Гул боев на лазурных просторах Средиземного моря, брызги волн, окропленных разноплеменной кровью, не долетали до восточных вод халифата. Индийский океан был морем мира. Торговые связи между его народами, установившиеся на заре исторических времен, хотя и не всегда взаимовыгодные, редко нарушались военными действиями. Постоянные тенденции торговли преобладали над преходящими тенденциями политики, тяга к экономическому обмену была сильнее политической разобщенности. Мусульманские и христианские страны эпохи раннего Средневековья общались только на войне, но между арабскими владениями даже на Средиземном море, невзирая на политические и религиозные расхождения, существовала коммерческая навигация. Распространение ислама не поколебало тесных связей арабских купцов с Южной и Юго-Западной Азией, ибо негоцианты отнюдь не были заинтересованы в том, чтобы исповедование новой веры шло в ущерб традиционным торговым интересам.
Сказанное не должно создавать представления об Индийском океане как о некоей идиллической Аркадии, лишенной противоречий и борьбы. Соперничество купцов было ожесточенным. Охота за рабами, их перевозка, продажа и пользование рабским трудом составляют позорную главу истории индоокеанской торговли. Международные отношения в бассейне Индийского океана подчас омрачались и кровопролитными войнами. Уже при исламе, после упоминавшихся четырех походов из Бахрейна на восток, новых нападений на Дайбул, Тану и Бхарукаччу при халифе Османе, не только дипломатический ум и экономическое превосходство, но и грубая сила оружия дала арабам возможность в 712 году овладеть Синдом и вторгнуться в пределы Индии. Завоевание шло с трудом, и в 725 году арабскому наместнику Синда пришлось выдержать морской бой с местным раджой за обладание Гузератом и Бхарукаччей. Большую опасность для мореплавания всегда представляли пираты. В конце IX века два громадных восстания одновременно потрясли Ирак и Южный Китай, и значение их далеко оставило за собой рубежи этих стран и грани столетия. Однако все описанные явления вызревали на фоне прочно сложившейся индоокеанской торговли, которая очень рано привела к созданию устойчивых международных связей в этом районе.
Каковы же были исходные позиции арабского мореплавания в Индийском океане при раннем исламе? Вспомним, что описание морской торговли в домусульманское время завершалось словами: «…. начало VII века явилось свидетелем упадка торговли в Южной Аравии. Торговый оборот снижался, оживленные гавани и дороги Сабейско-Химьярского царства постепенно глохли, пути морской и сухопутной торговли перемещались к Персидскому заливу». Здесь, кроме древних гаваней Маската и Сухара на оманском побережье, арабы овладели такими старыми портами иранского мира, как Хира, Убулла, Сираф, Хормуз. Первостроители государства халифов учитывали опыт навигации своих предков во всем его объеме. Заморская торговля была включена в орбиту протекционистской политики государства, и старые иранские порты получили новый импульс для своего развития.
Хира, центр княжества Лахмидов, еще в V веке нашей эры принимала в своей гавани корабли из Аравии, Индии и Китая. Она сохраняла свое значение и при исламе, однако постепенно оно переходит к новым портам, построенным арабами. В IX-Х веках Хиру уже считали древней морской пристанью. Позже она была отделена от моря наплывами песка.
Первоклассную гавань для океанских судов имела в Убулла (Оболла, ’Απολογου Έμποριον древних), расположенная при впадении одноименного канала в Тигр. Здесь останавливалось каждое судно, поднимавшееся по Тигру или спускавшееся по нему в море. На берегу, рядом со штабелями корабельного леса из Малабара и Африки, размещались верфи и доки. Далеко внизу на реке, уже у выхода в море, путь к Убулле указывали плавучие маяки. Корабли, выходившие в море, получали от них предупреждения о появившихся пиратах. Местопребыванием последних были Бахрейн, Сокотра, залив Катхиавара. Отсюда на легких кораблях они совершали набеги на устье Тигра, Аден и Цейлон, не пропуская и проходившие в море торговые суда. Последние защищались посредством греческого огня, для чего в составе команды приходилось иметь особых метальщиков. Арабский полководец Утба ибн Газван, захвативший Убуллу в 633 году, описывал ее халифу Омару как «гавань для Бахрейна, Омана, Индии и Китая». Однако с постройкой Басры роль Убуллы в морской торговле стала второстепенной. Сильно подорвал ее былое могущество и 870 год, когда город и порт были в значительной степени разрушены восставшими рабами из Африки. Путешественник XI века Насир-и Хусрау еще мог найти живые слова для ее описания, но уже при Ибн Баттуте, в XIV веке, на месте всемирно известного порта лежала заброшенная деревня.
