Мериам кивнула головой, покачнувшись всем телом.
– И за это прости, любимый. Но мне казалось, это будет несправедливо. Я не хотела привязывать тебя к умирающей женщине. Я молилась о том, чтобы диагноз не подвердился, но, когда врачи лишили меня надежды, я просто стала просить Бога о том, чтобы он позволил мне пережить еще одно приключение, а потом еще одно… «Адам и Ева покоряют планету»… Я ведь не знаю, сколько нам быть еще вместе…
Адам уставился на темные круги под ее глазами. Наконец он заметил, как остро стали проступать скулы на ее щеках, какой тонкой сделалась шея. Это не высотная болезнь, о которой она говорила ему в первое утро на горе, накануне открытия ковчега. Он что-то почувствовал тогда, но в их отношениях уже существовала напряженность, и он не стал давить. Одно за другим воспоминания проносились в его голове – те моменты, когда она спотыкалась, или чувствовала себя неважно, или казалась истощенной, – и которые Адам списывал на стресс, сопровождавший проект с самого начала.
«Как я мог этого не заметить? Как я мог не настоять на правде?»
– Но мы же партнеры, – сказал он, взяв ее лицо руками в перчатках и заставив посмотреть ему в глаза. – Мы должны все делить на двоих.
Мериам нахмурилась.
– О чем ты говоришь, Адам? Как мы могли разделить рак на двоих? Ты не обязан умирать вместе со мной…
– Да черт подери! Я знаю, что не могу разделить с тобой этот чертов рак! Но ты не должна была скрывать его от меня! В этом и есть наша главная проблема: ты не понимаешь, что такое любовь… что такое делиться с кем-то своей жизнью…
Она оторвала его руки от себя и толкнула с такой силой, что Адам упал на задницу. Затем она встала на ноги, сильно задрожав, отступила на шаг и посмотрела на него.
– Возможно, ты прав. Я действительно не понимаю, зачем нужно растворяться друг в друге без остатка. И ты знал это задолго до того, как мы решили пожениться. Мне нужен надежный партнер и союзник, а не романтический сопляк – мечта школьниц и домохозяек, не вылезающих из своих гребаных кухонь. Я не ищу свою «вторую половинку», мне на фиг не нужно дополнять себя кем-то еще. Я вполне самодостаточна, Адам. И я хотела бы, чтобы рядом со мной был такой же самодостаточный мужчина!
Адам испустил тяжелый вздох, чувствуя, как им вновь овладевает гнев. Он оттолкнулся руками от земли и поднялся на ноги.
– Теперь ты хочешь, чтобы я начал извиняться? За то, что нуждаюсь в тебе? За то, что люблю тебя? За то, что я хотел бы помочь тебе справиться с болезнью?
– А как бы ты мне помог? – спросила Мериам, почти закричав.
Она шагнула к нему, но он попятился и пошел из загона вон. Ветер метался по проходу, раскидывая снег. Из окружающих убежищ высунулись головы любопытствующих. Он узнал в них нескольких аспирантов-археологов, а также мистера Авчи. Чуть поодаль в темном проходе он увидел силуэт Фейиза, стоявшего неподвижно и глядевшего на него молчаливо. Он был похож на темного ангела, посланного Богом, чтобы все запомнить, но ни во что не вмешиваться.
«Запомнить…» – подумал он.
Камера была с ним в кармане куртки. Каллиопу нигде не было видно. Только что пережитый эпизод не войдет в фильм, и впервые Адам радовался тому, что никто ничего не снял.
– Как, черт возьми, ты бы мне помог? – крикнула Мериам, выскочив за ним в проход. – Стал бы оберегать, как какой-нибудь китайский фарфор? Запер бы в шкафу, чтобы не повредить? Да я бы померла от такой жизни в сто раз быстрее, чем на этой проклятой горе!
Возразить Адаму было нечем.
– В любом случае я бы ни за что не согласился на этот проект.
Вытерев слезы, Мериам кивнула с почти насмешливым видом.
– Я же говорила…
Она бросила взгляд в сторону наблюдавших, затем посмотрела в глубину прохода.
– Будь ты проклят, Фейиз. Видишь, что ты натворил?
Весь ковчег, казалось, мерцал от обиды и грусти, враждебно вибрируя.
– Прекрати, – сказал Адам.
Мериам еще раз вытерла слезы, лицо ее раскраснелось от гнева.
– Он не имел права выдавать чужие секреты. Это моя жизнь. Не его и даже не твоя!
Сначала Адам думал, что они медленно заражаются каким-то душевным ядом, постепенно распространяющимся вокруг. Но теперь ему стало казаться, что все намного хуже: с каждым выдохом из него выходила какая-то часть, и с каждым вдохом она заменялась чем-то другим. Постепенно он превращался в другого Адама – более злого и более… уродливого.
Как только такая мысль пришла ему в голову, он почувствовал изнутри рывок. Словно марионетку, которой он себя представлял, кто-то резко дернул за нитки.
– Нет, это моя жизнь, – ответил он, но это уже был не он. Кто-то другой говорил его голосом и шевелил губами. – Как ты можешь быть такой эгоисткой?
Кто-то из сотрудников выругался, шокированный таким заявлением. Откуда-то извне его разум наполнялся болезнью и ужасом, но Адам ничего не мог с этим поделать. Он мог только наблюдать и слушать.
Мериам расхохоталась.
– Что? Это я-то эгоистка?
