– Мы выбросили амулеты, – напомнил Адам и повернулся к остальным, деликатно остановившимся в отдалении, пока ее тошнило. – Все мы. Прошло уже больше часа, но демон так и не появился. Более того… я больше не чувствую его. Знаю, что и ты тоже.
Она все еще прокручивала все это в уме, пытаясь рационально обосновать теорию Ким и Уокера. Они предположили, что дух демона был заперт внутри гроба и его битумной оболочки. Его злоба осела в битуме, сводила людей с ума, вселялась в них, заставляла убивать друг друга и впадать в отчаяние точно так же, как это случилось с людьми, которых Мериам и Адам привели в ковчег тысячи лет спустя. Адам предположил, что демон оставался инертным – вроде как впавшим в спячку – до тех пор, пока они не разбудили его, сломав оболочку вокруг гроба.
Даже остальное – о том, что демон повлиял на Оливьери и с его помощью уговорил их надеть амулеты, – казалось убедительным. В ковчеге у демона было достаточно сил для того, чтобы влиять на них напрямую и заставлять делать, что он хочет. Но здесь – вдали от места, где его останки превратились в пепел, – он еще имел возможность проявлять свое зло, но вселиться мог лишь в того, кто поддерживал с ним контакт посредством битумного осколка.
Мериам взглянула на Уокера и Ким, на бедного мистера Авчи, прижимавшего сломанную руку к телу. Мистер Авчи не нуждался в ее сочувствии. Он был еще жив. Все они – и Авчи, и Уокер, и милая умненькая Ким Сон, и даже Адам – все четверо намеревались спастись. Но Мериам, несмотря на то, что еще может ходить, в сущности, уже мертва. Мертва подобно тем, кого они оставили на снегу истекать кровью.
А они будут жить. Это они выжившие, а не она. И Мериам ненавидела их за это.
– Возможно, ты прав, – сказала она, заметив вдруг, что метель утихла. Снег еще падал, и ветер дул, но уже не так свирепо. – Хочется думать, что он уже не сможет проникнуть в нас. Но даже если так, отец Корнелиус все еще там. А также Хакан и Каллиопа, если они живы. А значит, мы не в безопасности. Пока еще.
Адам коротко кивнул. Она понимала, что он не хочет об этом слышать. Адам желает пребывать в иллюзии, что опасность миновала, но Мериам не станет ему потакать. Как бы сильно она его ни любила.
– Пошли, – сказал он.
Адам обнял ее одной рукой и стал помогать идти по тропе. Мериам хотела бы идти самостоятельно, но они оба знали, что она не сможет. Силы ее иссякли настолько, что она едва понимала, что делает. А приступ рвоты ослабил еще больше. Поэтому она оперлась о него, и больше ничего не имело значения, кроме прикосновения к ней его тела. Она хотела прожить ровно столько, сколько понадобится, чтобы Адам выбрался отсюда живым. Это был двигатель, который толкал ее вперед, и огонь, гревший изнутри, – желание убедиться, что Адам вернется домой невредимым.
– Я люблю тебя, – прохрипела она, но предательский ветер усилился и унес ее слова прочь.
– Что? – спросил он, взглянув на нее хмуро. – Ты что-то сказала?
Закашлявшись и вытерев перчаткой рот, Мериам покачала головой, показывая, что ничего важного. Надо просто двигаться дальше.
Снег продолжал падать. Ветер то усиливался, то слабел, но уже не возвращался к прежней ярости. Мериам тащилась вперед. Зрение ее туманилось все сильнее, а голова покачивалась, словно она собиралась заснуть на ходу. Прямо перед глазами и на периферии зрения танцевали черные пятна, и она понимала, что тело ее очень хочет остановиться. И упасть.
Уокер и Авчи ни на секунду не убирали оружия. Каждый раз, когда Адам останавливался и объявлял короткий привал, Мериам глядела на пистолеты и думала о том, какая от них польза этим глупцам. Пули могут разорвать плоть, но у демона не было собственной плоти. Ей показалось, что она понимает логику. Если они встретят Хакана, Каллиопу или священника и те окажутся одержимыми, то оружие сможет их остановить. Пули не убьют демона, но освободят его носителя. И если из пистолетов удастся перестрелять всех, кто еще носит битумные амулеты, то эти так называемые «выжившие» действительно смогут сбежать.
Но Мериам чувствовала, что не все так просто. Прикосновение демона оставило полость у основания черепа, и что-то ютилось там до сих пор – как беглец, прячущийся в тени переулка. В самой глубине сердца – там, где она хранила только самые драгоценные или ужасные свои секреты, – она считала, что обязана умереть. Скорее всего, ее смерть будет только к лучшему.
Она потеряла счет времени. Оно расплывалось, как ее зрение, приливало и отливало, словно ветер, и спустя некоторое число ударов сердца она вдруг моргнула и поняла, что они остановились еще на один привал. Глубоко вдохнув, она оглянулась вокруг и увидела Уокера, держащего Ким в нежных объятиях.
– Адам? – позвала она, чувствуя странное онемение. Боль почти исчезла.
Перед ней появилось его лицо, и Мериам поняла, что они сидят бок о бок на большом камне.
– Я здесь, – сказал он. – Ты еще со мной?
Такой веселый…
Но под напускной его веселостью она разглядела глубокую печаль. Он знал, что она умирает. Конечно, он знал и раньше, но теперь это стало реальностью. Даже бо́льшей реальностью, чем тот страх, который заставил их спуститься с горы.