Сираф в арабское время начал выдвигаться как крупный океанский порт. Расцвет его коммерческой деятельности относится к IX-Х векам, когда он стал одним из пунктов морской торговли с Индией и Китаем. Отсюда вывозились шелковые и хлопчатобумажные ткани, жемчуг, специи. Коммерческая навигация составляла основное занятие жителей Сирафа, которые благодаря ей были связаны со всеми остальными странами Индийского океана; из Сирафа происходило множество арабских негоциантов и морских капитанов IX-Х веков. Здесь были воздвигнуты многоэтажные дома из индийского тика, в которых жили потомственные моряки. В семействах смелых корабельщиков из поколения в поколение передавались и профессиональные секреты, и орудия производства. После разрушения Сирафа, вызванного семидневным землетрясением в 977 году, его роль в торговле с Индией и Китаем перешла к близлежащему острову Кайс (Киш), где основалась купеческая колония.
Еще Неарх — адмирал Александра Македонского, — упоминает порт Хормуз, расположенный несколько южнее Сирафа, на том же восточном берегу Персидского залива. Греки называли его ‘Armozeia, римляне — Ormus. Однако лишь арабы включили Хормуз в орбиту международной морской торговли. Отсюда началось его постепенное возвышение. В XIII столетии Хормуз представлял перевалочную базу для товаров, обращавшихся между Китаем и Индией, с одной стороны, Западной Азией и Южной Европой — с другой. В XIV–XV веках Хормуз приобрел мировую известность как первоклассный порт, связанный со всеми странами Индийского океана. Его значение основывалось не только на удобном географическом положении, но и на том, что окрестности здесь давали большое количество сельскохозяйственных продуктов и промышленного сырья. Отсюда вывозились пшеница, рожь, рис, вино, индиго, киноварь, соль, а также золото, серебро, медь, железо. «Земля — кольцо, а Хормуз — жемчужина в нем», гласила арабская поговорка. Важную статью экспорта из Хормуза составляли лошади. Именно здесь Афанасий Никитин купил коня, с которым затем, на местной «таве», переправился через море в Индию. У русского путешественника Хормуз обозначается именами «Ормуз» и «Гурмыз»; А.Н. Островский не случайно назвал одну из своих героинь Гурмыжской. Первоначальный Хормуз был выстроен на материке. С течением времени богатые портовые склады стали подвергаться нападениям монгольских кочевников, и около 1315 года правитель города Кут-баддин основал на острове Джарун, невдалеке от старого порта, Новый Хормуз, куда постепенно переместились все основные торговые операции. Современник Ахмада ибн Маджида, путешественник Абдарраззак Самарканди, посетивший знаменитый город в 1442 году, писал:
«Хормуз… это порт, не имеющий себе подобных в мире. Купцы со всех семи климатов[53] — Египта, Сирии, Малой Азии, Азербайджана, Ирака арабского и персидского, областей Фарса, Хорасана, Мавераннахра, Туркестана, Кипчацкой степи, местностей, населенных калмыками, китайских провинций, Пекина направляются в этот порт. Жители океанских побережий прибывают сюда из Китая, Явы, Бенгалии, Цейлона, подветренных областей[54], Тенассерима, Сокотры, Шахр-и нава[55], Мальдивских островов, из пределов Малабара, из Абиссинии, Занзибара, портов Виджайянагара, Кальбарга, Гузерата, Камбайи и побережий Аравии, простирающихся до Адена, Джедды, Йанбуа. Они доставляют в Хормуз все драгоценное и редкое, чьей красоте способствуют солнце, луна и дожди и что может быть перевезено морем. Путешественники стекаются сюда со всех стран н взамен привозимых ими товаров могут, не прибегая к усилиям и длительным поискам, достать себе все желаемое. Торговые сделки совершаются здесь в деньгах или в натуре.
Со всех товаров, кроме золота и серебра, таможне платят десятую часть их стоимости.
В этом городе люди всех верований, а также идолопоклонники находятся в большом количестве, и никто здесь не позволяет себе по отношению к кому-либо несправедливого действия. Потому этот город назван “обителью безопасности”. Жители Хормуза соединяют мягкий характер иракцев с хитростью индийцев»[56].
Другой современник Ахмада ибн Маджада, Афанасий Никитин, отзывается кратко:
«Ормуз — великая пристань. Люди всего света бывают в нем, есть здесь и всякий товар. Все, что на свете родится, то в Ормузе есть. Пошлина же велика, со всего берут десятину».
Однако жить «великой пристани» тогда оставалось уже считаные дни: в 1507 году город был захвачен португальцами, а в 1621 — персами. К этому времени он пришел в упадок, и на его месте был выстроен новый порт, названный в честь тогдашнего шаха Бендер-Аббасом.
Еще южнее, но уже на арабском берегу, лежал Сухар, древний оманский порт, где неизменно бросали якорь все суда, входившие в Персидский залив и выходившие из него. «Сухар — столица Омана, — говорит о нем в конце Х века географ ал-Мукаддаси. — Нет сейчас в Китайском море города более славного, чем он, — благоустроенный, населенный, красивый, здоровый, приятный, средоточие богатства, вместилище купцов, обитель плодов и злаков… Здесь удивительные рынки и восхитительные окрестности, простирающиеся вдоль морского берега. Дома тут из обожженного кирпича и тикового дерева, они высоки и дорого стоят. Есть здесь колодцы и каналы с питьевой водой, и население живет среди полного изобилия. Это преддверие Китая, сокровищница Востока и рынок Йемена».