А потом бабушка научила его заводить часы. Она объяснила, где лежит ключ и как часто необходимо взводить пружину. Но если часы остановятся, говорила она, то диббук вырвется на свободу.
А он, идиот, в это поверил!
Теперь его бесило, что когда-то он повелся на эту чушь. Страх бабушки заразил его в детстве, но сейчас он не допустит повторения подобного – сколько бы людей из «Проекта Ковчег» ни рассказывали друг другу абсурдные небылицы. Адам верил в Бога, хотел верить в загробную жизнь, но даже если допустить, что существо в ящике – не человек, то оно все равно уже мертвое. Окончательно и замечательно мертвое, как сказали бы жевуны из страны Оз.
Способно ли это взволновать? Да, черт возьми! Но он не станет бояться мертвяков – как человеческого вида, так и любого другого.
– Я понимаю их опасения, – сказал Адам, – но позвольте мне сыграть роль…
Он чуть было не произнес «…адвоката дьявола», но вовремя осекся. Такие шутки здесь не поймут.
– Кадавр очень древний. И пока мы не проведем всестороннее изучение, мы не поймем, что стало причиной его уродства. Я ни на миг не допускаю мысли, что это какое-то чудовище или демон, но те, чьи религиозные или духовные убеждения заставляют предполагать иное, разве они не понимают, что это существо мертвое? Его похоронили на склоне горы и…
– Мистер Холцер, вы не услышали меня, – перебил Зейбекчи.
В голосе обычно невозмутимого наблюдателя теперь сквозило недовольство.
– Адам, – вмешался Фейиз.
– Только не говори, что ты тоже веришь в это дерьмо.
Фейиз дернул себя за бороду.
– Я стараюсь всех успокоить. Мой дядя больше не на моей стороне, поскольку он тоже стал считать, что это – демон. Ты же помнишь, что он видел его своими глазами, в то время как бо́льшая часть копателей – нет. И я имею в виду не только турок или курдов. Не совершай ошибку, принимая нас за глупых невежественных дикарей, скачущих в тени…
– Господи, Фейиз, я когда-нибудь давал основания думать про меня так плохо? – перебил его Адам.
– Лично ты – нет. Но я достаточно хорошо знаком с западной культурой, чтобы понимать, что некоторые вещи вам внушаются с детства. Поэтому подчеркну – американцы и британцы нервничают не меньше. До недавнего времени все шло нормально, но теперь копатели только и твердят о том, что женщина из ООН взглянула на кадавра и тут же сошла с ума.
– Она уже пришла в себя, – вмешалась Каллиопа из-за камеры.
Адам посмотрел на нее с удивлением. Каллиопа никогда не разговаривала во время съемки. Если даже ее проняло, то ситуация на самом деле серьезная.
– Пока пришла, – возразил Зейбекчи. – Многие видели, что творилось с ней во время припадка. Можете представить, насколько усилились теперь страхи.
Фейиз сунул руки в карманы.
– Вам с Мериам сто́ит поговорить с людьми. А еще лучше убрать эту штуку отсюда как можно скорее.
– Именно это мы и собираемся сделать, – ответил Адам.
Краем глаза он заметил мельтешение и понял, что пошел снег. Легкий и мягко кружащийся, но все-таки снег. Предвестник надвигающейся бури.
Зейбекчи дернул плечами, зарывшись поглубже в куртку, и посмотрел назад – в глубь пещеры. Он явно мечтал поскорее спрятаться под относительно безопасную крышу ковчега. С внутренними стенами, одеялами и переносными обогревателями.
– Правительство предоставит все необходимое для ускорения работ, – объявил Зейбекчи. – Но мы бы не хотели остаться в дураках.
Адам не поверил своим ушам.
– Неужели вы тоже разделяете общие страхи?
– Отнюдь. Но если «Проект Ковчег Карги – Холцера» потерпит фиаско, это затронет все вовлеченные стороны.
– Слушайте, давайте сначала поговорим с Мериам…
Он заметил, что Каллиопа вновь сместила камеру. Затем обернулся и увидел приближающуюся к нему Мериам.
– Поговорим о чем?
Черт!
Он не хотел затевать этот разговор в присутствии других людей, особенно когда Мериам была не в лучшей форме. Она выглядела страшно усталой, с черными кругами под глазами. Вокруг Мериам тихо падал снег, и это было даже красиво. Адаму вдруг захотелось попросить ее отказаться от проекта и улететь с ним домой. Но он подавил в себе это неуместное желание.
– Наши друзья, – пояснил он, – пришли ко мне требовать, чтобы кадавра убрали отсюда немедленно.
– Не совсем «немедленно», – возразил Фейиз. – Сегодня уже слишком поздно…
– Мы работаем над этим, – ответила Мериам. – Поверьте, я хочу избавиться от этой штуки не меньше, чем вы.
– Но я не…
– Не меньше, чем любой из вас, – поправилась она. – Но меня беспокоит кое-что еще. Адам – мой партнер, но здесь я главный менеджер проекта. И я начинаю подозревать, что вы пришли к нему, чтобы избежать конфликта со мной.
Адам сузил глаза и раздраженно засопел. Казалось бы, причин для гнева не было – то, что сказала Мериам, он прекрасно знал и сам. Но то, как она это сказала, ему не понравилось. Мериам словно призналась, что считает его своим слугой. А он не был ничьим слугой!
