Еще в конце VII столетия Китай находит место в арабской схеме известного тогда мира, связываемой с именем сына завоевателя Египта Амра ибн ал-Аса – Абдаллаха и ставшей впоследствии традиционной. Понятие единой системы мира показано здесь отождествлением Земли с образом птицы и соответствующим этому делением ее на пять составных взаимосвязанных частей: Китаю отведено место головы, Индии – правого крыла, хазарам – левого; центральные мусульманские страны – Хиджаз, Ирак, Сирия, Египет, – рассматриваются как грудь, западные области халифата – хвост. В ранней мусульманской литературе Китай фигурирует как символ самой отдаленной страны, однако как раз в 651 году туда отправилось морем первое арабское посольство с подарками. Даты следующих путешествий – 711 и 712 годы. В 798 году арабы ездили в Китай три раза, а между 960 и 1280 годами отмечено двадцать посольств. Китайские исторические хроники приводят имя Сулимань, под которым без особого труда удается обнаружить Сулаймана, главу посольства 711 года. Большую сложность представляет отождествление форм Апу-Лоба, Апу-Гунфо, Мейди и Хэлунь, в которых ученым удалось прочитать имена первых аббасидских халифов Абу-л-Аббаса ас-Саффаха (750–754), Абу-Джафара ал-Мансура (754–775), ал-Махди (775–785), Харуна ар-Рашида (786–809).
Арабские источники IX века, среди которых главное место занимают «Сказания о Китае и об Индии» Абу Зайда Сирафского, основанные на рассказах купца Сулаймана и моряка Ибн Вахба, рисуют Китай как страну хорошо обработанных и плодородных земель. Самая распространенная из сельскохозяйственных культур – рис, за ним упоминаются персики, айва, лимоны, гранаты, бананы, миндаль, кокосовые орехи, сахарный тростник. Арабские суда привозили сюда слоновую кость, ладан, слитки меди, панцири черепах, глиняную посуду и мануфактурные изделия. Условия для развития торгового обмена были налицо, но основную роль в этом обмене играли древние статьи китайского вывоза – шелк и фарфор. Описывая Индию и Китай, арабские географы относятся к обоим народам доброжелательно. У индийцев они отмечают их душевную чистоту, героическое презрение к страданиям и смерти, возвышенный вкус меценатов, собирающих вокруг себя общество поэтов, астрономов и прорицателей. Китайцы характеризуются как честные, трудолюбивые и гостеприимные люди. Их арабское название Сын произошло от имени династии Цинь, правившей Китаем в III веке до новой эры, и, таким образом, сам язык свидетельствует о давности арабо-китайских связей. Для сравнения вспомним, что в нашем слове Китай отразилось название династии из тюркского племени киданей, правившей в Северном Китае всего тысячу лет назад.
Наряду с установлением постоянных арабо-китайских сношений продолжались традиционные торговые связи между Китаем и зороастрийцами-персами. В 758 году арабско-персидская флотилия захватила Гуанчжоу. Сообщая об этом, «История династии Тан» наряду с персами – Босы, – впервые называет Даши – арабов-мусульман. Императорские войска в это время были заняты на севере подавлением мятежа военачальника Ань Лушаня, тюрка по происхождению, поэтому арабско-персидский поход на Гуанчжоу прошел успешно. Город был частично разрушен, однако его важная экономическая роль способствовала залечиванию нанесенных ран. Имея с Китаем давние связи, арабы и персы могли по достоинству оценить значение Гуанчжоу для международной морской торговли: отсюда на запад выводились шелк, фарфор, мускус, а все привозимое поглощалось огромным рынком Внутреннего Китая. С 758 года арабы обосновались в Гуанчжоу, и впоследствии их статут в этом городе был регламентирован специальными договорами с китайским императором.
Гуанчжоу, где «торговые гости» с мусульманского Запада впервые вступали на китайскую землю, вырос благодаря своему выгодному географическому положению «ворот страны». Бухта, глубоко врезанная в сушу и поэтому удобная для стоянки множества кораблей, а также окрестный плодородный район издавна привлекали сюда арабских купцов, и на складах и рынках города можно было видеть товары со всего мира. «Родиться в Сучжоу, жить в Ханчжоу, кушать в Гуанчжоу и умереть в Лю-чжоу» – говорила китайская поговорка.
Зайтун, Зайтем, Зантан, Кайтон – так разно передавали уста многочисленных путешественников название другого крупного китайского рынка – порта Цюаньчжоу (Цейтонг) в провинции Фуцзянь, несколько северо-восточное Амоя (Сямынь). В гавань Цюаньчжоу стремилась корабли всех наций Индийского океана, он часто упоминается в восточных литературах Средневековья. Однако впоследствии эта гавань была занесена песками и ее торговое значение перешло к соседнему Амою.
Третьим крупным центром арабо-китайской торговли был Ханфу (современный Ганьпу). Марко Поло упоминает этот порт при описании Ханчжоу: «В двадцати пяти милях от этого города (Ханчжоу), на северо-восток и восток – море-океан. Есть тут город Ганьфу, главная там пристань; приходят сюда из Индии и других стран большие суда с разными дорогими товарами». Хайфу был морской гаванью для Ханчжоу, который в Средние века являлся одним из величайших городов Китая и всего мира. Таким образом, последовательно основав торговые колонии в трех ключевых пунктах юго-восточного побережья Китая – Гуанчжоу на Южно-Китайском море, Зайтуне напротив «острова Гур», то есть Тайваня, и Ханфу у выхода в Центральный Китай, арабы проникли на весь южнокитайский рынок.