Фейиз окликнул его по имени. Адам понял его предостережение, но он ничем не мог ответить.
Его ноги пришли в движение. Тело развернулось. Рука поднялась и отодвинулась назад.
Он ударил Мериам так сильно, что тело ее немного крутанулось на месте. Хлопок от удара пронесся вдоль стен эхом и затих вдали. Наступило мертвое молчание, разбавленное лишь воем ветра.
Казалось, сам ковчег затаил дыхание.
И тут что-то внутри Адама разразилось хохотом.
14
Уокер проснулся оттого, что кто-то звал его и неистово тряс. Во время сна нога выпросталась из-под толстой подкладки спальника, и теперь молния больно царапнула голень. Уокер почувствовал, как внутрь скользнул холодный воздух и обнаженная плоть покрылась гусиной кожей.
– Господи, ну что еще? – простонал он и открыл глаза.
Сердитый отец Корнелиус стоял возле него на коленях и настойчиво тряс за плечо. Позади возвышалась Полли – у самого входа. Но ее присутствие вряд ли можно было считать проблемой. Уокер оглянулся, восстанавливая в памяти события нескольких последних часов. Палатка принадлежала не ему. Тяжелый спальный мешок, несмотря на теплоту и мягкость, также был чужим. Рядом лежала Ким, закинув ему на бедро свою голую ногу. Она только-только начала просыпаться.
Увидев священника, Ким тут же закрыла глаза и пробормотала что-то по-корейски – явно молитву или ругательство. Затем скользнула в спальный мешок поглубже и натянула подкладку на голову.
– Ну хватит, – проворчал отец Корнелиус, решительно схватил за угол клапан спальника и откинул в сторону, обнажив лицо Ким и часть ее голой груди.
Ким издала возмущенный возглас.
– Отец, какого черта? – разозлился Уокер. – Я понимаю, как это выглядит, но…
– Нам плевать, как это выглядит, – отрезала Полли, отдергивая полог палатки и глядя на них троих.
– Она права. – Отец Корнелиус похлопал Уокера по плечу. – Ваши потрахушки меня меньше всего сейчас волнуют. Одевайтесь быстрее, пожалуйста.
Священник протянул руку к Полли, и она помогла ему подняться на ноги. Потерев артритное колено, он вышел вслед за ней из палатки, после чего Полли задернула полог. Уокер собрал разбросанную вокруг одежду, засунул внутрь спальника и стал быстро одеваться. Ким посмотрела на него с ужасом и спряталась вновь.
– Да ладно тебе, – сказал он.
– Вообще-то я католичка, – раздался изнутри тяжелого спальника ее приглушенный голос.
– Ты же видела его лицо. Сейчас ему вообще не до нас.
Уокер протянул Ким ее одежду. Она кивнула и стала поспешно натягивать на себя лифчик, но потом – несколько мгновений спустя – притянула Уокера к себе и поцеловала с таким чувством, что ему пришлось вырваться, чтобы перевести дыхание.
– Ты что делаешь?
Ким улыбнулась.
– Кажется, намечаются очередные темные делишки. Конечно, я заметила взгляд Корнелиуса. Но я хочу, чтобы ты узнал, именно сейчас узнал – что все было замечательно. По крайней мере до тех пор, пока нам не помешали.
Он взял ее руку и поцеловал пальцы. Она еще раз улыбнулась, отдернула руку и продолжила одеваться. Натянув ботинки и выйдя наружу, они обнаружили отца Корнелиуса и Полли, ожидающих возле палатки, которую Бен делил на двоих со священником. Полли высунулась в проход, бросила взгляд сначала в одну сторону, затем в другую, после чего кивнула.
– Надо думать, вы вычитали на дне гроба что-то такое, что не сулит нам ничего хорошего?
Отец Корнелиус выглядел так, словно ему нездоровилось. Он провел рукой по седой щетине, успевшей отрасти за последние два дня.
– Некоторые надписи – предупреждения, как на крышке и оболочке, – ответил священник. В последнее время бледность его усилилась настолько, что стала казаться серой. Он словно стал старше на пару десятков лет, по крайней мере внешне. – И я не берусь утверждать, что перевел все до конца.
– Вы перевели достаточно, – бросила Полли. – Просто расскажите им.
Священник откашлялся сухим кашлем.
– Бо́льшая часть текста, на котором лежал кадавр, – это повествование. Апокриф. Об эпохе, которая была до того, как Ной построил ковчег.
– Его в самом деле звали Ноем? – спросил Уокер.
Отец Корнелиус посмотрел на него обжигающим взглядом.
– Конечно же, нет. Но я не знаю точно, как читается его имя, и времени на догадки у меня нет. Почему бы в таком случае не звать его Ноем, верно? В данном случае речь идет о том, с чего все началось. Многие древние ученые полагали, что в ранние времена по Земле бродили демоны. Например, в «Берешит Рабба»[9] четвертого века евреи, изучая ранние версии Библии, истолковывали некоторые отрывки так, что Ной якобы взял на борт Ковчега нескольких демонов. Это всего лишь один из многих примеров древних текстов, которые определяют…
– Поверю вам на слово, – перебил его Уокер.
На самом деле он, конечно, не верил во всю эту ерунду, но почему так тревожно заколотилось сердце? Почему он стал ощущать покалывание в задней части шеи? Почему ему вдруг захотелось оказаться где угодно, но только не здесь?