Адам глубоко вдохнул.
«Просто неудачно выразилась, – сказал он себе. – Она не имела в виду ничего дурного».
Тем не менее губы его сжались от обиды.
– Прошу прощения, – ответил Фейиз. – Мы не хотели проявить неуважение. Просто ты выглядела такой усталой, что мы решили тебя пока не беспокоить…
– Конечно, я устала! – выпалила Мериам, и Адаму показалось, что ее губы слегка дрогнули. Но от волнения ли дрожал ее голос? – Мы все чертовски устали!
Она покачала головой и уставилась на снежинки, кружащиеся над бездной в свете догорающего дня.
– Поверь, я ужасно хочу убрать отсюда эту штуку. И могу обещать, что кадавр покинет гору сразу, как только станет возможным спустить его без повреждений. К сожалению, это означает, что спустить его мы сможем только после бури. Огромное спасибо за то, что вы сумели донести свои опасения до нашего внимания.
Зейбекчи хотел поспорить, но Фейиз похлопал его по руке, и пару секунд спустя они оба ушли внутрь ковчега. Не думая о том, успеет Каллиопа записать ее слова или нет, Мериам посмотрела в камеру и заговорила:
– Во время ужина я поговорю с каждым и обращусь к их страхам, – сказала она. – После этого пусть сами решают, оставаться им на горе до бури или нет. Насильно никого держать не будем. Лучше потерять половину команды, чем иметь дело с толпой детишек, ждущих нападения страшного монстра из темноты.
8
Уокер и отец Корнелиус заняли один грубо отесанный загон на двоих. Для Ким выделили соседнее помещение. У них имелись одеяла и тяжелые спальники, но в загонах не было дверей. Как бы холодно ни было днем, ночью становилось еще холоднее. Правда, посмотрев на то, как живут другие, Уокер понял, что они устроились не так уж и плохо. Некоторые из членов «Проекта Ковчег» строили фальшивые стены, подвешивая полиэтилен к потолочному перекрытию и прибивая его снизу гвоздями к бревнам пола. Полиэтилен хлопал и натягивался с каждым порывом ветра или тихо шелестел, когда ветер ослабевал, но никак не спасал от холода.
Только медицинский блок утеплили более качественно. Стены там были модульные, собранные из специального теплоизоляционного пластика, который, как предполагал Бен, доставили сюда вертолетом. Небольшой мобильный процедурный кабинет имел собственные пол и потолок, а также систему вентиляции. Снаружи он напоминал детский домик, выращенный неким «лучом роста», но даже этому можно было только завидовать. В комнате располагалось несколько кушеток, и Уокер был уверен, что на одной из них спал сам доктор Дайер.
– Уютно у вас, – сказал он, войдя внутрь.
Следом за ним зашел отец Корнелиус.
Доктор Дайер оторвал взгляд от ноутбука и посмотрел на гостей.
– Как она себя чувствует?
– Думаю, услуги священника пока не требуются, – ответил доктор, улыбнувшись.
Отец Корнелиус тихо рассмеялся.
– Боюсь, если задержусь здесь надолго, то они мне самому понадобятся.
Лежавшая на боку на дальней от входа кушетке Ким посмотрела на них сразу, как только они вошли. Но, кроме движения глаз, больше ничего не выдавало того, что она их заметила.
– С ней все в порядке? – спросил священник.
Доктор Дайер закрыл ноутбук и встал, сложив руки за спиной на манер всех докторов и лекторов, существовавших от начала времен.
– Сон уже проснулась, все слышит и в состоянии говорить сама за себя.
Уокер понимал отношение доктора к своей пациентке, но Дайер не видел лично, как Ким бегала через весь ковчег, крича и болтая галиматью. Тогда бы он понял их тревогу.
Уокер подошел к Ким и присел на край кушетки, развернувшись к ней лицом.
– Что вы чувствуете?
– Усталость, – ответила женщина, убрав с лица прядь волос. – И неловкость.
Отец Корнелиус остался в стороне, рядом с доктором.
– Вы нас здорово напугали, – сказал Уокер.
Лицо Ким поскучнело. Даже посуровело. И почему-то стало еще красивее. Уокер пытался не обращать на это внимания, но мысль его все равно вертелась вокруг сделанного наблюдения. Возможно, потому, что он уже встречал подобных женщин раньше? За холодной неприступностью Ким скрывались боль и страх. Эти чувства ему были хорошо знакомы. Уокер вспомнил о бывшей жене Аманде и тех страданиях, от которых он пытался ее оградить, но при этом причинив боль гораздо худшую.
– Со мной все в порядке, – ответила Ким. – Больше ничего сказать не могу. Раньше у меня уже случались панические атаки – а может, просто приступы тревоги? – но не настолько сильные.
Она говорила так монотонно, что Уокер поневоле задумался – уж не накачал ли ее доктор Дайер какими-то медикаментами? Он посмотрел в глаза Ким, увидел расширенные зрачки и решил, что, скорее всего, так и есть. Но тогда нечего удивляться тому, что она чувствовала себя здоровой.
– Говорят, скоро будет ужин, – сказал Уокер. – Вы готовы поесть?
Верхняя губа Ким дернулась. Уокер видел такое раньше – это был явный признак крайнего раздражения, но осознавала ли это сама Ким?