIII века содержание адаба стало расширяться за счет индо-иранских и греко-эллинистических традиций (назидательных басен, притч, этико-философских сочинений). В обильной литературе адаба в популярной и занимательной форме преподносились разнообразные сведения, а также приводились назидательные исторические анекдоты, бытовые истории и рассказы о путешествиях в далекие страны. Как правило, авторы литературы адаба были выходцами из среды новых мусульман, людьми незнатного происхождения.

Одним из основоположников литературы адаба был уже упоминавшийся выше Абдаллах ибн аль-Мукаффа. Славу ему принес перевод с персидского замечательного сборника индийских нравоучительных рассказов, известных у арабов под названием «Калила и Димна». Традицию литературы адаба успешно продолжал также уже упоминавшийся ученый теолог-рационалист и религиозно-политический писатель аль-Джахиз (775 –868). Его перу принадлежит большое число сочинений научного, философского и политико-публицистического характера. Известен он также как сатирик, автор «Книги о скупых» – собрания рассказов и анекдотов о речах и поступках скупцов. Герои аль-Джахиза – жители Хорасана и других областей Ирана, а также многонациональной, наполовину шиитской, почти всегда оппозиционной багдадским властям Басры. Книга была задумана как отповедь иранцам, носителям шуубийской идеологии, которые в бедуинской чрезмерной щедрости – традиционном достоинстве вчерашних кочевников – усматривали лишь проявление варварской и нелепой расточительности.

Для историка особый интерес подставляет проза кади Абу Али аль-Мухассина ат-Танухи (940 –994), который в своем многотомном собрании «Занимательных историй» рассказывает о подлинных фактах из жизни всех слоев общества, от халифов и высокопоставленных чиновников до выходцев из городских низов, сообщенных автору современниками и очевидцами событий.

Множество сочинений в жанре адаба было создано учеными и компиляторами позднего Средневековья. Сохранился до наших дней сборник занимательных историй и анекдотов псевдоисторического характера египетского ученого Джалал ад Дина ас-Суйути (1445 –1505). Сочинения подобного рода предназначались для развлечения читателей; рассказы о реальных исторических событиях перемежались в них с элементами художественного вымысла.

В кружках знатоков и ценителей изящной словесности, бытовавших в домах богатых и знатных меценатов и высокопоставленных сановников, возник не имевший древней традиции прозаическо-поэтический жанр макамы – плутовской новеллы с главным героем бродягой и нищим, написанной рифмованной прозой со стихотворными вставками. Тематика и фабула играли в макамах второстепенную роль и основывались на сравнительно небольшом наборе сюжетных мотивов, служивших предлогом для демонстрации изысканного словесного искусства, которое было в сочинениях этого рода самоцелью и основным критерием эстетической ценности.

Наиболее совершенную форму этот жанр получил в творчестве филолога и стилиста из Басры аль-Харири (1054 –1122). Герой макам аль-Харири – образованный бродяга и плут, путешествующий из города в город в поисках заработка и выступающий, если находятся слушатели, с литературными импровизациями в общественных местах. Интересна та двойственность, с которой автор макам относится к своему герою: осуждая его как плута и мошенника, он явно любуется им, восхищаясь его ловкостью и наделяя его столь высоко ценившимся в ту эпоху литературным даром и виртуозным поэтическим мастерством.

Значительное место в культурном наследии средневековых арабов занимает анонимная народная словесность, в которой устное творчество взаимодействовало с письменной традицией. Произведения народной литературы разнообразны по объему и по жанрам. Многотомные романы-эпопеи, так называемые «сиры» («жизнеописания»), иногда типологически близкие западноевропейскому рыцарскому эпосу, а иногда лубочной или народной литературе, соседствуют в ней с короткими анекдотами, назидательными притчами, волшебными сказками и новеллами из городской жизни. Существовала особая профессия так называемых шаиров и мухаддисов-рассказчиков, которые декламировали эти тексты с музыкальным сопровождением перед горожанами на рынках, площадях, в кофейнях. Эти исполнители народной литературы, опиравшиеся во время своих публичных выступлений на заранее подготовленный текст, способствовали созданию и развитию письменной традиции. Они активно перерабатывали тексты своих анонимных предшественников, дополняя их новыми деталями, диалогами и описаниями, а подчас и целыми эпизодами.

В отличие от средневековой арабской авторской прозы, создатели которой не признавали права на вымысел и стремились придать всякому, даже самому невероятному рассказу видимость достоверности, в народной литературе царила богатейшая, порой необузданная фантазия. В сознании средневекового горожанина здравый смысл вполне уживался с верой в волшебные силы и в «вероятность невероятного». Представление о том, что человека на каждом шагу подстерегают непредсказуемые повороты судьбы, соответствовало повседневному опыту жителей Ирака, Сирин, мамлюкского Египта и других областей исламского мира, постоянно страдавших от произвола властей, политической и экономической нестабильности. Вера в возможность счастливого поворота фортуны, благого случая, в котором реализовалась, согласно представлениям средневекового мусульманина, милость всемогущего Аллаха, помогала им сносить жизненные тяготы.

Из всех памятников народной литературы в странах европейской цивилизации наибольшую известность получила знаменитая «Тысяча и одна ночь» – гигантский свод, в котором собраны произведения различных жанров народной словесности: рассказы любовного содержания, волшебные сказки, бытовые новеллы, сходные с европейскими фаблио, плутовские новеллы, родственные аналогичному жанру в Европе, рассказы о путешествиях, а также различные исторические анекдоты, притчи и назидательные истории.

К древнейшему слою «Тысячи и одной ночи» относится его обрамление – рассказ о Шахразаде и царе Шахрияре, а также некоторые волшебные сказки, созданные в Индии и попавшие к арабам через Иран к концу VIII века. Первая арабская редакция собрания сложилась в городах Ирака примерно в X веке. В иракских рассказах действие происходит в одном из городов Двуречья, чаще всего в самом Багдаде, в его торгово-ремесленной части или во дворце халифа. В них фигурируют купцы и ремесленники, халиф и его приближенные, добрые и злые вазиры, полицейские и мошенники, невольницы-певицы и хитрые служанки-рабыни, стражи гаремов – евнухи – и другие персонажи пестрой городской среды. Во многих сказках Харун ар-Рашид, любитель шуток и мистификаций, активно участвует в событиях, а иногда и сам творит интригу и создает забавные ситуации. Начиная с XII века в собрание вливаются рассказы египетского происхождения. Новеллы этого цикла еще ярче, чем багдадские рассказы, рисуют быт и нравы горожан в XIV – XVI веках. Герой египетских новелл – обычно бедный человек, мелкий купец, ремесленник, рыбак и т. д. – не слишком образован, но наделен здравым смыслом и находчивостью, благодаря которым он добивается в жизни высокого положения или богатства. В рассказах египетского происхождения больше исламского пафоса и демонстрации религиозных чувств, что является отголоском воспоминаний о войнах с Византией, крестоносцами и монголами.

Все жанры средневековой арабской литературы в том или ином смысле дают богатейший материал для понимания социальной психологии, менталитета и системы ценностей населявших Халифат народов.

Приложение.Абассидские халифы

в Ираке и Багдаде в 749 – 1258 (132 – 656 от Хиджры) годах

749 – 754 ас-Саффах