Статут арабской колонии в Ханфу дает представление о других торговых колониях в Китае и их взаимоотношениях с правительством страны, где они находились. Колония в Ханфу была велика, и многие арабские купцы жили здесь постоянно; в некоторой части это были инакомыслящие, переселившиеся в Китай из-за политических и религиозных преследований. Как и другие, эта колония имела для решения внутренних споров судью, избиравшегося из среды ее обитателей. Институт мусульманских судей для арабского населения Китая был утвержден в соглашениях колоний с императором. Зато режим торговли принадлежал компетенции самих китайских властей. Арабским купцам разрешалось продавать свои товары лишь в конце лета, когда приближение обратного муссона и обилие прибывших конкурентов заставляли каждого негоцианта быть уступчивым в ценах. Иногда купцы из иноземной колонии в порту предпринимали торговые экспедиции в глубь страны; мореплаватель с Персидского залива Ибн Вахб проник в столицу Китая и был принят императором. Китайские законы о путешественниках обеспечивали одновременно и безопасность купца, и надзор за ним. Иноземный купец, отправляясь в путешествие по стране, должен был иметь два пропуска: один – от правителя области, в которой он постоянно проживал, с указанием имени, возраста и национальности его и сопровождающих лиц; второй – от императорского чиновника по торговым делам, который проставлял сведения об имущественном состоянии путешественника, количестве товаров и денег при нем. Эти пропуска проверялись и визировались на всех дорогах специальными уполномоченными. В случае убытка в пути стоимость имущества после установления обстоятельств возмещалась; в случае смерти купца все передавалось наследникам.
Окончив торговые операции, арабские купцы возвращались на родину. Отходили назад чужие прибрежные воды, ширилось море, отблески западного света скользили по лицам людей, начинавших далекий путь через океан. Это не о них ли сказал поэт-академик VIII века Ли Бо:
Гость заморский ловит с неба ветер
И корабль далеко в страду гонит.
Словно сказать: птица среди облаков!
Раз улетит – нет ни следа, ни вестей.
Северо-восточный муссон начинался вскоре после осеннего равноденствия и длился до наступления весеннего. Пользуясь им, капитаны выводили тяжело груженные корабли мимо опасных Парасельских рифов в Южно-Китайское море. В декабре суда огибали Малакку, а в январе пересекали Бенгальский залив. Затем, обогнув мыс Коморин, они делали стоянку в Куламе на юго-западном побережье Индии. В марте, продолжая пользоваться попутным восточным муссоном, путешественники прибывали в южноарабский порт Райсут. В апреле начинался обратный юго-западный муссон, который гнал корабли из Райсута в Маскат, откуда тем, кто уцелел после длительных и опасных скитаний по безбрежному океану, оставалось сделать более или менее короткий переход к Сухару или Хормузу, Сирафу или Басре.
Таким образом, поездка из Аравии в Китай, считая, что в путь можно было пускаться не раньше марта, с наступлением сезона западных ветров, требовала вместе с остановками и возвращением годичного срока. При этом имеется в виду открытое плавание – пользование кратчайшими расстояниями по прямой, конечно, с поправкой на лавирование и маневрирование. Некоторые опасливые капитаны-судовладельцы, не желая подвергать ценные грузы риску, избирали закрытое или каботажное плавание в виду берегов. Тогда путешествие длилось два года и более, и, вероятно, именно такие случаи подразумевает китайский текст 1178 года, говоря об арабских кораблях в дальневосточных водах:
«…Прибывающие из страны Даши после плавания в малых кораблях по пути на юг до Кулама перегружаются на большие суда. Следуя на восток, они посещают гавань Саньфоци (=Палембанг на Суматре). Затем они следуют в Китай по тому же пути, что и суда Саньфоци. Всем ближним странам для торгового путешествия в Китай хватает года, арабам нужно не менее двух лет. При хорошем ветре иноземные корабли могут делать тысячу ли (=576 километров) в сутки; но если они имеют несчастье попасть под северный ветер и не могут найти на нашем побережье гавань или пролив, где они могли бы бросить якорь. тогда корабль погибает вместе с товарами».
Китайская навигация на дальний запад имела меньший размах. Писатели Х века еще повествуют нам о кораблях из Китая, доплывавших до Омана и Сирафа, Бахрейна и Басры; некоторые из них поднимались даже до древней царственной Хиры. Среди этих парусников наблюдались и весьма крупные, несшие до полутысячи людей и снабженные запасом нефти, чтобы сжигать пиратские суда. Однако по мере усиления междоусобной борьбы в халифате, когда в каждой гавани поселяется тревога, иноземные гости начинают все реже показываться из-за горизонта; постепенно китайские маршруты в западных морях сокращаются до Хормуза, Дайбула и Бхарукаччи, а в XIII–XIV веках – преимущественно до Каликута и даже Кайяла на восточном берегу Индии.