Мериам заставила себя взбодриться. Затем потянулась к запасу воли, о существовании которого даже не знала – до того момента, когда он ей понадобился.
– Я с тобой, – ответила она. – И мы будем жить. Мы обязательно спасемся.
Адам улыбнулся. Она заметила, что снегопад утих настолько, что вокруг стало даже красиво. Небеса стали серыми, а не белыми, как раньше, и Мериам поняла, что день клонится к вечеру. Затем она увидела бугры, покрытые снегом, заметила скальные образования характерной формы и узнала очертания поляны, на которой они находились. Она поняла, где они.
– Первый Лагерь, – сказала она. – Мы смогли так далеко пройти?
– Смогли, – ответил Адам, сжав ее руку. – Но впереди еще долгий путь.
В голову пришла внезапная мысль. Она еще раз посмотрела на Уокера и Ким.
– А где?..
– Авчи пошел отлить, – немедленно ответил Адам.
Мериам почти удалось улыбнуться.
Затем раздался выстрел и крик Авчи. Все посмотрели на окраину Первого Лагеря и увидели, как из-за скалы упало тело и растянулось на земле, толкнув перед собой снег.
Следом вышел отец Корнелиус. На секунду у Мериам задрожали ноги, зрение снова затуманилось, и приглушенный кусочек сознания в глубине ее разума задался вопросом – правда ли это происходит? Она почти перестала ощущать холод, и мир вокруг нее совсем не напоминал ночной кошмар. Но слышала она как сквозь вату.
Священник перешагнул через окровавленный труп Авчи одним плавным движением, и она увидела усмешку на его лице. Затем он сорвал с себя балаклаву с курткой и пошел широким шагом прямо к Уокеру и Ким, улыбаясь так широко, что его щеки разорвались почти до ушей. Челюсть и горло были залиты кровью. Темно-алые потеки ярко выделялись на фоне падающего белого снега.
Но его взгляд был прикован к Мериам. Ухмылка, казалось, предназначалась только ей, а глаза, наряду с оранжевым огнем, светились неким знанием. Как будто у них была одна тайна на двоих.
Ей захотелось закричать. Но вместо этого она встала и пошла прямо к тому, в кого превратился отец Корнелиус. Адам схватил ее за рукав куртки и потащил назад. Мериам попыталась сопротивляться, и он повалил ее на землю.
– Ты почти не держишься на ногах. Он тебя убьет!
– Я… – начала она, но остальное произнесла только мысленно: «…умираю. Я же все равно умираю».
Но Адам уже бросился к Ким и Уокеру, оставив Мериам лежать на снегу.
Демон припал к земле. Потом поднял руку и помахал ей словно цирковой клоун ребенку в зале, показывающий, что дальнейшее представление будет предназначено только ему. Затем напрыгнул на Уокера, ударил его обоими кулаками и толкнул на снег.
Мериам могла лишь наблюдать за разворачивающимся кошмаром.
Уокер чувствовал удары по черепу, словно дикую музыку, бьющую по мозгу. Увидев священника, он замешкался. И с его стороны это было очень глупо. Старик стоял в черной рясе с белой нашивкой на воротнике, без шапки, куртки и балаклавы, спустя час после того, как они видели его в последний раз… Не было ни малейших шансов на то, что он дошел сюда без помощи демона.
И вот на Уокера обрушились кулаки. Кулаки отца Корнелиуса. Покрытые тонкой старческой кожей, с синими венками, пигментными пятнами и… ссадинами на костяшках пальцев. Нос Уокера хрустнул, ломаясь, во рту появилась кровь. Он взревел и стал биться из стороны в сторону, пытаясь вырваться. Но существо внутри священника обладало адской силой, намного превышающей возможности мускулов.
«Ад», – подумал он, когда в левый висок врезался кулак, и он почувствовал, как треснула скуловая кость. Теперь он верил в Ад. А значит, где-то там, наверху, существует и Бог, которому плевать на Уокера. Все они, умирающие на склоне горы Арарат, оказались недостойны его внимания.
Еще один удар. С правой стороны, сломавший верхний резец.
«Бог, ты все-таки козел», – произнес он мысленно.
Закряхтев, он дернул рукой, развернул пистолет и спустил курок. После широко раскатившегося выстрела ухмылка стерлась с лица Корнелиуса. Оранжевый блеск в его глазах ярко вспыхнул, он зарычал и обхватил горло Уокера обеими руками, словно решив, что время игр закончилось и пора приступать к убийству.
Секунды. На все эти удары и мысли, пронесшиеся в голове, ушли считаные секунды.
В глазах Уокера потемнело. Огни в голове постепенно гасли.
Затем он услышал крики на два голоса, и один из этих голосов принадлежал Ким Сон. Хватка демона ослабла. Уокер моргнул. Зрение прояснилось достаточно, чтобы увидеть, как Ким и Адам борются с отцом Корнелиусом. Адам обхватил рукой горло священника и стал тянуть назад, пытаясь оторвать его от Уокера. Ким держала Корнелиуса за левую кисть и силилась оттащить, ногтями свободной руки царапая глаза.
Затем она убрала руку от его лица, потянулась к поясу и выхватила ледоруб. Металл влажно блеснул, когда она размахнулась и воткнула стальной клюв священнику под ребра. С присвистом и хрипом отец Корнелиус отшатнулся назад. Адам толкнул его, и священник скатился по земле с ледорубом, все еще торчащим из левого бока.